Перворожденная - Южная Юстина - Страница 10

Домик остался безмолвным. Однако безмолвие не было холодным, как в покинутом жилище; нет, дом жил, дышал, из приоткрытой ставни, заботливо выкрашенной в оливковый цвет, тянуло теплом, над крышей курился легкий дымок, словно хозяин растопил камин и вышел ненадолго прогуляться по берегу озера. Под карнизом виднелись начертанные руны, незнакомые Финеасу, а рядом с огромным дубом примостилась скамеечка с брошенной поверх циновкой.

Звука шагов он не услышал. Для мага голос возник сразу и ниоткуда.

В напевном его дыхании взволновались душистые травы под веянием ветра, а закатные лучи нырнули в морскую бездну, и серебристая дорожка от восходящей луны разлилась по глади вод. Голос на грани сновидений, сумеречного зова, матовой глубины, где находят себе пристанище мечты.

– Что ты ищешь здесь, темный маг?

Финеас медленно обернулся.

Имя сорвалось с губ против воли.

– Исилвен?

Женщина, стоящая на границе леса и реки, замерла. Безотчетно повела перед собой ладонью, будто рассеивая морок.

– Как ты узнал обо мне?

Финеас молчал несколько секунд, а затем низко поклонился.

– Я давно тебя искал… Прошу, не бойся, я не причиню тебе зла.

Спина сладко выгнулась, тихий выдох взлетел к потолку, затянутому расписными тканями, капли пота скользнули по животу. Утомленно откинувшись назад, девушка уперлась руками в перину. Волосы цвета темной вишни прилипли к влажным лопаткам, веки на мгновение прикрыли янтарную радужку глаз, а пальцы сгребли и безжалостно скомкали простыни. Тело под девушкой заворочалось, волосатая лапища припечаталась к ее бедру, оставляя красноватый след на молочной коже. Грубый голос проворчал:

– Умница, детка… А теперь давай-ка слезай и принеси мне вина.

Девушка подняла запрокинутую голову, открыла глаза, но не двинулась с места. Ее взгляд упал на мясистое лицо с жирными бровями и брюзгливым ртом – мужик начал приподниматься.

– Подожди, мой медовый, – проворковала она. – Я еще не закончила.

Она наклонилась так близко, что ее носик почти коснулся рыхлого, брюквообразного носа мужчины, улыбнулась. Розовый язычок облизнул губы – сначала свои, потом чужие, а затем проник внутрь приоткрытого рта. И янтарная радужка вдруг надломилась, багровая полоса пересекла ее наискось – одна, вторая… Мужчина вздрогнул, попытался отстраниться, девушка впилась в губы еще сильнее. Алая струйка скатилась на постель, а радужка расцветилась новыми линиями. Жирнобровый взвыл, задергался в конвульсиях. Схватить девчонку, отбросить, отшвырнуть от себя! Выкинуть прочь! Руки поднялись и упали, отказываясь повиноваться, глаза распахнулись в немом ужасе.

Улыбка девушки треснула оскалом. Багровая волна нахлынула, полностью заливая янтарь.

Кто это?! Что за инфернальное создание! Нет!

Ее губы вжимались все плотнее и плотнее. Щеки мужчины налились синевой, судорожные корчи охватили тело и… стали ослабевать. Стон вырвался еще лишь раз и затих; закатились глаза, вываливая мутные белки.

Ноздри девушки расширились, словно она вбирала в себя запах отходящей души. Она вздохнула и медленно встала, стирая пальчиком кровь с подбородка.

– Вот и все, мой марципановый. Уверена, тебе было так же хорошо, как и мне.

Взъерошив короткие вишневые локоны, девушка потянулась за вином, плеснула в бокал, отпила. Затем швырнула стекло прочь и, обнаружив кувшин с водой, вылила все его содержимое на себя, с ленцой оглаживая грудь и бедра. На полу валялась сброшенная одежда, она подобрала ее и сердито поцокала:

– Завязки порвал, мужлан неотесанный. Ну где я теперь такой шелк достану!

Из вороха тканей выпал кошелек на цепочке, в открывшейся щели мелькнул край небольшого браслета с металлической пластиной. Девушка замерла. Одежда была свалена на ближайшее кресло. Высвободив браслет из кошелька, она поднесла его к глазам, снова принявшим обычный янтарный оттенок. Так и есть. На пластине мерцали выгравированные слова.

Прочитав, девушка довольно сощурилась.

