Рукопись Ченселора - Ладлэм Роберт - Страница 36
- Предыдущая
- 36/120
- Следующая
Кончились напитки.
– Еще по одной? – спросил Ченселор, показав на стакан.
– О нет! Я только что сделала орфографическую ошибку в местоимении «он».
– А вы, когда стенографируете, разве пишете местоимения?
– Конечно, нет. Но это опять же подтверждает, что с меня довольно.
– Где вы обедаете?
– У меня деловое свидание, – поколебавшись, сказала Филлис.
– Я вам не верю.
– Почему же?
– Вы ни разу не посмотрели на часы. Такие организованные женщины, как вы, если у них назначена деловая встреча, внимательно следят за временем.
– Все женщины разные, молодой человек.
– Во сколько вы должны там быть? – спросил Питер и, протянув через стол руку, закрыл ладонью часы Филлис.
Она мгновенно напряглась от его прикосновения, но взяла себя в руки и вернулась к прежнему игривому тону:
– Это нечестно.
– Ну, так во сколько?
– В половине девятого, – с улыбкой сказала Филлис.
– Тогда забудьте об этой встрече, – заметил Питер, снимая руку. – Тот человек давно ушел, потому что сейчас уже десять минут десятого. Придется вам обедать со мной.
– Вы неисправимы.
– Пообедаем здесь, идет?
– Хорошо, – не без колебаний согласилась Филлис.
– А может, вы хотите пойти в другое место?
– Нет-нет, здесь очень хорошо.
– Да и, наверное, нет особой разницы, – ухмыльнулся Питер, делая знак официантке, чтобы она снова наполнила бокалы. – Знаю-знаю, я неисправим. Разрешите теперь мне задать вам пару вопросов? Ведь вы знаете Вашингтон лучше, чем кто-либо другой.
– А где же ваш блокнот? – перебила его Филлис, убирая записную книжку в сумочку.
– У меня в голове диктофон.
– А что, собственно, вы хотите знать?
– Расскажите мне о Гувере.
При этом имени глаза Филлис гневно сузились, но, когда Питер пригляделся, ему показалось, что в них горел не только гнев.
– Это чудовище. Я говорю плохо о покойнике, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.
– Неужели о нем нельзя сказать ничего хорошего?
– Не могу припомнить такого, а я в Вашингтоне уже шестнадцать лет. Не было года, чтобы он не сожрал какого-нибудь замечательного человека.
– Однако вы слишком категоричны.
– Такого я о нем мнения. Я презираю его, потому что видела, что он вытворял. Этот человек являлся олицетворением террора. Многое из того, что он сделал, хранится в тайне и, я думаю, вряд ли когда-нибудь станет известным.
– Почему?
– ФБР защитит его память… Он был монархом. Наследники не позволят очернить своего идола. Они боятся цепной реакции, которая наверняка смела бы их самих. У них есть основания для таких опасений.
– Как же они могут помешать разоблачению Гувера?
Филлис рассмеялась:
– Не как могут, а как уже помешали. Для этого существуют печи, дорогой. Маленькие человечки-роботы в черных костюмах обшарили все это чертово бюро и каждую бумажку, которая могла бы причинить хоть какой-нибудь вред их умершему прародителю, сожгли. Они же хотят канонизировать его, и тогда все пойдет своим чередом. Это лучший способ обезопасить себя.
– Вы в этом уверены?
– Говорят, что не успело тело Гувера остыть, как в доме появился Клайд – его правая рука. Вместе со своими помощниками он обшарил все комнаты. При них была портативная машина для уничтожения бумаг.
– Вы имеете в виду Клайда Толсона?
– Его самого. А то, что не сожгли, они припрятали.
– Есть свидетели?
– Думаю, есть. – Филлис замолчала.
К столу подошла официантка и, убрав пустые бокалы, поставила виски.
– Я хотел бы заказать обеденный столик в ресторане, – попросил ее Питер.
– Не беспокойтесь, все будет сделано, – ответила официантка.
– Пожалуйста, на имя…
– Я знаю, сэр. На имя мисс Максвелл.
Официантка ушла.
– Я потрясен, – сказал Ченселор.
Филлис Максвелл не скрывала своего удовлетворения.
– Прошу вас, продолжайте. Так кто же свидетели?
