Звезды последний луч - Андреев Анатолий Александрович - Страница 1

• 1/15
• Следующая

Совершенные произведения художественной литературы обладают удивительной особенностью: они оставляют читателя неудовлетворенным. Неудовлетворенность — обратная сторона того эстетического наслаждения, которое великое творение вызывает в читателе. Живой интерес к действиям литературных героев, увлечение их характерами, их мыслями, их жизненными целями, невольная сопричастность их судьбе порождает душевный отклик на все события, описанные в книге: любовь к одним персонажам, недоброжелательство к другим. Литературный герой становится на долгие годы своеобразным спутником нашей собственной жизни. Разве не таковы для нас Робинзон Крузо, Дон-Кихот, Татьяна Ларина, Пьер Безухое, капитан Немо? И разве, закончив полюбившуюся книгу, каждому из нас не хочется доведаться: а что же произошло с ее героями потом, за последней страницей?

Предвидя такой читательский интерес, прежние писатели завершали свои произведения краткими послесловиями, в которых извещали о дальнейшей судьбе придуманных ими людей: этот женился и блаженствует в семье, тот мирно почил, третий пустился в новые странствия, одна героиня вышла благополучно замуж, другая чахнет в тоске по умершему другу, третья получила наследство и зажила припеваючи. В общем, послекнижное существование каждого героя ясно оговорено. Расставаться с ними жалко, но безвестность их дальнейшей судьбы не томит.

В литературе двадцатого века стало нормой завершать повествование без информации о дальнейшей, за пределами книги, судьбе ее персонажей. В результате у многих читателей возникает жажда узнать — а как поведут себя герои потом? И чем книга интересней, тем такая жажда сильней. Многие продолжения понравившихся романов совершались их авторами по прямым требованиям, и просьбам читателей, не пожелавших, расставаться с полюбившимися героями. Так, И. Ильф и Е. Петров после «Двенадцати стульев» сели за «Золотого теленка», которого поначалу и не думали писать.

И за границей, и у нас нередки продолжения знаменитых книг, написанные уже после смерти их создателей совсем другими лицами. Сюжет «Борьбы миров» Г. Уэллса был использован Л. Лагиным в повести «Майор Велл. Эндъю», братьями Стругацкими во «Втором пришествии марсиан», Кристофером Пристом в романе «Машина пространства». Даже если в указанных книгах сами герои Уэллса не присутствуют, то сюжетные заимствования очевидны и преднамеренны.

Знаменитый роман «Аэлита» А. Толстого принадлежит к числу самых драматически незавершенных произведений. Читатель, захваченный приключениями Лося, Гусева, Аэлиты, Тускуба на Марсе, ничего не знает об их дальнейшей судьбе. Сам А. Толстой не пожелал писать продолжение «Аэлиты» — и тем стимулировал у многих читателей желание продолжите самим его великолепный роман.

«Уральский следопыт» предлагает читателю такое продолжение «Аэлиты» — фантастическую повесть молодого писателя Анатолия Андреева. Тема — вторичное посещение Марса Лосем в сопутствии с придуманным автором человеком из будущего Иваном Феоктистовым. Задача — вызволить Аэлиту из заточения, на которое ее обрек жестокий отец Тускуб.

Следует сразу оговориться: по своим художественным достоинствам повесть А. Андреева сравнения с великим творением А. Толстого, конечно, не выдерживает. Но она может представить интерес для читателя как образец того, как старая задача межпланетного рейса совершается средствами новой техники и писательскими приемами современной научной фантастики.

^{Сергей СНЕГОВ,}

^{лауреат премии «Аэлита» 1984 года.}

Было рано. Квартиру переполняла особая, воскресная тишина. Не шумела вода в трубах, не слышно было отдаленных шагов, не хлопали двери, не доносились приглушенные стенами голоса и музыка. Дом словно вымер. Послышался бой часов — не то сверху, не то из соседней квартиры. Иван насчитал шесть ударов. Он решительно отбросил одеяло, встал и прошлепал босыми ногами на кухню.

