Ромен Кальбри - Мало Гектор - Страница 7

• Предыдущая
• 7/44
• Следующая

Море было для нас теперь единственным компасом, но компасом надежным и коварным. Если мы пойдем быстро, то можем сбиться с пути; если же замешкаемся, море нагонит нас и поглотит раньше, чем мы доберемся до прибрежных камней, где берег становится круче и прилив замедляется.

Итак, мы снова двинулись вперед, держась за руку. Я часто наклонялся, чтобы пощупать песок, но нигде не находил воды, стекающей к морю. По-видимому, мы вышли на мель с неровной поверхностью; вода оставалась здесь только в ямках или же небольшими струйками разливалась параллельно берегу.

Надежда, окрылившая меня, когда мы благополучно перешли ручей, стала постепенно исчезать… Но вдруг мы оба сразу остановились. Среди окружавшей нас мертвой тишины раздался звук колокола. Через две или три секунды послышался второй удар, затем вскоре и третий.

Это в Пор-Дье звонили к вечерне. Теперь мы могли смело идти по направлению к этому звону, мы были спасены. Ни слова не говоря, как бы по молчаливому соглашению, мы бросились бежать.

— Надо спешить, — сказал господин Биорель. — Звон продлится недолго.

Мы бежали не переводя дыхания, с волнением считая удары колокола. И, хотя мы не обмолвились ни словом, я отлично понимал, что если колокол перестанет звонить раньше, чем мы доберемся до прибрежных камней, то снова окажемся в опасности.

Колокольный звон прекратился, а мы все еще бежали по песку. Камни, возможно, находились всего в нескольких метрах от нас… Может быть, стоило только вытянуть ногу, чтобы их коснуться? Но в какую сторону сделать этот шаг? Ведь он мог или спасти нас, или вновь подвергнуть страшной опасности, которой мы только что избежали.

— Остановимся, — сказал господин Биорель, — и давай не делать больше ни одного шага вслепую. Потрогай-ка песок.

Я вдавил свои руки в песок и подождал. Обе руки оказались совершенно сухими.

— Ты не считал, сколько ручейков мы прошли?

— Нет, сударь.

— Значит, неизвестно, попадутся ли они нам еще на пути. Если их больше не будет, то мы можем остановиться и подождать, а когда море нагонит нас, спокойно идти впереди прилива.

— Да, но если мы прошли не все?

Он ничего не ответил; то, что он мог мне сказать, я знал не хуже его: если между нами и берегом есть еще ручей, то, пока мы будем стоять здесь и ждать, море незаметно зальет его. Нам придется снова перебираться вплавь, и тогда течение может унести нас и выбросить на такие скалы, откуда нам никогда не выбраться.

Мы стояли, охваченные тревогой и страхом, не зная, что предпринять, не решаясь идти ни вперед, ни назад, ни вправо, ни влево. Стоя на том месте, где мы в последний раз слышали удар колокола, мы знали, что берег находится перед нами, знали это так же хорошо, как если бы видели его своими глазами, но, сделав хотя бы шаг в сторону, мы снова оказались бы в полной неизвестности.

Теперь можно было надеяться лишь на то, что порыв ветра разгонит туман и мы увидим свет маяка. Надеяться, что мы услышим какие-либо звуки с берега, не приходилось. По-видимому, мы подошли к нашему поселку с южной стороны и, значит, оказались напротив пустынного скалистого берега, где в эти часы никого не бывало. Но воздух словно застыл, а туман так сгустился, что рассчитывать на ветер можно было только в таком положении, как наше, когда надеешься на невозможное или ждешь чуда.

И такое чудо свершилось: колокол зазвонил снова.

Судя по перезвону, это были крестины. На этот раз мы могли быть уверены в том, что успеем дойти до берега, потому что крестильный звон продолжается добрых полчаса, а то и больше, в зависимости от того, как щедро крестный отец заплатил звонарю.

Меньше чем за десять минут мы добрались до каменистого берега и, поднявшись наверх, пошли вдоль гряды утесов до той плотины, которая соединяла островок господина Биореля с нашим поселком. Мы были спасены!..

Господин Биорель хотел увести меня к себе. Однако, несмотря на все его просьбы, я отказался. Я торопился домой, так как боялся, что мама уже вернулась и ждет меня.

