Протокол «Сигма» - Ладлэм Роберт - Страница 34

• Предыдущая
• 34/167
• Следующая

– На что я могу рассчитывать при токсикологическом анализе?

– Стандартный токсикологический анализ нацелен прежде всего на выявление наркотиков. Опиатов, синтетических опиатов, морфия, кокаина, ЛСД, дарвона, фенилциклидина, амфетамина, бензодиазепинов… э-э-э… валиума и… и барбитуратов. Иногда еще трициклических антидепрессантов. Просите, чтобы вам сделали полный токсикологический анализ, плюс все остальные. Хлоралгидрат в стандартный тест не входит, закажите его. И еще плацидил, старый снотворный препарат. Тест на барбитураты, снотворные. Чрезвычайно трудно обнаружить фентанил. Фосфорорганические инсектициды. Диметилсульфоксид… его применяют ветеринары для лошадей. Постарайтесь придумать как можно больше. Мне кажется, что будут сделаны ГХ и МС.

– Я не знаю. А что это такое?

– Газовая хроматография и масс-спектрометрия. Это золотой стандарт. Вы находитесь в очень глухой дыре?

– В городе. Честно говоря, это в Канаде.

– О, Конная полиция! Их криминалистические лаборатории куда лучше наших. Только не ссылайтесь на меня. И еще – удостоверьтесь в том, что они проверяют местную воду на предмет примесей, которые могли бы исказить токсикологическую картину. Вы сказали, что тело забальзамировано, не так ли? Позаботьтесь, чтобы они получили образец жидкости для бальзамирования и исключили ее при анализе. Попросите сделать полный токсикологический анализ телесных веществ: кровь, ткани, волосы. Некоторые протеины растворяются в жировых тканях. Кокаин откладывается в сердечной ткани, держите это в памяти. А печень это вообще губка.

– И сколько же времени потребуется на все эти анализы?

– Недели. А может быть, месяцы.

– Это невозможно. – Нервный подъем, владевший ею на всем протяжении разговора, внезапно пропал, сменившись стремительно нарастающей подавленностью.

– Но, увы, это так. Только вам ведь может и повезти. И тогда месяцы обернутся одним днем. И все же если вы не знаете точно, какой яд ищете, то нельзя исключить и того, что вам вообще не удастся его найти.

– Все говорит за то, что смерть была естественной, – объявил Хиггинс, когда Анна вернулась в лабораторию. – Вероятно, он страдал аритмией. Видно, что у него был атеросклероз. Заметен рубец от старого инфаркта.

Кожа верхней части лица Мэйлхота была завернута вниз, словно латексная маска. Череп был вскрыт, и наружу торчала розовая изборожденная морщинами поверхность мозга. Анне показалось, что она сейчас упадет в обморок. Она увидела лежащее на лабораторных весах легкое.

– И сколько же оно весит? – спросила она, как можно неторопливее и спокойнее, отвернувшись от обезображенного трупа.

Хиггинс улыбнулся, видимо желая дать понять, что оценил ее выдержку.

– Немного. Двести сорок граммов. Без застойных явлений.

– Значит, смерть наступила быстро. Так что мы можем исключить депрессанты центральной нервной системы.

– Я вам уже сказал, что это больше всего похоже на сердечный приступ. – Было заметно, что запасы терпения Хиггинса подходят к концу.

Раскрыв записную книжку, Анна сказала патологоанатому, какие нужно сделать токсикологические анализы. Эксперт уставился на нее, как будто не верил своим ушам.

– А вы хотя бы имеете представление о том, сколько это будет стоить?

Она вздохнула.

– Полагаю, что эта сумма не разорит американское правительство до конца. Я должна проделать все это полностью. Если я не обнаружу каких-то свидетельств сейчас, то, вероятно, не найду их уже никогда. А теперь я должна попросить вас о большой любезности.

Судебно-медицинский эксперт пристально посмотрел на Анну. Она чувствовала, что он всерьез раздражен.

– Я хочу попросить вас снять кожу с трупа.

– Вы меня разыгрываете, что ли?

– Ни в малейшей степени.

– Позволю себе напомнить вам, агент Наварро, что вдова планировала обычные похороны в открытом гробу.