Не включая света, поставил на плиту чайник и подошел к окну. Из неплотной форточки дуло. Мрак за окном не был сплошным. Его разбавлял призрачный серый, непонятно откуда просочившимся свет, в котором смутно угадывались очертания домов.

Этого дня Иван ждал с нетерпением и теперь старательно тянул время. Не спеша и тщательно, он убрался в квартире, поглядывая время от времени на окна — они только-только начинали сереть. Принялся переодеваться, поначалу неторопливо, но, сам того не замечая, все быстрее и быстрее. Лихорадочно натянув, наконец, куртку, он вышел и уже в подъезде обнаружил, что забыл перчатки На улице было светлее, нежели казалось из дому. Пропитанные влагой тучи протаскивало над городом без задержки. Ветер рвал тучи в клочья, из прорех начинала и тут же переставала сыпать мелкая снежная крупка.

Город еще спал. Иван пошел переулками — так было уютнее, чем широкими безлюдными улицами. В утренней тишине далеко разносился звук шагов по бетонным плитам тротуара. Плиты уложили еще в прошлом веке — тогда все строили из бетона.

Здание института сумрачно поблескивало стеклами темных окон. Иван вошел в проходную. Сработал фотоэлемент, вспыхнули светильники. Иван вложил пластиковую карточку пропуска в щель автомата, внутри лязгнуло, загудело, и створки двери разошлись. Он взял пропуск, услужливо возвращенный автоматом, и гулким вестибюлем прошел к широкой, слабо освещенной лестнице.

Кости еще не было. Иван отстранение оглядел гладкие кубы компьютера, пульт управления им, шкаф с электронными блоками, нелепо торчащую посреди лаборатории дверь в тусклой металлической рамке. От рамки к шкафу и к ЭВМ тянулись толстые, в руку толщиной, косы, сплетенные из разноцветных проводов. Иван поморщился — он не любил незавершенности, а здесь все носило временный, случайный характер. Видно было, что установка собиралась на живую нитку.

Закончился очередной, не очень большой, но значимый кусок его жизни. Вне зависимости от того, удастся ли Костин эксперимент, дальше начнется новая полоса, пока не известно какая, но новая.

В коридоре дробно простучали шаги, чуть скрипнула дверь — пришел Костя. Скинув пальтецо, он с ходу уселся за пульт, разминая застывшие пальцы, как пианист перед концертом. Пульт ожил, замигал лампочками. Костя неуверенно спросил:

— Ну так что, Ваня? Может быть, ограничимся адекватными мирами?

— По-моему, мы с тобой уже не раз все обговорили, — сумрачно отозвался Иван. — Так что давай включай, и посмотрим, что получится…

— Ну что ж… — вздохнул Костя. — Значит, Ленинград, 3 декабря 19… года.

— Место, место задай, — не утерпел Иван.

Костя досадливо дернул плечом:

— Не мешай, без тебя знаю. Ленинград, Ждановская набережная. Время — без четверти шесть. Вечера…

Костя еще раз пробежал пальцами по клавишам и откинулся на спинку стула.

Вся эта затея показалась вдруг Ивану зряшной. Пустячной. Чушь все это, галиматья — параллельные миры, мезонное зондирование, пробой связки… Стало вдруг досадно, что увлекся, как мальчишка, ухлопал полтора года на воплощение бредовых Костиных идей. Ясно же, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. И кончится все прозаически — посидят они, подождут, Костя еще поколдует над машиной и скажет виновато: «Что-то не получается, Ваня…»

Отгоняя эти мысли, Иван поинтересовался:

— Что это долго так…

Костя сердито фыркнул и повел плечом. Его худое носатое лицо выразило крайнюю степень презрения. Иван, в его тревожном и знобком нервном возбуждении, раздражал Костю.

Если быть искренним, раздражать его он начал давно, почти сразу, как начали совместную работу. Но что делать — найти другого исполнителя Косте не удалось. А Иван — взялся. Правда, сразу оговорил, что первый переход в соседний мир осуществит он, Иван, и не в любой попавшийся, а именно в тот, в который ему захочется…

• 1/15
• Следующая