До белого каления - Квиннел А. Дж. - Страница 12
- Предыдущая
- 12/80
- Следующая
Этторе в недоумении покачал головой.
– Но ты же только что мне сказал, что телохранитель обходится в тридцать миллионов лир в год. О какой экономии можно вообще говорить?
Вико улыбнулся.
– На эти случаи существуют так называемые страховочные телохранители, а попросту говоря, подставные. Если похищение действительно произойдет, вряд ли они смогут его предотвратить, но и стоят они значительно дешевле – около семи миллионов лир в год.
– Но, Вико, – сказал Этторе, – пойми меня правильно: я вовсе не собираюсь заключать страховку от похищения, которое никогда не состоится.
Тут до него дошел скрытый смысл того, что имел в виду Вико, который, увидев, как у друга вытянулась физиономия, весело рассмеялся.
– Надо же, какой ты понятливый! Ты действительно нанимаешь одного из таких подставных, «страховочных» телохранителей, а через пару-тройку месяцев увольняешь его под предлогом некомпетентности или несоответствия предъявляемым требованиям. К тому времени Пинта уже будет регулярно ходить в школу, и Рика никак не уронит своего достоинства.
Этторе несколько минут сидел, обдумывая слова друга, потом спросил:
– А где же мне найти такого человека?
Вико удовлетворенно усмехнулся.
– Сначала тебе придется заплатить за этот восхитительный обед, а потом мы пройдемся до моего кабинета, где у меня записано название агентства, находящегося здесь, в Милане.
Этторе давно уже понял, что счет в любом случае придется оплачивать ему.
Гвидо свернул с шоссе, которое тянулось вдоль побережья до самого Неаполя, на узкую пыльную проселочную дорогу. Она вела к оливковой роще, раскинувшейся на склоне Везувия. Недалеко от рощи дорога заканчивалась поросшей травой поляной, с которой открывался потрясающий вид на Неаполь и огромный залив, уходивший за линию горизонта. Гвидо выключил зажигание. Уже был вечер, кроваво-красное солнце медленно тонуло в море.
Он снова ездил к матери. Присутствие сыновей излечило ее странное заболевание. Теперь она не меньше месяца будет в добром здравии, а потом симптомы болезни снова могут повториться. Гвидо рассказал Элио о том, что три дня назад приехал расстроенный чем-то Кризи. Элио поделился с ним своими соображениями о том, как временно решить проблемы Кризи. Гвидо пообещал брату подумать над его словами.
Все дело было в том, что Кризи утратил интерес к жизни. Он находился сейчас в том состоянии, когда рассвет каждого следующего дня не сулил ему ничего хорошего.
На следующий вечер после приезда он долго говорил с Гвидо в присущей ему манере – сдержанно и не всегда связно. То и дело он надолго замолкал. Казалось, Кризи подыскивает слова для следующей фразы. Гвидо почти совсем не открывал рта. Он лишь сидел, побалтывая в стакане свой напиток, и давал другу возможность излить свои мысли. Суть своего длинного и не вполне членораздельного монолога Кризи лаконично изложил в самом конце.
– У меня такое чувство, что я достаточно прожил, даже, наверное, слишком долго… столько всего произошло на моем веку. Я ведь солдат, никем другим никогда не был, и быть не хотел, и знать ничего другого не знал. Но от всего этого я слишком устал. И последние пять лет эта усталость во мне только накапливалась.
Кризи оказался в трудном положении. Говорить о своих чувствах даже с единственным другом ему было непривычно. Гвидо положил ему руку на плечо, давая понять, что понимает его состояние.
Он и в самом деле его понимал, понимал полностью. Такое же состояние Гвидо сам испытал после смерти Джулии. Это случилось два года тому назад, и до сих пор он не привык жить без нее. Однако между двумя мужчинами была большая разница. Гвидо познал любовь и счастье, которые резко изменили его взгляды на жизнь. Он сражался и убивал, пил и блудил, отвоевывая себе место под солнцем, и редко задумывался над тем, какое влияние оказывает на окружающих. Он слишком долго был уверен в том, что такие чувства, как любовь, сострадание, ревность или одержимость не имеют к нему никакого отношения. Единственным человеком, к которому он испытывал привязанность, был Кризи; в гораздо меньшей степени его заботили мать и брат.
