Патрульные Апокалипсиса - Ладлэм Роберт - Страница 17

• Предыдущая
• 17/166
• Следующая

Внезапно в освещенном солнцем конце проулка возник силуэт. Жан-Пьер, поднявшись с колен, увидел, что это мужчина такого же роста, как он.

– Почему ты расспрашиваешь про старика Жоделя? – спросил незнакомец.

– Мне надо найти его, мсье, – ответил Виллье дрожащим, хриплым голосом. – Он мне должен, понимаете, и я ищу его уже три дня.

– Боюсь, ты ничего не получишь. Ты что, газет не читал?

– С чего это мне тратиться на газеты? А посмотреть комиксы и посмеяться я могу, подобрав вчерашнюю газету или хоть старую.

– Бродяга, которого опознали как Жоделя, застрелился вчера вечером в театре.

– Ах, мерзавец! Да ведь он должен мне семь франков!

– Кто ты, старик? – спросил незнакомец, приближаясь к Жан-Пьеру и разглядывая его лицо в сумеречном свете проулка.

– Я Огюст Ренуар, пишу картины. Иногда становлюсь мсье Моне, бываю голландцем Рембрандтом. Весной – Жоржем Сёра, а зимой – Тулуз-Лотреком: в борделях-то ведь тепло. А в музеях так хорошо, когда идет дождь и холодно.

– Старый дурак!

Мужчина повернулся и направился к улице, Виллье быстро заковылял за ним.

– Мсье! – крикнул он.

– Что тебе? – Мужчина остановился.

– Раз вы сообщили мне такую страшную весть, заплатите хоть семь франков.

– Почему это я должен тебе платить?

– Потому что вы украли у меня надежду.

– Украл что?..

– Надежду ожидания. Я ведь не спрашивал вас про Жоделя, это вы ко мне подошли. Откуда вы узнали, что я его ищу?

– Да ты же выкрикивал его имя.

– И этого было достаточно, чтобы вмешаться в мою жизнь и уничтожить надежду? Может, мне надо спросить, кто вы такой, мсье. Слишком уж вы богато одеты, чтоб быть приятелем моего друга Жоделя, сукин он сын! Вам-то что до Жоделя? Чего вы сюда явились?

– Да ты просто психопат, – сказал мужчина и полез в карман. – Вот тебе двадцать франков и извини, что отнял у тебя надежду.

– Ох, благодарю вас, мсье, благодарю!

Жан-Пьер подождал, когда любопытный незнакомец вышел на залитый солнцем тротуар, затем пробежал по проулку до угла и выглянул: тот подходил к машине, стоявшей метрах в двадцати вверх по улице. Снова прикинувшись полубезумным парижским бродягой, Виллье выскочил на улицу и, запрыгав, как шут, начал выкрикивать:

– Да пребудет с вами любовь господня, да примет вас Иисус в свои объятия, мсье! Пусть врата небесного рая раскроются, чтобы…

– Отвяжись от меня, черт бы тебя побрал, старый пьяница!

«О, безусловно отвяжусь!» – подумал Жан-Пьер, запомнив номер отъезжающего «Пежо».

В конце дня Лэтем во второй раз за восемнадцать часов сел в лифт, доставивший его в подвальный этаж посольства. Он направился не в центр связи, а в святая святых – отдел документации и справок. За столиком справа от стальной двери сидел морской пехотинец; узнав Дру, он улыбнулся.

– Как там погода, мистер Лэтем?

– Воздух не такой прохладный и чистый, как здесь, сержант, но ведь у вас самый дорогой воздушный кондиционер.

– Слишком уж нежный у нас народ. Хотите войти в наше хранилище секретов и отъявленной порнухи?

– А у вас демонстрируют извращения?

– За сотню франков с человека, но вас я впущу бесплатно.

– Я всегда знал, что можно положиться на морскую пехоту.

– Кстати, ребята хотят поблагодарить вас за выпивку, которую вы нам выставили в кафе на Гренель.

– Всегда к вашим услугам. Не знаешь ведь заранее, когда придет охота посмотреть порнуху… Вообще-то владельцы того заведения – мои давние друзья, а ваше присутствие несколько охлаждает пыл неприятных субъектов.

– Да, вы нам говорили. Мы тогда оделись, будто собрались в оперетту.

– Скажите, сержант, – перебил его Дру. – Вы знаете Карин де Фрис из отдела документации и справок?

