Прасковья [СИ] - Авдеенко Александра - Страница 2
- Предыдущая
- 2/101
- Следующая
— Ну что же, милая, у нас почти получилось. В ближайшие годы в человечьем обличии ты можешь находиться только тогда, когда последний солнечный луч скроется за горизонтом и с первыми лучами солнца, опять будешь становиться кошкой. На большее сил моих не хватило. Извини. В год твоего совершеннолетия тебе придется от меня уйти и до следующего дня рождения найти того единственного, кто снимет твое проклятие, иначе останешься на всю жизнь кошкой.
— Ба, а что же мне дальше делать-то? Как же я жить теперь буду? А отец с мамой? Они как? — по щеке скатилась одинокая слезинка.
— Вспомнила, да? А о чем ты думала, когда в сундук тот лезла? В общем, так: учить я тебя буду вечерами, когда ты в человечьем облике и сможешь задавать вопросы. К матери и отцу ты не вернешься, нечего им нежную родительскую психику травмировать, деткой хвостатою. Матери твоей я расскажу правду частично, а вот с отцом тяжелее будет, нужно будет придумывать что-то. Жить будешь тут. Днем будешь бегать в кошачьем обличье. Со двора ни ногой без меня. После заката буду учить в травах разбираться и зелья варить. А еще твоя матушка привезет книги по школьной программе, будем заниматься, чтоб ты совсем неучем не осталась.
С первыми лучами солнца я опять стала черной кошкой.
Глава 2
Первое время было тяжело привыкать к кошачьему телу, путалась в лапах, а хвост вообще попу к земле оттягивал, вследствие чего перебила бабуле несколько крынок, в которых хранилась сметана. В человечьем обличии молоко и сметану терпеть не могла, а вот в кошачьем, аж лапы от нетерпения тряслись, так хотелось засунуть усатую мордочку в сметану и не отходить прока все не съем. Вот только лапы у меня разъезжались, да и хвостом зацепиться было не за что, вот крынки и бились. Было и несколько курьезов, особенно, когда я столкнулась первый раз с мышами. Ну, испугалась я и сильно драпанула от бедной мышки по занавеске под потолок и там зависла. Никакие уговоры бабули слезть меня не заставили. И аргумент, что я кошка и вроде как должна этих самых мышей ловить, на меня не подействовал. Я продолжала с сумасшедшим выражением на усатой морде раскачиваться под потолком пока бабуля не взяла стул и не сняла меня. Не менее веселым было мое знакомство в новом обличии с соседями и с их живностью, особенно с Барсиком, на котором, я скачки с препятствиями устраивала.
Бедный пес, когда меня увидел и унюхал (все бедняга не мог соотнести мой запах и новое тело), забился в будку и не хотел оттуда вылезать. А я с гордым и независимым видом перед самым его носом прогуливалась, держа хвост пистолетом. Видя все это, наша соседка Никитична просто взбеленилась:
— Настасья! Ты посмотри, что твоя кошка-поганка вытворяет, загнала моего пса в будку и не выпускат, кто мне дом сторожить будет? А? Я тебя спрашиваю! — грозно потрясла она кулаками. — Иш, что удумали, ироды. Ты была ведьмой нормальной, а теперь кота черного завела, бесовского, о гладь, глядь, на меня глазюками зелеными так и зыркат, так и зыркат, пакость мелкая, тху.
— Уймись, Никитична, никто твоему псу ничего не сделает. И вовсе это не кот, а кошечка, еще совсем молоденькая, почти котенок.
— А откель она у тебя взялась? Вроде учора никого хвостатого у тебя во дворе не видела, — подозрительно спросила Никитична.
— Дочь вечером приезжала, Параску забрала, а вот котенка оставила, чтобы мне не так скучно было.
— А чего это забрала? Ведь и недели не прошло, как Прасковья приехала?
— Да появилась возможность ее в летний лагерь на берегу моря отправить, вот Ольга и примчалась вчера, как только смогла, — сказала бабуля. — А кошечка мне и правда нравится, смотри какая хорошенькая.
Бабка взяла меня на руки, погладила и поднесла к лицу Никитичны, чтобы та лучше рассмотрела. Зря она это сделала. Ну, кто же знал, что у Никитичны аллергия на кошачью шерсть, а у меня на Никитичну. Обе начали чихать почти одновременно, а соседка еще и вопить благим матом. Бабуля по быстрому слиняла с соседского двора и запретила мне высовываться за забор под страхом порки.
