Тривейн - Ладлэм Роберт - Страница 5
- Предыдущая
- 5/113
- Следующая
Тривейн ласково засмеялся и, прихватив все ту же банку пива, сел в стоявшее рядом с Филис кресло.
– Как я люблю тебя за твою очаровательную новоанглийскую простоту, – сказал он. – Вместе с этим купальником!
– Мне кажется, – заметила Филис, – что ты слишком много двигаешься, дорогой. Эти «мысли на ходу» тебя не утомили?
– Нет... Я не задумывался...
– Тогда ответь: почему председатель подкомитета должен стать изгоем?
– Потому что бардак имеет давнюю природу и весьма широко распространен. И для того, чтобы сделать работу подкомитета хоть сколько-нибудь эффективной, в него намерены пригласить очень многих персон, большинство из которых весьма известны в нашей стране. А вот работать там придется, постоянно испытывая чувство страха. Почему? Объясню. Когда вы начинаете говорить о монополиях, вы не просто имеете в виду влиятельных людей, которые крутятся вокруг акций. Вы грозите безработицей тысячам – тем, которые полностью находятся во власти монополий. И что в результате? В результате происходит подмена вашей деятельности на совершенно противоположную, а она, плюс ко всему, болезненно сказывается на окружающих... Вот и все!
– Боже мой! – Филис встала. – Мне кажется, Энди, ты много над этим думал...
– Да, – согласился Тривейн. – Думал много, но ничего не делал!
Эндрю тоже встал и, подойдя к столику, погасил в пепельнице сигарету.
– Откровенно говоря, – продолжал он, – меня удивляет таинственность вокруг всего этого. Обычно о начале работы комиссий и комитетов по расследованию – называй их как хочешь – трубят на каждом перекрестке, ее комментируют всюду, от туалета в сенате до столовой в Белом доме, а уж потом их деятельность благополучно спускают на тормозах. На этот раз все по-другому. Хотел бы я знать почему...
– Спроси у Фрэнка Болдвина.
– Этого я как раз и не хочу делать!
– Но ведь ты стольким обязан ему, Энди! А как ты думаешь, почему он выбрал именно тебя?
Тривейн подошел к балюстраде и задумчиво посмотрел на залив.
– Все дело в том, Филис, – ответил он, – что Болдвин знает: у меня есть опыт в таких делах. Я уже общался с ребятами, заключающими договоры от имени правительства, я уже выступал в печати с критикой злоупотреблений и соглашений. Фрэнку это хорошо известно. Но главное, видимо, в том, что он прекрасно знает о той ненависти, которую я испытываю ко всякого рода махинаторам. Они погубили много хороших парней, и одного из них мы с тобой помним... Не так ли, Филис?
Тривейн повернулся и посмотрел на жену.
– Сейчас им со мной не справиться. Я боюсь только одного: потерять время...
– Мне кажется, ты уже все решил, Эндрю... Тривейн закурил вторую сигарету и так и остался стоять, прислонившись к стене, скрестив на груди руки.
– Да, это так, – проговорил он, пристально глядя на Филис. – Именно поэтому я избегаю Фрэнка...
Тривейн вяло ковырял вилкой омлет, совершенно забыв о нем, и слушал сидевшего напротив Франклина Болдвина, с которым он и пришел в эту банковскую столовую.
– Дело скоро будет окончено, – оживленно говорил старый джентльмен Тривейну, – и ты это хорошо знаешь, Эндрю. Ничто уже не может нам помешать! Мне нужен человек, который смог бы заняться этим делом. Лучшей кандидатуры, чем ты, не найти. И комиссия придерживается того же мнения!
– А почему вы так уверены в том, что я справлюсь? – спросил Тривейн. – У меня, например, такой уверенности нет... Сенат только кричит об экономике, и так будет всегда. По крайней мере, до тех пор, пока не отвергнут какой-нибудь блестящий проект или не закроют самолетостроительный завод. Тогда все неожиданно смолкнут!
– На сей раз все будет по-другому, Эндрю! Поверь, если бы я думал иначе, то никогда бы за это не взялся!
– Пока это только ваше мнение, Фрэнк, – ответил Тривейн. – Но ведь должно быть и еще кое-что...