– Только здороваемся и прощаемся, вот, пожалуй, и все. Она очень интересная девчонка, но, по-моему, старается это скрыть. Носит очки, которые весят, наверное, фунтов пять, и одевается во все темное, не по-парижски.

– Она здесь недавно?

– Должно быть, месяца четыре, ее перевели к нам из НАТО. По слухам, она из тихонь и держится от всех в стороне, понимаете?

– Думаю, да… Ну, ладно, хранитель таинственных ключей, посадите меня в первый ряд.

– Вообще-то это как раз в первом ряду, третий кабинет справа. Ее фамилия – на двери.

– Вы туда заглядывали?

– Конечно, черт подери. Каждый вечер, когда эту дверь запирают, мы обходим все помещения, держа наготове оружие, на случай, если сюда проникли нежеланные гости.

– А-а, занимаетесь тайными операциями. Вам бы в кино выступать, в серьезных фильмах.

– Вашими бы устами да мед пить. Ужин из нескольких блюд, вино льется рекой, и все – для тринадцати морячков? А хозяин нервничает, бегает по залу и рассказывает всем, что мы – его лучшие друзья и чуть ли не американские родственники, готовые явиться со своими базуками в ту же минуту, как он позовет нас. Такой сценарий, да?

– Абсолютно невинное, без всякого подвоха, приглашение страстного поклонника морской пехоты.

– Нос у вас становится все длиннее, мистер Пиноккио.

– Вы ведь уже надорвали мой билет, так что впустите, пожалуйста.

Морской пехотинец нажал на кнопку, вмонтированную в его столик, и в стальной двери что-то громко щелкнуло.

– Входите во дворец Чародея, сэр.

Лэтем вошел в коридор, где тихо жужжали компьютеры. Отдел документации и справок размещался в кабинетах, находившихся по обеим сторонам центрального прохода. Как и в центре связи, все здесь было стерильно белое; с низкого потолка шел свет от толстых неоновых трубок. Лэтем подошел к третьей двери справа и увидел белую надпись в центре верхней панели: мадам де Фрис. Не мадемуазель, а мадам. Вдове де Фрис придется ответить на несколько вопросов, касающихся некоего Гарри Лэтема и его брата Дру. Он постучал.

– Войдите!

Лэтем открыл дверь. Лицо Карин де Фрис, сидевшей за столом у стены слева, выражало изумление.

– Вот уж не ожидала вас увидеть, – испуганно сказала она. – Простите, мне не следовало так уходить.

– Вы все превратно поняли, мадам. Это я должен перед вами извиниться. Я говорил с Витковски…

– Да, с полковником…

– А теперь пришел побеседовать с вами…

– Мне бы следовало догадаться, – перебила она. – Хорошо, давайте поговорим, мсье Лэтем, но не здесь. В другом месте.

– Почему? Я просмотрел то, что вы мне дали, – работа выполнена не просто хорошо, а великолепно. Я едва могу отличить пассив от актива, но вы объяснили все очень понятно.

– Благодарю. Однако вас привело сюда не это, правда?

– Что вы имеете в виду?

– В шести кварталах отсюда, если свернуть на восток с авеню Габриель, есть кафе «Le Sabre d ‘Orleans» – «Орлеанская сабля». Оно маленькое и не слишком посещаемое. Приходите туда через сорок пять минут. Я буду в кабинке в глубине зала.

– Не понимаю…

– Поймете.

Ровно через сорок семь минут Дру вошел в маленькое захудалое кафе в стороне от авеню Габриель и, вглядываясь в полумрак, подивился тому, что в одном из самых дорогих районов города находится столь убогое заведение. Он нашел Карин де Фрис в самой дальней кабинке.

– Ну и дыра, – прошептал он, усаживаясь напротив нее.

– L’obstination du francais,[39] – заметила де Фрис. – Кстати, шептать незачем. Здесь нет никого, кому интересны наши дела.

– А кто же упрямец?

– Хозяин кафе. Ему предлагали большие деньги, но он отказывается продать свое заведение. Он человек богатый, а это кафе принадлежало его семье еще до того, как он разбогател. Он держит кафе, чтобы давать работу родственникам, один из них как раз направляется к нам – только не упадите.

К столику нетвердой походкой подошел пожилой, явно пьяный официант.

– Будете заказывать? Только еды у нас нет! – выпалил он.

– Шотландское виски, пожалуйста, – сказал Лэтем по-французски.

• Предыдущая
• 17/166
• Следующая