– Но ведь при этом остаются на виду только руки и лицо, верно? – Снять кожу означало удалить кожный покров как можно более крупными кусками, которые можно при необходимости снова сшить вместе. Этот метод позволял исследовать подкожный слой. Иногда это был единственный путь, позволяющий обнаружить следы инъекции. – Конечно, если вы не возражаете, – добавила Анна. – Я ведь всего-навсего заезжий гастролер.

Хиггинс ярко покраснел и, не ответив ни слова, повернулся к трупу и, слишком яростно нажимая на скальпель, принялся удалять кожу.

Анна почувствовала, что у нее кружится голова, и снова со страхом подумала, что может упасть в обморок. Поэтому она вышла из морга в коридор и решила поискать туалет. К ней подошел Рон Арсено, державший в руках огромную кружку с кофе.

– Ну, что, мы все еще роемся в кишках и перебираем кости? – осведомился он; по-видимому, к нему полностью вернулось хорошее настроение.

– Еще хуже. Мы снимаем кожу.

– Вы никак не хотите отказаться от своего намерения?

– Я всего лишь намереваюсь посетить комнату для девочек.

Арсено скептически сморщился.

– По-моему, нам здесь ничего не светит.

Анна лишь нахмурилась и покачала головой.

– Неужели вы, янки, не верите в старость? – в свою очередь покачав головой, спросил канадец.

– Я сейчас вернусь, – холодно ответила Анна.

Она вымыла лицо холодной водой из-под крана и только после этого заметила, что тут не было бумажных полотенец, а лишь одна сушилка для рук из тех, которые никогда и нигде не работали. Негромко застонав, она зашла в кабинку, отмотала от рулона длинную полосу туалетной бумаги и вытерла ею лицо, оставив на коже многочисленные белые хлопья. После этого она осмотрела себя в зеркале, обратив внимание на темные полукружья под глазами, тщательно обобрала клочки туалетной бумаги, поправила косметику и вернулась к Арсено, чувствуя себя освеженной.

– Он вас спрашивал, – возбужденно сообщил ей канадец.

Хиггинс держал в руке желтый кусок кожи, площадью примерно три на три дюйма, вид у него был такой, словно он был охотником и демонстрировал редчайший трофей.

– Вам повезло, что я решил обработать еще и руки, – заявил он. – Директор похоронной компании, конечно, захочет оторвать мне голову, но, полагаю, у них найдется какая-нибудь косметика, чтобы замаскировать поврежденное место.

– Что это такое? – спросила Анна, ощущая, что ее сердце забилось вдвое быстрее.

– Тыльная сторона кисти руки. Abductor pollucis, короткая разгибающая мышца большого пальца. Посмотрите-ка сюда.

Анна подошла поближе – Арсено перегнулся через ее плечо, – но ничего не увидела. Хиггинс взял со стола лупу.

– Видите это маленькое лилово-красное пятно с полдюйма в поперечнике? Немного похожее на ожог?

– Ну, и?..

– Это и есть ваш след от укола. Можете мне поверить, ни один врач и ни одна, даже самая неопытная медсестра никогда в жизни не станет делать укол в это место. Так что в конце концов вы все же что-то нашли.

Макс Хартман сидел в кожаном кресле с высокой спинкой в заставленной книгами библиотеке, где обычно принимал посетителей. «Странно, – подумал Бен, – что отец решил укрыться за барьером – своим огромным столом из красного дерева с обтянутой кожей столешницей – даже при встрече с собственным сыном».

В громоздком кресле старик, некогда высокий и сильный, казался высохшим, походил чуть ли не на гнома, и это, конечно, был не тот эффект, на который он рассчитывал. Бен сидел на кожаном стуле по другую сторону стола.

– Когда ты позвонил, мне показалось, что ты хочешь что-то обсудить со мной, – сказал Макс.

Он говорил с ярко выраженным средне-атлантическим произношением; немецкий можно было уловить, только специально очень внимательно прислушиваясь. Вскоре после прибытия в Америку молодой Макс Хартман стал брать уроки языка и ораторского искусства, как будто хотел таким образом стереть все следы своего прошлого.

• Предыдущая
• 34/167
• Следующая