На что похожа любовь? - Кузнецова Юлия - Страница 25
- Предыдущая
- 25/26
- Следующая
– Нет! – заорала Регина так, что эхо пошло по холлу. – Им плевать на меня! Понимаете! Плевать! Плевать! Плевать!
Она опустилась на корточки и закрыла лицо руками. Я не знала, что делать. В своём костюме женщины-кошки, в парике, взятом в чемоданчике моей бабушки, я чувствовала себя полной идиоткой.
Поэтому я сняла маску и села с ней рядом на корточки. Она не поднимала на меня глаз.
– Ты ломаешь Дане судьбу, Регина, – тихо сказала я.
– Плевать, – упрямо повторила Регина, – моя сломана.
– Дурочка, – улыбнулась я, – сколько тебе? Четырнадцать?
– Вам не понятно, – сквозь зубы сказала она, – у меня родители разводятся. Я остаюсь с мамой. А отца только отпусти. Он вообще про меня забудет.
– У меня вообще не было отца, – откликнулась я.
И вдруг. Вдруг это случилось со мной! Я вспомнила! Вспомнила то, что пыталось пробиться ко мне через преграды, которые я понаставила своими аутотренингами и силой воли.
Детский садик. Утренник. Я с бантами. В белом платье с вишенками. Вишенки сделаны из ткани и пришиты. У одной оторвался уголок. Я отковыриваю.
– Не надо, – просит меня воспитательница.
Но я всё равно отковыриваю. Я не хотела идти на этот утренник, посвященый Дню защитника Отечества. Не хотела учить дурацкий стишок про папу. У меня его не было. Не стишка – папы.
У всех были, а у меня не было. У всех сидели в зале – кто с фотоаппаратом, кто с камерой. Сейчас я понимаю, что пап там было раз-два и обчёлся, все же на работах. В основном-то – мамы и бабушки. Но тогда…
Вдруг я увидела в коридоре маму. Она стояла рядом с каким-то дядькой. И каким-то чутьём… Не знаю сама, каким. Я поняла, что это мой отец. Что мама привела его на праздник. Решила показать ему дочурку. Где он был раньше? Меня это не волновало.
Я бросилась к нему с криком: «Папа!» Он глянул на маму. И не стал отрицать. Это было для меня главным. Он не отрицал, что он мой отец. Я протянула руку, чтобы схватить его, потащить в зал, усадить рядом с теми, кто с камерой, с теми, кто с фотоаппаратом. Вот! У меня тоже есть отец!
Но он посмотрел на мою маму и сказал:
– Наташ, прости, я правда не могу… Меня могут увидеть.
У мамы изменилось лицо. Улыбка исчезла.
– Она тебе не нужна.
– Наташа!
– Мы тебе не нужны.
– Наташ, пожалуйста.
– Уходи. Не звони. Никогда.
«Нет!» – крикнула я. То есть мне показалось, что крикнула. Слово застряло у меня внутри. Я не глядя нащупала вишенку. Оторвала её, сжала в кулаке. И не дала себе разрыдаться. Кажется, я даже прочитала стишок. Не помню. Что-то там про «лучший папа в мире».
Всё это пронеслось у меня перед глазами за секунду. Когда я их открыла, Регинины плечи сотрясались от рыданий.
– Перестань, – сказала я, – отец вырастил тебя. Он никогда про тебя не забудет. Если они сейчас не уделяют тебе много внимания, потерпи. Им обоим сейчас нелегко. Когда всё закончится, будет легче. Папа тебя не оставит.
– Точно? – всхлипывая, спросила Регина.
– Конечно.
Я поднялась с корточек, и тут Регина подняла голову.
– Вера?! – воскликнула она и вскочила на ноги.
– Нет! – рыкнула я, напяливая маску, – женщина-кошка! Но перед маникюршей ты обязана извиниться! Не то я вернусь!
Я схватила пакет и бросилась вниз по лестнице.
Я бежала и бежала, пару раз чуть не упала, наступив на собственный хвост. То есть на хвост от костюма. Регина не гналась за мной. Наверное, стояла и пыталась понять – не приснилось ли ей это? Да и зачем ей гнаться за мной…
А меня распирало странное чувство. Ощущение свободы. Не от Даньки, я всё ещё любила его. Нет. От самой себя, от своих страхов.
Боже мой, я, всегда такая сдержанная и зажатая, надела жуткий латексный костюм с ушками и хвостом, рыже-седой парик и пришла разбираться с маленькой грубиянкой!
С ума сойти!
