Песнь Крови - Андерссон Дин - Страница 26
- Предыдущая
- 26/69
- Следующая
Нидхегг молча развернулся и направился к Черепу. Он думал лишь о том, что ему следует делать теперь, и старался не обращать внимания на пустые предсказания рабыни. Сколько бы она ни грозила ему бедой, он расправился со всеми своими врагами, справится и еще с одним.
Но ему следовало торопиться. До того как силы снова покинут его, он должен наконец разделаться с этой проклятой воительницей Тьмы. Возможно даже, что та энергия, которую он сейчас потратит на нее, окупится сторицей в дальнейшем и поможет вернуть ему былую молодость и силу. Он должен получить Песнь Крови живой и невредимой и попытаться использовать магические силы, дарованные ей Хель, чтобы вернуть мощь Черепу и восстановить энергию собственных заклинаний.
Из всего вороха свитков, лежавших на столе, король выбрал единственный, тот самый, что принес из собственной спальни. Он некоторое время старательно изучал руны, написанные на пожелтевшем от времени пергаменте, а затем отбросил его.
Властелин закрыл глаза и постарался освободить сознание от ненужных мыслей и воспоминаний. Нидхегг концентрировал всю свою волю и весь свой ум только на этом заклинании. Перед его глазами плыли древние руны, они сияли багровым огнем, и мысли начинали постепенно привыкать к их тайнам и загадкам, медленно, но верно проникая в самую их суть. Чертя руками в воздухе ритуальные фигуры и вслух четко выговаривая набор древних звуков, он снова и снова, все дальше и дальше погружал собственное сознание в них.
Нидхегг чувствовал, как его плоть начинает растворяться и просачиваться сквозь каменный пол пещеры, словно тело состояло не из живой ткани, а было лишь подобием духа умершего. Он проникал все глубже и глубже в камни под основанием Ностранда по мере того, как продолжал произносить древние слова.
Вскоре маг ощутил вокруг себя совершенно иное окружение. Он перестал произносить руны и открыл глаза.
Теперь его глаза излучали багровое свечение, позволяя ему видеть в кромешной тьме так, словно вокруг светило яркое солнце. Он стоял в маленькой круглой пещере с низким потолком. Его со всех сторон окружали мрачные каменные стены, покрытые паутиной трещин, воздух пропитался запахом смерти. Весь пол подземелья устилали трупы воинов, одетых в черное — разложившиеся останки всех воинов богини Хель, уничтоженных в течение нескольких столетий. Большинство из них представляли собой лишь скелеты с лохмотьями черной кожи, свисавшей с белых костей, и с проржавевшими доспехами, прикрывавшими ребра и руки некоторых из них.
Король снова сконцентрировал всю свою волю, произнеся еще несколько фраз и вызывая души воинов богини Хель, томившихся сейчас в царстве вечных мук, куда он заточил их своей магией. Крики медленно заполнили пещеру, крики, вызванные нескончаемой болью. Эти несчастные души, повинуясь воле Нидхегга, стали возвращаться в собственные тела.
Сначала один, потом другой труп начинал дергаться и корчиться, точно нелепая марионетка, когда противоестественная жизнь стала постепенно наполнять их истлевшие тела.
Крики стали громче, хрипы, вздохи, стоны и проклятия вырывались из разложившихся глоток и срывались с безгубых ртов, беспокоя белых жирных червей, в течение столетий пировавших на этих костях, и заставляя их извиваться и шлепаться на пол с вдруг оживших останков.
Удовлетворенный своими успехами, Нидхегг стал произносить другое заклинание, вызывая к жизни лошадей Тьмы, желая, чтобы ожившие трупы сели на этих магических коней и в конечном итоге послужили ему. Древняя магия отнимала у него слишком много сил, Нидхегг чувствовал это, но остановиться уже было невозможно. И вот наконец осязаемое воплощение лошадей Тьмы появилось перед ним.
Он сел верхом на коня. Все вокруг, стеная и крича, ожидали его приказов, сжимая в костлявых руках мечи с воронеными стальными лезвиями. Лошади Тьмы нетерпеливо били копытами по каменистому полу пещеры, их глаза излучали багровое свечение, как и его собственные.
Собрав в кулак всю свою волю, колдун выкрикнул слова заклинания.
