За стенами собачьего музея - Кэрролл Джонатан - Страница 44

• Предыдущая
• 44/68
• Следующая

— Когда ты позвонила, я как раз включал воду.

— Ну, тогда у тебя будет, о чем там подумать, Гарри. Я решила выйти замуж за Хассана.

На стене спальни висело зеркало. Я взглянул в него и поднял брови, как бы говоря: «Ну, и что ты с этим можешь поделать?»

— Ты ничего не хочешь мне сказать? Не собираешься меня отговаривать?

— Нет, Фанни. Хочешь замуж за этого парня, ради Бога. Только не рассчитывай на человеческое отношение с моей стороны, звоня и сообщая мне это по проклятому телефону! Нет, я вовсе не собираюсь тебя отговаривать. Я лишь хотел бы тебе сказать, что у тебя просто пороху не хватило сообщить это, глядя в глаза мне.

— Да, ты действительно ужасный человек.

— Лучше уж быть ужасным, чем бесхребетным, детка. Лично я никогда бы не поступил так по отношению к тебе. Никогда.

— Просто тебе ни разу не представлялась такая возможность, раздолбай. — Она швырнула трубку.

Я снова вернулся в ванную и, наконец, погрузился в воду, хотя она все еще была слишком горячей. Когда через двадцать минут я вылез из ванны, кожа моя цветом напоминала копченую лососину. Вытираясь, я сочинил и произнес вслух, должно быть, три или четыре сотни умных и жестоких фраз, которые, к сожалению, не пришли мне в голову во время разговора с ней. У французов для этого есть даже специальное название: espritde 7 escalier. Остроумие на лестнице— то, что ужасно хотелось бы сказать какое-то мгновение назад, но так и осталось несказанным. В моем случае — то, что я хотел бы высказать во время телефонного разговора, но сразу не сообразил. Поскольку был попросту слишком ошарашен и уязвлен, чтобы реагировать разумно. Для нанесения этого последнего удара она намеренно воспользовалась телефоном. Как врач, который по телефону сообщает, что у вас безнадежный рак.

— Проклятый телефон! — растирая шею полотенцем и глядя через дверь в соседнюю комнату на этого черного виновника моих несчастий, взвыл я. Сколько слов скольких людей он пропускал в мои уши и причиной скольких бед послужил! Голоса. Слова. Звуки. «Может быть, Бог это уровень звука. Не удивляйся, если окажется, что все слова — это Бог». Именно так сказал малыш Николас Истерлинг, стоя на крыше отходящего от станции вагона метро. Слова. Загадочные, слова ребенка. Потрясшие меня слова подруги. А что там мне сказал невозмутимый Хазенхюттль накануне вечером? «Я — тот, кто может прийти на твой зов».

На поиски Истерлингов у меня ушло несколько часов. Когда я в конце концов нашел их, Марис сказала, что мужа нет в городе, а сама она лежит с простудой. По-видимому, это должно было означать: проваливай и приходи в более подходящее время. Но мне удалось убедить ее, что это важно, что надолго я ее не задержу и, не упоминая мальчика впрямую, я обмолвился, что это неким образом связано с ее «потомством». Она хихикнула и наконец все же пригласила меня зайти.

Их квартира находилась неподалеку от отеля. Я мигом домчался туда, и Марис, даже зная о моем предстоящем визите, изумилась, услышав мой голос по домофону.

— Как вы ухитрились так быстро добраться? Телепортировались, что ли?

Замок зажужжал и, крайне возбужденный предстоящей встречей, я вошел.

Стоя у подножия лестницы, я взглянул вверх и только тут осознал мрачную необходимость подниматься почти на пять этажей вверх. Американцы совсем отучились подниматься по лестницам. По крайней мере больше, чем на один этаж. Утомительный и старомодный, долгий подъем наверняка вызовет у вас глубокое уныние, поскольку минуты через две напомнит вам, в какой вы плохой форме. Я начал задыхаться уже к третьему этажу, а к пятому вообще пыхтел, как телефонный хулиган, тяжело цепляясь за перила. На площадке стоял тощий кот с приветливой мордочкой.

— Привет, киска. — Я нагнулся и погладил его. Он ткнулся носом мне в руку и замурлыкал. Очень мило. Такие кошки мне нравятся. Любая кошка, ведущая себя, как собака, всегда может рассчитывать на место в моей вселенной. Другие — нет. Я считаю, что животное, которое мнит себя выше вас и в то же время способно битых три часа подряд играть с какой-нибудь дурацкой веревочкой, просто лишено каких-то важных сторон души.

