Позолоченное великолепие - Лейкер Розалинда - Страница 39
- Предыдущая
- 39/91
- Следующая
У него почти не было ни свободных денег, ни свободного времени, но если и то и другое появлялось, Томас старался как можно полнее воспользоваться ими. В театрах оставалось много дешевых мест для тех, кто не ленился пробираться к ним, расталкивая всех локтями, развратные дома стали каждому по карману. Скромные пари принимались столь же быстро, что и крупные. Во время петушиных боев, травли медведей, кулачных поединков ставили по тысяче и больше гиней. Устраивались новые сражения, в которых женщины дрались, обнажив и груди, на ринге они скорее напоминали диких кошек, нежели бойцов. Дни, когда кого-то вешали, обычно превращались в общий праздник, толпы людей устремлялись к Тайберну, где царила атмосфера карнавала. В Йорке Томас был свидетелем того, как всего за пять минут вздернули зловещего разбойника Джона Палмера, известного как Дик Тэрпин. Хотя по своей природе Томас не был слабонервным, ему не хватало духа смотреть на подобные зрелища, поэтому он отдал предпочтение более веселым развлечениям. В его распоряжении находились парки, которых было более семидесяти, причем Ренли и Воксхолл были самыми лучшими. Он обычно гулял в последнем, куда вход стоил дешевле. Почти на каждой улице можно было найти ресторан. Таверн и кабаков было еще больше. Пивная на Боу-стрит отличалась от сотни других своей вывеской, на которой значилось: «Напиться допьяна можно за пенни, стать мертвецки пьяным — за два, зато солома ничего не стоит». Томас еще не напивался до столь беспомощного состояния, чтобы ему пришлось отсыпаться на бесплатной соломе во дворе пивной, однако несколько кружек пива в одной из бесчисленных таверн не причиняли никому особого вреда, и он радовался тому, что может избавиться от напряжения, накопившегося во время работы. Повсюду встречались также кофейни, ставшие местами, где можно поговорить, послушать беседу или присоединиться к ней, почитать имевшиеся там газеты, обменяться сплетнями или коммерческой информацией, заплатив за чашку этого ароматного напитка. Случилось так, что представители определенных профессий и ремесел собирались в излюбленных местах, таких как кофейня Ллойда на Ломбард-стрит, которая стала центром страхования морских перевозок. Кофейней для краснодеревщиков служила Старая скотобойня на улочке, названной в честь св. Мартина, причем другие тоже обосновались в этом районе. Как раз здесь Томас установил полезные связи, собрал всю необходимую информацию о рококо, все еще называемом многими ремесленниками стилем модерн, ибо он зародился во Франции. Он также узнавал последние новости по другим важным вопросам изготовления мебели. Томас стал получать все больше заказов на основе субподрядов.
Как раз в Старой скотобойне он и встретил Матиаса Дарли, преподавателя гравирования и черчения. Это был грубовато-добродушный, общительный, краснощекий мужчина, носивший старомодный завитой парик и одежду, отслужившую свое время, не из-за того, что он испытывал денежные затруднения, а просто потому, что ему было совершенно безразлично, как одеваться. Совсем другое дело искусство, музыка, книги и учеба — в них заключался единственный смысл его существования.
Томас, всегда стремившийся к совершенству в любом навыке, связанном с его ремеслом, просил у Дарли совета по ряду вопросов, касавшихся рисования и искусства черчения. Дарли, обладавший способностью разглядеть настоящий талант при первой встрече, взял его к себе учеником на короткое время. Томас приходил на занятия вечером после того, как заканчивал работу. Поскольку Томас уже усвоил основные знания, то полученные у Дарли сведения были похожи на заключительные штрихи, которые он сам наносил на изготовленную мебель. Его чертежи вскоре обрели профессиональный блеск, которого не хватало раньше, а это приносило ему огромное удовлетворение. Томас также почерпнул знания в гравировании у своего добродушного учителя, который ничего так не любил, как хорошую шутку, от которой смеялся до слез, а на руках появлялись синяки оттого, что, хохоча, он бил себя по бокам, по столу, хлопал Томаса по плечу. Подобное веселье было заразительным, и Томас, отличавшийся большой серьезностью, порой смеялся вместе с ним до коликов. Его дружба с Дарли не прекращалась еще долго после того, как закончились уроки.
