Директива Джэнсона - Ладлэм Роберт - Страница 16

• Предыдущая
• 16/163
• Следующая

Пришла пора сделать последние наставления. Джэнсон встал; переполнявшее его возбуждение не позволяло ему усидеть на месте.

– Так, Андрессен, – сказал он, – давай поговорим об особенностях рельефа.

Рыжебородый норвежец развернул большие листы карт и провел длинным пальцем вдоль горного массива с самой высокой точкой, пиком Пикуру Такала, достигающим почти десяти тысяч футов, а затем по плато, выложенному глинистым сланцем и гнейсом. Указав на муссоны, дующие с северо-запада, Андрессен похлопал ладонью по крупномасштабной карте Адамовой горы.

– Эта территория освоена совсем недавно. Нам вряд ли придется столкнуться с совершенными системами охраны и наблюдения. Но подходы ко дворцу защищены самой природой.

– Рекомендуемый маршрут подлета?

– Над джунглями Никалы, если Буревестник не возражает.

Это было заслуженное прозвище Гонваны, отмечающее его умение вести самолет, почти касаясь земли, как летает над гребнями волн буревестник.

– Буревестник не возражает, – ответил Гонвана, приоткрывая рот и в зловещей усмешке демонстрируя зубы цвета слоновой кости.

– Далее, – продолжал Андрессен, – если мы сможем продержаться приблизительно четыре часа, нам практически гарантирована сплошная облачность. Что, естественно, очень желательно с точки зрения обеспечения секретности.

– Ты имеешь в виду прыжок с большой высоты сквозь сплошную облачность? – спросил Хэнесси. – Вслепую?

– Прыжок веры, – подтвердил норвежец. – Это как религия. Как объятия Господа Бога.

– Бегорра, я считал, мы коммандос, а не самоубийцы, – выругался Хэнесси. – Скажи мне, Пол, и какой дурак, черт побери, согласится выполнить этот прыжок?

Ирландец с искренним беспокойством обвел взглядом своих товарищей.

Джэнсон посмотрел на Катсариса.

– Ты, – сказал он греку. – И я.

Некоторое время Катсарис молча смотрел на него.

– Это я как-нибудь переживу, – наконец сказал он.

– Твоими бы устами, – усмехнулся Хэнесси.

Укладка парашюта – своего рода ритуал, священнодействие. К тому времени как новичок покидает лагерь подготовки парашютистов, этот обряд уже успевает укорениться в нем так же прочно, как привычка чистить зубы и мыть руки.

Укладывать свои парашюты Джэнсон и Катсарис удалились в соседний ангар. Первым делом они расстелили купола и стропы на просторном бетонном полу и попрыскали силиконовой смазкой на вытяжное кольцо, карабины и пряжки. Следующие действия выполнялись автоматически. Купол был сшит из черного нейлона, обладающего нулевой пористостью. Плюхнувшись на сложенный парашют, Джэнсон принялся кататься по складкам, выдавливая из них воздух. Затем он распрямил управляющие стропы и обхваты и сложил сплющенный купол, обеспечивая его последовательное раскрытие, следя за тем, чтобы стропы находились с внешней стороны складок. После чего, наконец, Джэнсон убрал парашют в черный ранец и, выдавив оставшийся воздух через наружный шов, вставил защелку в кольцо.

Катсарис своими ловкими, проворными пальцами управился вдвое быстрее.

– Предлагаю бегло осмотреть оружие, – предложил он, поворачиваясь к Джэнсону. – Предлагаю заглянуть на барахолку.

Неписаный закон отряда – каждый боец готов рисковать своей жизнью, чтобы помочь товарищу. Особое значение имеет безоговорочное равенство всех; любое предпочтение может привести к катастрофическим последствиям. Поэтому, когда его люди собирались вместе, Джэнсон говорил с ними резко и при этом дружелюбно. Но даже среди элиты есть своя элита – и даже в самом внутреннем круге совершенства есть избранный, золотой мальчик.

В свое время, почти тридцать лет назад, таким человеком был сам Джэнсон. Уже через пару недель после того, как он попал в учебный лагерь «Морских львов» в Литтл-Крике, Алан Демарест выделил его из всех новобранцев и перевел в отряд отборных, живших по особо строгому распорядку и все свое время посвящавших совершенствованию боевых навыков. Этот отряд редел и редел – один за другим товарищи Джэнсона, не выдержавшие жесточайшего режима подготовки, отсеивались, – пока в конце концов Демарест не оставил его одного для интенсивных занятий один на один.