Филлис ничего не ответила. Задумавшись над чем-то, она низко склонилась над столом, и от этого ее движения в глубоком вырезе блузы округлилась поднявшаяся грудь. Питер довольно откровенно любовался открывшейся ему картиной, но собеседница, казалось, не обращала на это никакого внимания.
– Вы ведь сказали, что работаете над книгой о Гувере, не так ли?
– Не о самом Гувере. Однако его образ займет в романе заметное место, поэтому мне хотелось бы услышать о нем как можно больше. Расскажите все, что знаете. Потом я объясню вам, зачем мне это надо. Обещаю.
Филлис начала свое повествование в баре и продолжила за обедом. Это был гневный рассказ. Ее негодование объяснялось еще и тем, что, зная о многих преступлениях Гувера, она ни разу не смогла выступить с разоблачениями, потому что не располагала никакими доказательствами. Их просто не существовало, этих доказательств, хотя все было правдой.
Филлис упомянула о сенаторах, конгрессменах и членах правительства, которые либо ходили перед Гувером на цыпочках и плясали под его дудку, либо навлекали на себя его гнев. Она рассказала о том, как сильные, влиятельные люди хранили молчание, хотя им самим это было отвратительно. Она видела, как они рыдали от бессилия, но рта так и не раскрывали. Филлис подробно описала поведение Гувера во время убийства обоих Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Оно было просто неприличным – настолько откровенно он радовался. Ответственность ФБР за эти преступления, конечно, всячески отрицалась.
Журналисты убеждены, что Гувер скрыл от комиссии Уоррена дискредитирующую определенные круги информацию и это не могло не повлиять на результаты расследования. Бог знает, что это была за информация. Если бы не вмешательство ФБР, оценка событий, происшедших в Далласе, Лос-Анджелесе и Мемфисе, наверное, оказалась бы совершенно иной. Но какой именно – этого мы, вероятно, никогда не узнаем.
Филлис рассказала о том, как по указанию Гувера использовались электронные средства подслушивания и записывались на пленку телефонные разговоры. По ее словам, методы Гувера ничем не отличались от гестаповских. Никто ни от чего не был застрахован. Своих врагов, не только действительных, но и потенциальных, он держал в постоянном страхе. Пленки с записями подслушанных разговоров разрезались на куски и соответствующим образом редактировались. Людей обвиняли черт знает в чем только на основании малейших слухов или инсинуаций. Между отдаленными, не имеющими ничего общего событиями искусственно устанавливали связь и тоже использовали их как якобы неопровержимые улики. Шли на прямой подлог, подтасовывали факты. Журналистка говорила, и в словах ее звучали отвращение и ярость.
За обедом Филлис пила вино. Перед тем как окончательно встать из-за стола, она выпила еще и бренди. Закончив свой рассказ, она усилием воли заставила себя улыбнуться. В какой-то степени гнев нейтрализовал действие алкоголя, и хотя ее нельзя было назвать абсолютно трезвой, она вполне владела собой.
– Теперь ваша очередь. Вы обещали поделиться вашими творческими планами, а я – никому не рассказывать о них. Так над чем вы сейчас работаете? Это будет еще один «Контрудар!»?
– Пожалуй, определенное сходство есть. Я намереваюсь построить сюжет будущей книги на предположении, что Гувера убили.
– Потрясающе, но неправдоподобно. Кто посмел бы это сделать?
– Кто-то, кто имел доступ к личным архивам директора. Именно поэтому я и допытывался у вас, видел ли кто-нибудь, как уничтожали его бумаги, присутствовал ли кто-нибудь при этом.
Филлис сидела ошеломленная и не отрываясь смотрела на Питера:
– А если они так и не были уничтожены…
– Как раз из этого я и собираюсь исходить.
– Что вы имеете в виду? – сдавленным голосом и почему-то вдруг сдержанно спросила Максвелл.
– Я представил себе такую ситуацию: кто-то убивает Гувера, чтобы завладеть его досье. Теперь этот «кто-то» получил возможность так же шантажировать людей, как делал это директор ФБР. Самым влиятельным гражданам он диктовал свою волю, заставляя их выполнять то, что ему нужно. Так, например, Гувер обожал копаться в донесениях, раскрывающих самые интимные стороны жизни человека. Секс был его основным оружием, и, надо сказать, очень результативным. Думаю, что те, кто унаследовал досье, также будут часто прибегать к этому средству шантажа, простому и в то же время эффективному.
- Предыдущая
- 36/120
- Следующая
