Выбери любимый жанр

Охота на Крыс - Андреев Алексей - Страница 24


Изменить размер шрифта:

24

А Миррих-воин, он конкретным делом занят. Трону и эмиру — надежная опора. Так что выбирай, Зухра, за кого тебя отдавать.

Три дня попросила Зухра на размышление, а ночью третьего дня бежала с красавцем, караванщиком Али из славного города Багдада. На третий день после выхода каравана из города странная пылевая буря захлестнула караван. А когда она закончилась, то караван-баши лишь развел руками: без следа пропала пустыня, тяжело нагруженные верблюды стояли посредине степи.

Ориентируясь по звездам, продолжили свой путь караванщики, от встречных путников узнав, что оказались в дальних краях, на северо-западе, и не меньше двух месяцев пути потребуется, чтобы доехать до Багдада. Не дошел караван до Багдада, через месяц пути, на половине дороги, ночью, без шума и пыли, передавили дозорных странные псы, и стал караван со всеми товарами добычей племени Крыс.

Так стала рабыней Зухра, но не тронул ее новый хозяин, выкупивший у своих соплеменников всех пятерых девиц, ехавших в караване. Пригнал всех в этот каменный мешок и приставил двух безъязыких рабов в караул. Раз в три дня выводили одну девицу и увозили неизвестно куда. Последней осталась Зухра, и вот уже два дня минуло, как в последний раз, на рассвете и на закате, являлся один из немых рабов и приносил еду. В последний раз раб принес кувшин с водой, но не маленький, а большой. Медленно, глоток за глотком пила она эту воду, но сегодня вечером в кувшине должно было показаться дно…

На Урука и его спутников рассказ Зухры произвел впечатление обрушившейся плотины. Точку поставил Карим-Те, отлично знавший, для чего некроманты и им подобные используют девушек. Теперь нганга знал, знал твердо, что рядом в степи находится храм бога-Паука. Когда Зухра выпила чашу «лечебного» напитка, погрузившего ее в крепкий сон, Карим-Те поспешил поделиться своими выводами.

Основным доводом о близости храма было то, что девиц вывозили по одной. Если бы храм был вдалеке, то всех отправили бы разом. Нету в степи дураков, чтобы зря пять раз коней гонять. На вполне резонные возражения Бронеслава, что, дескать, девиц могли покупать местные шаманы, затеявшие какое-то действо, нганга ответил очень просто:

— Тогда посмотри сюда.

На плащ, служивший путникам столом, упала медная брошь. Вернее, медным было лишь основание причудливой вещицы. Лицевой стороной служила пластинка из выбеленной кости, украшенная причудливой резьбой. Странные изгибы паучьих лап угадывались в хитросплетенных линиях. Угрозой и безумием веяло от изделия неизвестного мастера. Вещь явно была старой, но кость так и осталась белой, как будто людской череп, из которого была взята костяная пластина, не знал ни старости, ни смерти. Могильный холод свился в клубок узора, приковывавшего к себе взгляд.

И, повинуясь сгустку нечеловеческой воли, клубящейся в недрах броши-талисмана, смотрящий на нее начинал слышать странное шуршание и скрип. Казалось, что исполинские пауки начинают вить гнездо в мозгу, наполняя его шуршанием и скрипом. И когда, собрав волю в кулак, человек отводил глаза, еще долго отдавались звуки в голове. Странное, далекое эхо паучьей возни постепенно затихало, и на смену ему приходила пульсирующая в висках головная боль.

Никто из его спутников не видел, когда Карим-Те успел спуститься в подземный схрон, где нганга, с помощью своего колдовского чутья, нашел брошь. Тут не обошлось без магии, но всем стало ясно, храм рядом. Храм рядом, и неведомый бог-Паук ждет, затаившись в центре своей паутины. И прикасаясь к броши, каждый чувствовал прикосновение к паутине, ведущей в центр, туда, где, щедро напоив жвалы ядом, их ждет в засаде владыка марионеток, запутавшихся в нитях его паутины, чувствующий приближение добычи.

— Ох, чует наш паучок жирную дичь, — зло хохотнул Урук, — только не знает, что она кусается.