– Не забыл, значит, свою Мару. Думаешь о ней, а, мастер? – прошептала она. – Но, ах, что там могло приключиться в Салике? Кому нужен этот глухой городишко?

Мара погрызла ноготок на мизинце, понаблюдала в окно за суетой, происходившей внизу. Что ж, сначала надо получить остаток денег с заказчика, а затем, пожалуй, все-таки наведаться в Лигурию. Мэтр ди Альберто – если он, конечно, жив, – возможно, расскажет ей, куда отправился темный маг. А возможно, и не расскажет… вредный старикашка.

Здесь Маре пришлось себя пристыдить, потому что Салика была редким городом, где позволялось жить таким, как она. И в немалой степени благодаря снисходительности главного чародея.

Постояв еще немного, суккуба принялась облачаться. Порванные завязки она ругала очень долго.

Дорога отняла чуть больше времени, чем девушка рассчитывала. Вести об атаке черных кораблей с зеленокожими существами, их отходе и последующем возвращении – но уже в Геную, а затем и распространении по всей территории Лигурии текли навстречу Маре, одна другой неутешительней. Вскоре попались и первые дозорные отряды неведомых противников. Девушка постаралась аккуратно их обойти и поспешила к побережью. Однако там ее ждало зрелище еще более безрадостное.

Обугленные остовы причалов, полуразрушенные дома, стены, обвалившиеся кусками, черные головешки вместо оливковой рощи… огонь не пощадил ничего. Половина Салики превратилась в неузнаваемые руины.

Мара смотрела на селение и злилась. Куда теперь, скажите на милость, идти? Эти грязные болваны угробили ее спокойную, мирную жизнь. Вот раньше – сидишь себе у моря, попиваешь вино, доставленное специально из Бароло, принимаешь заказы, от томной скуки обольщаешь местных мальчиков. И что сейчас? Опять искать себе место с благосклонными к суккубам правителями? Или попробовать договориться с новыми хозяевами Лигурии? Дом, где она жила… Мара отодвинула дубовую ветку, пригляделась… ну да, вроде не тронут; туда не докатилась разорительная волна. А и правда, не прогуляться ли, не разведать ли обстановку? Солдаты и мародеры не страшны, есть у нее в запасе для них пара веселых штучек. А даже если что и случится – подумаешь, обслужит парочку-другую жаждущих, получит ведь не меньше, чем отдаст. Лишняя энергия никогда не помешает.

С одним только кареглазым магом она никогда не проделывала этот фокус…

Ах, Финеас, Финеас, кто ж знал, что ты окажешься таким щепетильным. Это темный-то! Не понял своего счастья, сбежал. Девушка стиснула маленькие кулачки. Ничего, мы еще посмотрим, надолго ли тебя хватит. Тебе же нравилось быть со мной, мастер, а?

Девушка спрыгнула с дерева, на котором сидела, примостившись, как лесная кошка. Надо проверить, что там в городе.

Салика, вопреки первому впечатлению, оказалась не мертвой. Все же со дня вторжения прошло время. После первого нападения спрятавшиеся жители успели вернуться, а когда войска необычных магов и странных существ вошли в селение второй раз, уже никто не бросился на его защиту. Стало понятно, что захвачена вся область и придется, по крайней мере до поры, как-то выживать при свежеиспеченных владыках.

Поэтому, несмотря на выставленные завоевателями караулы и общую подавленность горожан, кое-где уже слышались звуки молотка, а дворик возле пекарни Пьяджо вновь пах чиабаттой и булочками с изюмом – из чего следовало, что амбары уцелели.

Мара шла по улочкам почти не таясь, и пока ей везло. Попавшийся на пути дозор ощупал ее жадными взглядами, но не тронул (вот это дисциплина в войсках!), а солдатики, исполнявшие роль стражи у присвоенной ими гарнизонной башни, вообще казались мраморными изваяниями, а не живыми людьми. В силу собственной природы Мара ощутила в солдатиках эманацию чужой воли и насторожилась. Видать, маги постарались.

Казус произошел, когда она уже почти добралась до дома. Какой-то длинноусый мужик, не из пришлых воинов и не из местных обитателей – своих она всех знала, а те знали ее и обходили десятой дорогой, от греха подальше, – похоже, обычный мародер, решил воспользоваться мнимой беззащитностью одинокой девушки. Пигалица, тонкая, как тростиночка, что она может?!