Твои пальцы – это оружие! Ничем их не стесняй. Половина способностей воина заключена в его руках.

Не нажимай на вену, нажимай на нерв! Запомни все болевые точки так, чтобы ты мог находить их пальцами, а не глазами. Не смотри – чувствуй!

Я заметил твою каску над краем окопа. Ты мертв, мать твою!

Не видишь выхода? Не спеши, взгляни на вещи по-другому. Ты должен увидеть двух белых лебедей вместо одного черного. Увидеть кусок пирога вместо пирога, от которого отрезали кусок. Сложи куб Некера[12] внутрь, а не наружу. Стремись к целостности натуры, мальчик. Это сделает тебя свободным. Само по себе одно оружие тут ничего не решит. Пошевели мозгами, чтобы выпутаться из этой дыры.

Да! Преврати того, кто на тебя охотится, в твою добычу! Молодец!

И вот так один легендарный воин сотворил другого. В свою очередь, Джэнсон, несколько лет назад впервые встретив Тео Катсариса, сразу все почувствовал – просто почувствовал, как когда-то раскусил его Демарест.

Однако каким бы одаренным ни был Катсарис, никакие боевые навыки не могли заменить узы преданности, закаленные временем; дружба Джэнсона с Катсарисом выходила далеко за рамки совместной операции. Их объединяли общие воспоминания и взаимные обязательства. Они говорили друг с другом с прямотой и искренностью, но только когда оставались наедине.

Джэнсон и Катсарис прошли в дальний угол склада, куда сложили оружие, доставленное несколько часов назад Фондом Свободы. Катсарис принялся быстро разбирать и собирать отобранные пистолеты, автоматы и пулеметы, убеждаясь, что все детали смазаны, но не чересчур обильно: сгорающая при стрельбе избыточная смазка образует облачка дыма, что может выдать местонахождение стрелка, как зрительно, так и по запаху. Некачественно сбалансированные стволы слишком быстро перегреваются. Все петельные соединения должны ходить туго, но не слишком. Магазины должны легко вставать на место, но при этом надежно держаться. Складывающиеся приклады, как, например, у пистолета-пулемета «МП-5К», должны складываться без усилий.

– Тебе не надо объяснять, почему я на это пошел, – сказал Джэнсон.

– По двум причинам, – ответил Катсарис. – Однако, хотя это спорно, именно по этим причинам ты не должен был соглашаться.

Пока он говорил, его руки непрерывно двигались, и позвякивание и лязг оружейной стали образовывали своеобразный ритмический контрапункт разговора.

– Ну а ты на моем месте?

– Поступил бы точно так же, – сказал Катсарис. Почувствовав запах излишне обильной смазки, он поднес к носу ствольную коробку карабина. – Военное крыло Харакат аль-Мукаама аль-Исламийя успело завоевать себе дурную репутацию тем, что никогда не возвращает похищенную собственность.

«Похищенная собственность» – заложники, особенно те, кто подозревается в связях с американской разведкой. Несколько лет назад в ливанском городе Бааклине Джэнсона захватили исламские экстремисты. Первоначально они, приняв его легенду за чистую монету, решили, что к ним в руки попал американский бизнесмен, однако последовавшая за похищением реакция, причем на самом высоком уровне, зародила у них подозрения. Переговоры быстро зашли в тупик, что повлекло обострение внутренней борьбы между различными группировками экстремистов. И лишь своевременное вмешательство третьей силы, Фонда Свободы, заставило их изменить свои планы. Пробыв в плену двенадцать дней, Джэнсон был совершенно неожиданно выпущен на свободу.

– Мы даже не можем сказать, принимал ли Новак личное участие, вообще был ли в курсе событий, – продолжал Катсарис. – Но это его фонд. Следовательно, мы обязаны этому человеку твоей жизнью. И вот к тебе приходит эта дама и говорит, что пришла пора расплатиться за Бааклину. Тебе ничего не оставалось, кроме как согласиться.

• Предыдущая
• 16/163
• Следующая