Я отдышалась. Меня разобрал смех. Но надо было торопиться в мой закуток, чтобы снять костюм, надеть пальто.
Однако мне не удалось осуществить мои планы. Возле входной двери толклись рабочие в синих комбинезонах. Оказалось, домофон сломался на самом деле, и они чинили его, не давая мне переодеться.
«Ну и ладно!» – весело подумала я, накинула пальто прямо поверх костюма и вышла на улицу.
Прошла мимо остолбеневших рабочих, с ушками на макушке и хвостом, торчащим из-под пальто, которое я не потрудилась застегнуть (пусть видят меня во всей красе!), и только уже собиралась завернуть за угол, как столкнулась с Данькой.
Глава 23
Я выпускаю свой тайфун
У него было очень суровое выражение лица. Брови сдвинуты, губы крепко сжаты. Он быстро шагал, размахивая руками, сжатыми в кулаки. Увидев меня, Данька замер. Кулаки разжались, удивление на лице сменило гнев.
– Вера?
Я тоже замерла. Ведь я не застегнула пальто, и «во всей красе» меня увидели не только рабочие, но и Данька.
Опешив, он медленно оглядел меня, затянутую в латекс, мой хвост, мою маску и ушки.
Я почувствовала, что краска заливает моё лицо. «Дура!» – взорвалось что-то у меня внутри громким криком, и, совершенно неожиданно для себя, я заорала диким голосом.
– А-а-а-а!
– Вера!
– А-а-а-а!
Я орала как сумасшедшая и не могда остановиться. Вот он, мой тайфун, смотрите! Вот они, мои эмоции, никто их не держит!
– А-а-а-а!
– Верка, ты что, с ума сошла? – испугался Даня.
Он подбежал ко мне, схватил за руки, а я продолжала вопить, уткнувшись ему в грудь и дрожа, словно птица, которую поймали и держат в ладонях.
Но он не отпускал меня, всё прижимал к груди, и, наконец, я затихла.
– Никогда бы не подумал, что ты можешь такие звуки издавать, – проговорил он ошарашенно.
– Да, вот такая вот настоящая я, – прошептала я, охрипнув от своего крика.
Он попытался оторвать меня от себя, но я не дала ему.
– Нет! Ты снова увидишь меня в этом идиотском костюме! И я снова буду орать!
– Не надо! Мне хватило тут одной симулянтки, спасибо!
– Тогда закрой глаза.
– И что?
– Просто закрой их. И… я…
– И ты?
– И я уйду.
– Ну нет. Сначала я хочу с тобой поговорить.
– О чём, Даня…
– О нас…
– О нас?
– Перестань. Мыесть.
– Наснет, – тихо сказала я.
И вдруг ощутила страстное желание, чтобы он переубедил меня.
– Мы есть, – устало повторил он, – давай сядем на лавку.
– Только с закрытыми глазами!
– Ладно…
– А у вас домофон сломан! – хрипло крикнула я рабочим, которые пялились на нас во все глаза.
Они смутились и отвернулись к двери. А я подвела Даньку к лавочке, на которой Регина корчила рожицы на фотографии. Мы сели.
– Ну, говори, – разрешила я.
– С закрытыми глазами, как дурак?
– Ладно, открой глаза, но смотри в другую сторону!
Он открыл глаза, пару секунд смотрел на рабочих, а потом повернулся ко мне и выпалил:
– Я был не прав!
– В чём?!
– Да в чём хочешь!
– Ну хорошо, с моим выступлением…
– Я был не прав!
– А Регина…
– Был не прав!
– Да перестань ты дурачиться! – разозлилась я. – Как вот с тобой можно разговаривать?
– Нежно.
– Что – нежно?!
– Разговаривать можно нежно.
– А ты заслужил, чтобы с тобой нежно разговаривали? Если да – поговорю.
– А ты умеешь так разговаривать? Если да – попробую заслужить.
– Ладно, я пошла, – я поднялась с лавочки.
– Погоди, – остановил он меня, – прости… Прости-прости-прости…
– Да ты всё время дурачишься, – с обидой сказала я, – не можешь выслушать по-человечески.
– Верочка, – нежно сказал он, – просто я не понимаю, как можно из-за такой ерунды ссориться, а? Мы ведь подходим друг другу, как никто. Одни книжки читали, одну музыку слушаем. Тебе нравится, как я играю, мне нравится, что ты ездишь в дом престарелых, навещаешь бабушек.
Я вскинула голову, но промолчала.
- Предыдущая
- 25/26
- Следующая