— Хорошо, скажи маме, что я зайду к вам завтра вечером.

Мне совсем не хотелось, чтобы он приходил к нам и рассказывал маме о том, где я провел сегодняшний день, но как этому помешать?

Мамы дома не оказалось. К ее возвращению я уже успел переодеться и развести огонь.

Я передал ей то, о чем меня просил господин Биорель.

Он пришел на следующий день вечером, как обещал; я его поджидал, но, когда услышал его шаги, чуть-чуть не удрал.

Усевшись на стул, господин Биорель спросил маму:

— Рассказал ли вам ваш мальчик, как он провел вчерашний день?

— Нет, сударь.

— Ну, тогда я скажу вам, что он вчера весь день бил баклуши.

Бедная мама взглянула на меня с беспокойством, ожидая услышать целую обвинительную речь.

— Ах, Ромен!.. — проговорила она с упреком.

— Но вы не очень ругайте его, — перебил ее господин Биорель. — Ведь благодаря этому я остался жив… Ну, полно, не волнуйся, мой мальчик, и подойди ко мне… Он у вас храбрый мальчуган, госпожа Кальбри, вы можете им гордиться.

И он рассказал маме, как вчера встретил меня и как мы попали в туман.

— Видите сами, не будь его — я бы пропал. Вчера утром я рассердился, что он не знал названия одной из актиний, но, когда я оказался в опасности, моя ученость мне нисколько не помогла, и, если бы не сообразительность вашего мальчика, я был бы сам сейчас добычей всех этих актиний, омаров и крабов. Я в долгу у вашего сына, госпожа Кальбри, и хочу с ним расквитаться.

Мама отрицательно покачала головой.

— Будьте спокойны, — продолжал он, не давая себя прервать, — я не собираюсь предлагать вам ничего такого, что задело бы вашу гордость и было бы неравноценно той услуге, которую мне оказал ваш сын. Я много говорил с Роменом. Это ребенок любознательный, он всем интересуется и жаждет знаний. Отдайте его мне, и я займусь его воспитанием. Своих детей у меня нет, а я их очень люблю. Ему будет у меня хорошо…

Мать вежливо поблагодарила его за предложение, но отказалась.

— Позвольте, — сказал господин Биорель, протянув к ней руку. — Я сейчас скажу, почему вы мне отказываете. Вы горячо любите мальчика, любите в нем не только сына, но и его погибшего отца; сын для вас все, и вы не хотите с ним расставаться. Верно, не так ли? А теперь я вам скажу, почему вы все-таки должны отдать его мне. У него хорошие способности, и их нужно развивать.

В Пор-Дье сделать это невозможно, и даже не входя в ваши обстоятельства, я полагаю, что вы не сможете послать его в город учиться. К тому же у мальчика независимый, смелый характер, за ним нужен глаз. Подумайте обо всем этом, а пока не давайте мне окончательного ответа. Не слушайте первого движения материнского сердца, обсудите все хладнокровно, когда успокоитесь, а я зайду к вам завтра вечером.

После его ухода мы сели ужинать, но бедная мама ничего не ела. Она не сводила с меня глаз, а когда наши взгляды встречались, отворачивалась и смотрела на огонь.

Когда я подошел к ней попрощаться перед сном, я почувствовал на щеках ее слезы. Отчего она плакала? Гордилась ли тем, что рассказал обо мне господин Биорель? Была ли огорчена предстоящей разлукой? Я сам думал сейчас только о разлуке, и эта мысль меня сильно тревожила.

— Не плачь, мамочка! — сказал я, целуя ее. — Я никогда не расстанусь с тобой.

— Нет, мой дорогой, господин Биорель прав: нам нужно принять его предложение и расстаться для твоего же блага.

Господин Биорель встретил меня так необычно, что я понял, почему все считают его чудаком.

Когда я подошел к его дому, он уже стоял на пороге: он заметил меня еще издали и вышел ко мне навстречу.

— Поди сюда! — закричал он, не давая мне опомниться. — Писал ли ты когда-нибудь письма?.. Нет? Не беда! Сейчас ты напишешь письмо твоей маме, сообщишь ей, что благополучно дошел и что Суббота завтра зайдет к ней за твоим бельем. По твоему письму я увижу, что ты знаешь. Войди и сядь здесь.

• Предыдущая
• 7/44
• Следующая