Болдвин снял тяжелые, в стальной оправе очки и положил их рядом с тарелкой. Потом несколько раз моргнул и осторожно помассировал свою патрицианскую переносицу. Невесело усмехнувшись, сказал:
– Конечно, должно, Эндрю... Твои слова лишний раз убеждают меня в твоей проницательности. Что ж, назовем это наследием двух стариков, чья деятельность, как и деятельность их предков, принесла немало полезного той стране, в которой мы живем. Да, смело можно сказать, что мы много сделали, и награда была более чем достаточной...
– Боюсь, что не понимаю вас...
– Конечно, не понимаешь. Видишь ли, с Уильямом Хиллом мы знаем друг друга с детства...
– С послом Хиллом?
– Именно... Не стану утомлять тебя рассказами о всей эксцентричности наших отношений, во всяком случае сегодня. Достаточно сказать, что мы не выносим друг друга многие годы. Думаю также, что не я был тому виной... Комиссия по обороне и подкомитет – наша идея. Мы хотим видеть их работающими, и мы достаточно сильны, чтобы уже сейчас обеспечить такую работу. Более того, это должна быть работа, к которой станут относиться с уважением...
– И чего вы думаете добиться?
– Правды... Той самой правды, в которую верим и которая только одна и должна существовать! Страна имеет право знать правду, и не беда, если она кого-то заденет: ведь чтобы лечить болезнь, нужно поставить верный диагноз. Не какие-то бессвязные ярлыки, которые навешивают все эти самоуверенные фанатики, не репрессивный надзор, которого требуют недовольные, а правда, Эндрю! Только правда... Это будет нашим даром стране – моим и Билли. Возможно, даже последним...
Тривейну захотелось встать: старый джентльмен собирался сделать то, о чем он сам столько думал. И, судя по всему, он уже расставил точки над "и".
– А каким образом комитет сможет сделать то, о чем вы говорите? – спросил он. – Другие ведь тоже пробовали, да только мало что получилось!
– Надеюсь, Эндрю, что с твоей помощью он будет вне политики и коррупции...
Болдвин надел очки и взглянул на Тривейна. Взгляд его старческих глаз гипнотизировал Эндрю.
– Важно, что ты не республиканец и не демократ, не либерал и не консерватор, – продолжал Болдвин. – Обе партии пытались заполучить тебя, но ты отказал обеим. Ты ни в чем не нуждаешься, и тебе нечего терять. Тебе будут верить. А это самое главное... Мы ведь совсем другой тип людей: не признаем компромиссов, идем на конфликт там, где другие отмалчиваются. И нам нужна вера в правду...
– Но ведь Пентагон и те, кто с ним связан, сами будут контролировать деятельность подкомитета, – возразил Тривейн. – Во всяком случае, так было до сих пор. Кто сможет бороться с этим?
– Президент!.. Он обещал. Он хороший парень, Эндрю...
– И надо мною никто не будет стоять?
– Никто, даже я. Ты будешь принадлежать только самому себе.
– И я смогу сам подобрать штат? Никого не будут навязывать?
– Составь мне список тех, кто тебе нужен. Я должен знать этих людей...
– Я назову их, как только подберу... Думаю, что необходимо наше сотрудничество...
Последние два вопроса, беспокоившие Тривейна, он изложил в утвердительной форме, заранее зная, какой получит ответ.
– Это я тебе обещаю, – услышал он то, что надеялся услышать.
– И все-таки я не хочу заниматься этой работой, Фрэнк!
– Но ты должен! – заявил Франклин Болдвин.
– Я уже говорил Филис о том, как вы умеете убеждать, Фрэнк. Именно поэтому я и избегал вас...
– Никто не может избежать того, что ему предназначено. Рано или поздно наступает момент, когда приходится выбирать... Знаешь, чье это выражение?
– Похоже на древнееврейское...
– Нет, но близко. Средиземноморское. Марк Аврелий... Много ты видел банкиров, которые читали Марка Аврелия?
– Сотни! Правда, все они думают, что это название общественного фонда...
Глава 3
Стивен Тривейн стоял у роскошной витрины. Ее мягкий свет подчеркивал царящую в магазине атмосферу спокойного и уверенного в себе богатства, к которому стремились все жители Гринвича. Взглянув на манекены в твидовых пиджаках и серых слаксах, Стивен перевел взгляд на себя: поношенные джинсы фирмы «Левис», грязные туфли, пуговица на вельветовой куртке вот-вот отлетит.
- Предыдущая
- 5/113
- Следующая