Прожив около недели с матерью Гвидо, оба наемника уехали на Мальту повидаться с соратником по войне в Конго. Он как раз набирал людей на службу к одному шейху в Персидском заливе, но условия и перспективы предложенной им работы особого восторга у друзей не вызвали. Они решили остаться на Мальте еще несколько дней, оглядеться и немного развеяться. Судьба завела их в маленькую гостиницу в рыбачьем поселке на небольшом островке Гоцо, расположенном рядом с Мальтой. Обстановка там была приятной, люди относились к ним дружелюбно.
Джулия работала в гостинице на регистрации постояльцев. Гвидо всегда легко знакомился с девушками, даже с самыми застенчивыми или набожными. Через несколько дней она согласилась встретиться с ним после работы и пойти куда-нибудь развлечься. Джулия была очень хрупкой и красивой, говорила она все как есть, напрямую. Его откровенные заигрывания она сразу же отвергла: без обиняков сказала ему, что она – порядочная девушка и ни с одним мужчиной еще не спала. Гвидо был очень заинтригован: с девственницами ему встретиться никогда не доводилось.
Кризи следил за развитием событий с благожелательным интересом и с готовностью согласился побыть на Гоцо еще какое-то время, пока Гвидо будет говорить девушке красивые слова, очаровывать и завоевывать ее.
На покорение неприступной крепости ушло три недели, и все случилось совсем не так, как Гвидо себе это представлял. Как-то поздно вечером они пошли с Джулией купаться в заливе Рамла, а потом долго сидели на красноватом песке и беседовали. Она рассказала ему про свою незамысловатую жизнь, в которой не происходило ничего из ряда вон выходящего. Семья ее многие поколения занималась тяжелым крестьянским трудом. Он тоже стал рассказывать ей о себе, но это было нелегко, потому что она все время спрашивала, почему он поступал именно так, а не иначе, и ответить на все эти вопросы порой было не так-то просто. Они проболтали почти до восхода солнца, и он уже забыл о своих намерениях. Тогда Джулия сказала, что родители ее будут сильно опечалены. Если девушка на Гоцо не приходит домой ночевать, это считается самым тяжким смертным грехом.
– Но ведь между нами ничего не было, – запротестовал Гвидо, но, заметив в ее взгляде загадочный огонек, подумал о том, что, скорее всего, сам превратился из охотника в дичь.
Когда они оказались в объятиях друг друга, Гвидо обнаружил, что Джулия и в самом деле была девственницей. На него напала оторопь, но она сама втянула его в себя, закричала, а потом прижалась к нему еще с большей силой. Гвидо знал, что это мгновение он запомнит до самой своей смерти. Все женщины, с которыми он был раньше, тут же перестали для него существовать.
В лучах разгоравшегося рассвета он увидел на внутренней стороне ее бедер кровь – единственную кровь в его жизни, пролитую от любви. Он смотрел, как Джулия вытерла бедра, потом взглянула ему прямо в глаза и улыбнулась, застенчиво и вместе с тем гордо. Гвидо отчетливо понял, что вся его жизнь с этого мгновения резко изменилась.
Они вместе взобрались на холм и через селение Надур пошли на ферму к ее родителям. Отец ее, уже работавший в поле, смотрел, как они приближались.
– Это – Гвидо, – просто сказала она. – Мы собираемся пожениться.
Отец лишь кивнул и снова принялся за работу. Он хорошо знал свою дочь: ночь, проведенная ею вне дома, означала, что теперь у него появился еще один сын.
Они венчались в церкви Святых Петра и Павла в Надуре. Службу вел молодой священник. Он был крупный и сильный и немного напоминал Кризи. Святой отец совсем не походил на служителя церкви, его слова и жесты были неловкими и грубоватыми, но в Надуре его любили. Он много работал и обладал недюжинной практической сметкой. Фермеры высоко ценили эти качества в людях. Гоцианцы всем давали прозвища, а священника этого непонятно почему называли Ковбоем.
- Предыдущая
- 12/80
- Следующая