Он сам и весь его конный отряд мертвецов исчезли из пещеры.
Охота Проклятых началась.
Четверо друзей гнали лошадей легким галопом по дороге. Снег все еще попадался местами в низинах, зима начинала постепенно отступать под натиском весны.
Они оставили далеко за спиной лес и теперь медленно приближались к равнинам, тянувшимся до самых предгорий. Компания проезжала мимо невысоких, пологих холмов, за короткое северное лето успевавших покрыться колышущейся на ветру зеленой травой. И в этом зеленом море, расстилающемся от горизонта до горизонта, точно разноцветные звездочки на зеленом бархате, проглядывали яркие полевые цветы.
Песнь Крови и Вельгерт ехали впереди, не в силах наговориться после стольких лет разлуки. Хальд находилась рядом с Торфинном. Она злилась на себя за желание ехать рядом с воительницей. Теперь ведьма была одета в тяжелый серый плащ убитого солдата.
— Так ты ведьма? — спросил Торфинн.
— У тебя же есть глаза. Ты же видел, как я залечивала раны Песни Крови.
— Это-то я видел. Ты сейчас чувствуешь себя достаточно окрепшей?
— Да, заклинания отбирают у меня много сил, но я быстро восстанавливаю их, если отдохну.
— И как давно ты занимаешься магией? Вид у тебя довольно молодой…
— Мне почти шестнадцать, — неопределенно ответила Хальд, стараясь уклониться от прямого вопроса, — и я пользуюсь заклинаниями всю мою жизнь. Я родилась с колдовским даром, если верить моим родителям. Мою мать посетило видение. К ней пришла богиня Фрейя как раз перед моим рождением, она предрекла, что мне предстоит в этой жизни стать могущественной жрицей и колдуньей.
Торфинн мягко рассмеялся.
Хальд одарила его испепеляющим взглядом.
— А правда, что Фрейя и в самом деле настолько красива, как об этом говорится в сказаниях? — спросил он, подзадоривая ее.
— Я никогда не видела ее собственными глазами, — быстро откликнулась Хальд, — но те, кто знал ее до моего рождения, утверждают, что чем старше я становлюсь, тем больше похожу на нее. Наверное, именно поэтому мои родители так любили меня, из-за моего сходства с богиней Фрейей, я это имею в виду, — торопливо пояснила она.
Торфинн некоторое время молчал. Его душил смех, и он тайком улыбался про себя, стараясь спрятать улыбку под густыми усами.
— Хальд, а тебя не беспокоит, что ты едешь рядом с Песнью Крови? Фрейя все-таки соратница Одина, а я всегда полагал, что богиня Хель — враг Одина, а значит, и богини Фрейи.
— Фрейя — моя богиня, но Песнь Крови — мой друг, — тут же парировала Хальд, удивленная тем, как точно он угадал ее собственные чувства. «А не испытывает ли Песнь Крови то же самое по отношению ко мне?» — подумала она. И в тот момент это показалось ей очень важным, мысли снова закрутились вихрем, и это раздражало ее.
— Есть еще кое-что, о чем я все время размышляю, Хальд. Что будет, когда воительница вернет Череп Войны богине Хель?
— У тебя же есть уши. Она освободит Гутрун, как того жаждет Песнь Крови, если, конечно, Хель сдержит собственное обещание.
— Я не то имел в виду. Что может натворить Хель с ее безмерной колдовской мощью, когда Череп Войны снова станет принадлежать ей? Что, если история, рассказанная Хель, лишь очередная ложь, как я и подозреваю? Что, если Хель — реальное воплощение зла? — Торфинн вопросительно взглянул на ведьму, точно желая убедиться, действительно ли она осознает важность его слов. — Лично я верю в это. Не может ли она распространить свою власть на нас всех? Возможно, она захочет расширить свои мрачные владения по всему миру? Закроет солнце облаками и тучами, покроет землю снегом и льдом? Не будет ли это Вечная Зима, после которой лето никогда не настанет, и не станет ли это Концом света, который, как мы все слышали, уже грядет? И если такое случится, как мы будем чувствовать себя, осознавая, что помогли ей в этом? Песнь Крови жаждет получить свою дочь назад, она слепа и не осознает того зла, которое может совершить.
- Предыдущая
- 26/69
- Следующая