— Его зовут Орландо.

Все еще не разогнувшись и держа руку на кошачьей голове, я обернулся и увидел огромный круглый живот. Чуть выше виднелось прелестное личико Марис Истерлинг. Хотя сейчас она была без макияжа и, пожалуй чересчур бледна, выглядела она по-прежнему прекрасно. Исключительно беременно, и все же прекрасно. Но ведь всего неделю назад, когда я видел Марис, она не была беременна!

Мой внутренний голос заметил: «Ого!» еще до того, как разум подключился и начал анализировать происходящее.

— Привет. Как вам наша лестница? Справились?

Я уставился на ее живот. Несмотря на длинную голубую футболку и широкие брюки, было совершенно очевидно, что она очень, очень беременна. И, тем не менее, всего каких-нибудь сто часов назад, когда мы виделись с ней в последний раз, ни о какой беременности не было и речи.

Вместо того, чтобы подойти к ней и поздороваться, я тупо уселся на ступеньку рядом с котом и почесал в затылке.

— С вами все в порядке, Гарри? Да. Эта лестница действительно хоть кого убьет. Хотите воды?

— Нет, спасибо. А где ваш парень? — Но я уже знал, что у Истерлингов нет никакого сынишки. Пока. Николаса нет. Это Венаск в тот день водил меня на блошиный рынок, в облике еще не рожденного ребенка. В очередной раз мой шаман дал мне одно из своих представлений.

Марис по-прежнему улыбаясь мне, пожала плечами.

— Вы имеете в виду Уокера? Но я же сказала вам, что он вернется только завтра.

— Нет, я имею в виду не вашего мужа, а вашего сына, Николаса.

— Господи, и откуда вы только узнали?

Мурлыча все громче, кот стал тереться об меня боком. Я прижал его к себе, как утопающий хватается за соломинку.

— Узнал что? Что вы имеете в виду?

— Да это имя, Николас! Мы только вчера вечером решили назвать его именно так, а вы уже знаете! Если родится мальчик, будет Николасом, а если девочка — Лидией. — Она взглянула на свой живот. — Как вы считаете, хорошие имена?

— Так значит, у вас пока нет сына? — Я машинально бросил взгляд на дверь их квартиры, все еще надеясь, что из нее вдруг появится уже знакомый мне ребенок. Но у них еще не было волшебного сына Николаса. И не будет раньше, чем через несколько месяцев. До тех пор, пока он не появится на свет.

— Мы еще не уверены, будет ли это мальчик. Я ходила к врачу, и мне предложили сделать анализ, по которому они смогут определить пол будущего ребенка. Но я сказала, что не хочу этого знать. Уокер согласился. Скорее всего, это будет наш единственный ребенок. Так пусть хотя бы его пол окажется сюрпризом.

Значит, Венаск на один день явился мне в образе ребенка с тем, чтобы поведать мне насчет Бога, звуков, слов. Всего на один день. Теперь я остался один. Значило ли это, что он считал меня способным справиться со всеми проблемами самостоятельно или просто не мог нанести больше одного визита, имел право появиться всего однажды? Может, он и сейчас стоит на облаке в раю, хрустя картофельными чипсами и качая головой при виде того, как плохо я устраиваю свою жизнь?

Мы с Марис проговорили еще с полчаса. К счастью, она была большой поклонницей моего творчества и задавала довольно сложные вопросы по поводу того, как это мне в голову пришло внести в мои проекты то-то и то-то. Несмотря на царящую в моей душе пустоту, разговор о работе — работе, к которой я уже так долго не прикасался, — зажег во мне крохотный маячок.

Когда я уже собрался уходить, Марис застенчиво спросила, не хочу ли я взглянуть на ее, как она выразилась, «работы». Работы оказались чудесными миниатюрными городами, сделанными из самых разных материалов и свидетельствующими о ее таланте создавать стильно нелепые и фантастические вещи. Я довольно смутно помнил время своего помешательства, и тем не менее ее творения напомнили мне о городе, который я тогда строил. Один ее городок мне особенно понравился, и я спросил, не согласится ли она продать его.

• Предыдущая
• 44/68
• Следующая