Возвращаясь после одного из первых уроков, он застал врасплох непрошеного гостя, пытавшегося взломать дверь его мастерской. Этот человек бросился бежать и растворился в темноте. Вскоре Томас проснулся ночью, услышав, как пытаются открыть ставни. Он снова успел предотвратить кражу, но знал, что рано или поздно удача изменит ему. Томас решил эту задачу, взяв к себе голодную дворняжку, бегавшую кругом и выковыривавшую из помойки все, что можно было съесть. Томас умел подойти к животным, расположить их к себе; эту черту он унаследовал от матери. Вскоре собака, которую он назвал Панчем, стала его преданным компаньоном и грозно рычала, свирепо оскаливая острые зубы, если какой-то прохожий хоть на мгновение задерживался у мастерской. Непрошеные гости больше не беспокоили Томаса.
Для собственной защиты он носил на ремне дубинку, когда ночью выходил на улицу. По части преступлений его район был не хуже любого другого. Даже в более открытых частях города грабежи и насилие подстерегали на каждом шагу, разбойники останавливали дилижансы на Пэл-Мэле[7], грабили экипажи на Стрэнде[8]. Кругом творилось беззаконие.
Он пробыл в Лондоне уже почти год, когда одним теплым майским вечером, завершив работу, перешел на другую сторону реки и направился к Воксхоллу. В таких случаях он всегда наряжался в лучшую одежду. Томас любил носить темно-синее пальто из бархата, бриджи до колен вместе с рубинового цвета камзолом, новую треуголку и ботинки с пряжками. Он не выносил париков и не скрывал черные ненапудренные волосы, завязанные свежей лентой на затылке. Независимо от возраста, женщины все время поглядывали на него, но больше всего в те дни, когда он принаряжался во все лучшее и шел куда-нибудь развлечься.
Воксхолл занимал более двенадцати акров, посреди его деревьев и клумб, гротов, огражденных решетками дорожек, украшенных арок имелось множество заведений, где можно было повеселиться и поесть. Некоторые из них находились под открытым небом, другие располагались под крышами миниатюрных дворцов, сельского вида коттеджей или других замысловатых зданий. Кругом все освещали фонари, выкрашенные в цвета радуги, часто устраивались фейерверки, всегда с одной или другой стороны плыли звуки музыки. Одним из главных мест для развлечений стала огромная крытая ротонда, где сотни пар могли слушать концерты или танцевать, причем из соседних галерей зрители хорошо видели все, что происходило на сцене. В Воксхолле всегда было полно народу, здесь смешались все слои общества — принцы голубых кровей приводили с собой множество гостей, менее знаменитые люди получали дополнительное удовольствие, разглядывая все, что было достойно внимания. Это в Воксхолле Томас встретился с Сарой.
Сначала он не узнал ее. Его внимание привлекло изумительное существо с белой грудью, чуть прикрытой лифом, и в огромной шляпе такого изумрудно-зеленого цвета, как
ее живые глаза. Вдруг он услышал ее смех и на мгновение мысленно вернулся в библиотеку Ностелла, тут же воскресла его неприязнь к ней, от которой у него мурашки по телу пробежали. Сара находилась в компании двадцати мужчин и женщин в кричащей одежде, в броских украшениях. Все они казались поразительной толпой, сидевшей на террасе за длинным столом в заведении с минаретами.
Томас поднялся по ступеням террасы, желая убедиться, нет ли Изабеллы рядом с сестрой, но не удивился, не обнаружив ее. Снедаемый невольным любопытством, он сел за столик в тенистом углублении и заказал бокал вина. Минуло без малого пять лет с тех пор, как он бежал от Сары с такой позорной поспешностью. Он рассматривал ее со своего удачно выбранного места. Она сидела прямо под светом крашеных фонарей, на нее падал свет от свеч, стоявших на столе, слабо напоминая ему обстановку, которую он уже точно не мог вспомнить. Он заметил, что время и подчеркнуло, и обезобразило ее красоту. Девичий румянец исчез, прекрасные черты лица обрели чарующую женственность и являли само совершенство, не нуждавшееся в румянах и пудре, длинные ресницы могли обойтись без густого слоя сажи и масла, соблазнительные капризные губы были хороши без алой помады. Должно быть, Сара обрела ту веселую жизнь, к которой стремилась в тот вечер на ярмарке, но она, видно, не проходила бесследно, ибо в ее поведении чувствовалась твердость, не похожая на безжалостность ранней юности.
- Предыдущая
- 39/91
- Следующая