И орк-мечник с нежностью погладил рукоять «Равного»…

Ходко шли кони, замер неподвижной статуей стоявший в стременах Бронеслав. Крепко были закрыты глаза ведьмака, смотрящие внутрь, и странный белый свет пробивался из-под полуприкрытых век. Высоко в небе парил беркут, ставший глазами ведьмака, глазами и гончей. Колено к колену ехали за ним четыре всадника, готовых к бою. Еще утром, распрощавшись и отдав Зухре двух коней, при этом наполнив седельные сумы нехитрым походным припасом, пятерка двинулась на восход. Конечно, оставлять девицу одну в степи было неправильно, но брать ее с собой, на рискованное дело, было равносильно убийству.

Бронеслав так и сказал ей, когда девица в ужасе стала просить не оставлять ее одну:

— Так у тебя есть шанс. А иначе, — ведьмак на минуту замолчал, словно собирая непослушные арабские слова, — тебе лучше не знать, куда и зачем лежит наша дорога. Но если ты пойдешь с нами, то смерть для тебя сможет оказаться сладкой мечтой. Простая, человеческая смерть. Так же, как и для нас. Но в этом наш долг. Мы воины и мы знаем, на что идем…..

С секретом оказалось украшение, найденное нгангой. Не было нужды его носителю запоминать дорогу к храму своего повелителя. Стоило только взять его в ладонь и начать поворачиваться вокруг себя, как паучий шорох становился то тише, то громче. И громче всего он был слышен, когда Карим-Те повернулся лицом на восход.

Вновь горели зыбким колдовским огнем глиняные плошки, вновь творил свою волшбу Бронеслав, и кровь ведьмака окрашивала птичьи перья, даруя крылья и глаза степного беркута сотнику дружины Черного Леса. С гортанным клекотом обрушился к кругу колдовских огней беркут, через миг вновь взмывший в предутреннее небо. Не укрылись от его взгляда повозки, окруженные сворами псов. Не укрылись их хозяева в засаленных шкурах, с руками, покрытыми ритуальной, геометрической татуировкой, с грязными, длинными волосами.

Племя Крысы вновь кочевало по степи, и вокруг основного табора, на день конного пути, сновали своры колдовских псов, понимающих лающую речь своих хозяев. Пять — семь псов и хозяин-добытчик, две дюжины таких стай — вот кто хранил Крыс в дороге. Мягкой рысью стелились по земле сильные тела, порождения капищ шаманов, псы, созданные колдовством и оплаченные детскими черепами. И не отставали от них их хозяева со своими метательными ножами, щедро напоенными трупным ядом.

Ближе к полудню три своры неожиданно резко бросились навстречу друг другу, окружая, загоняя в западню странного, оборванного человека. Но когда «мешок» затянулся и своры сошлись, то добычи для них не оказалось. Неведомый степной путник словно испарился.

К этому времени чары Бронеслава ослабли, и ведьмак дал беркуту волю. Ведьмак успел еще увидеть окончание охоты, прежде чем птица повернула назад. Неизвестный весьма заинтересовал Бронеслава, но, когда его глазами стал ворон, стало ясно, что человек и впрямь исчез без следа.

Почти все своры Крыс уже рыскали в степи, но единственным успехом оказалась стычка своры их псов со степным волком. Зверь порвал в клочья двоих тварей, а подоспевший добытчик отозвал поредевшую стаю, не желая терять еще одного или двух псов. Израненный волк исчез в море трав, и Бронеслав выбросил зверя из головы. Да и трудно, почти невозможно, думать и одновременно видеть мир глазами птицы. Много, очень много колдовской силы потратил ведьмак. Но вечером у костра, зачаровав стайку ночных пичуг, Бронеслав рассказал остальным о волке и человеке.

В середине его рассказа ночные птицы подняли гвалт. Пятерка схватилась за оружие, и, когда дико захрапели кони, из травы на курган поднялся степной волк. Выбросив левую руку с зажатым в ней луком, Рогволд навскидку метнул стрелу. Костяное кольцо лучника рус так и носил на большом пальце, не снимая даже на ночь. Утяжеленный наконечник должен был не только прошить волка насквозь, но и отшвырнуть на несколько шагов назад.

С ужасом рус увидел, как стрела ударила в палевую грудь и вырвалась из бедра так, как будто волк был соткан из тумана. С хищным свистом стрела умчалась в ночь, а перед Рогволдом замерла оскаленная пасть. Кровь сочилась между зубов, падая на землю черными каплями ночного проливного дождя. Медленно, глядя в желтые глаза, рус нашарил топор, но в следующий миг прямо перед ним выросла спина стоящего на четвереньках Карим-Те. Нганга замер, изо рта человека раздавалось легкое рычание, как будто задавая волку вопрос на непонятном языке.

24
Перейти на страницу:
Мир литературы