Днем бабуля работала по хозяйству и собирала травы. Я ей в этом активно помогала. Здесь пригодился мой обострившийся нюх. Некоторые травки было очень тяжело найти, а вот унюхать — милое дело. Вот бабуля меня для этого и приспособила. Давала понюхать такую травку и приказывала "ищи"! Первое время я обижалась на такое отношение, я же не свинья, которую натаскивают на поиски трюфелей, а потом привыкла и даже с азартом стала эти травки и корешки выискивать. А когда поняла, для чего они могут быть нужны и где их можно применить, энтузиазм возрос многократно.
А вот вечерами после захода солнца начинались мои мучения. Меня заставляли учить разные названия трав, их свойства и способы применения. За неправильные ответы бабуля устроила жуткую выволочку.
— Слушай ты, неуч, ты понимаешь, зачем я в тебя эти знания впихиваю? Чего молчишь?
— Ну, понимаю, — сказала я.
— Зачем?
— Чтоб я знала, — я тихо шморгнула носом.
— Что знала?
— Ну, это… как людей лечить.
— Правильно. А что будет если в эту настойку положить то, что ты предлагаешь — тысячелистник с бессмертником песчаным?
— Ну, ничего, — я стояла уже малиновая, но вину за невыученный урок признать так и не могла.
— Ладно, добавляй, — бабуля вдруг как-то успокоилась, взгляд ее сделался очень хитрым.
Я аж икнула от неожиданности, так как приготовилась к долгим и нудным нотациям, но травку добавила.
— А теперь пей. Пей-пей, что ты на меня так смотришь, ты же говорила, что с пациентом ничего не будет? Вот и с тобой, если ты все правильно сделала, ничего не будет…
Руки у меня тряслись, и я судорожно вспоминала, а все ли 27 трав нужны в равной пропорции или нет? И поняла, что ничего не помню. Бабка на меня насмешливо смотрела и ждала, пока я выпью настойку, я вдруг отчетливо поняла, что отвертеться мне не удастся. Горечь обожгла мне язык. Настойка была на редкость противная.
— Ну, вот и хорошо милая, все хорошо, понос — это не страшно. Денька два, удобришь Никитичне каждый куст, зато потом побоишься, что-то сделать неправильно.
Следующие два дня прошли как в том анекдоте:
— Доктор у меня кашель
— Больной я излечу вас от кашля настойкой для поноса,
— Доктор, а что поможет?
— Ну конечно, батенька, Вы даже чихать не будете.
Вот и я не чихала. С таким поносом мне даже аллергия на Никитичну страшна не была. Я действительно удобрила у нее все кустики. Когда ветер дул в нашу сторону, по двору разносилось непередаваемое амбре. А уж что творилось на соседском участке… ну никак кроме как актом терроризма и качественной диверсией это назвать нельзя было.
Старушка передвигалась по двору как по минному полю: на цыпочках, опираясь на клюку и как на болоте прощупывая каждый следующий шаг… потонет — не потонет.
Лицо у нее было замотано платком как у араба, на голове накручено, лицо обернуто, видны одни лишь круглые глаза. После этого вредная старушенция меня уже не цепляла.
Вот так мы и жили. Днем я старалась отоспаться и особо не светить своей черной шерсткой по селу, а вечерами грызла гранит науки травоведения. У меня даже что-то начало получаться, что не могло не радовать, ибо еще один теракт соседка бы не пережила. Периодически звонила мама на мобильный, днем бабуля просто отбрехивалась, что я на речке или разоряю очередной соседский огород, и телефон не взяла, чтобы не потерять. А вот вечерами, меня уже ничего не могло спасти от маминых причитаний и нотаций. Бабуля все никак не могла созреть рассказать ей, что у нас произошло. Так и тянула до ее приезда.
Случилось это недели через две после моего превращения. В воскресенье утром, когда я еще блаженно спала, подрагивая во сне лапами и никакие вопли петухов, и топот мышей меня не беспокоили, прямо над ухом раздался голос мамы:
— Привет, а где Прасковья? Что уже умудрилась сбежать с мальчишками в лес?
- Предыдущая
- 2/101
- Следующая