Горячие и нервные - Андерсон Сьюзен - Страница 7
- Предыдущая
- 7/70
- Следующая
– Твой отец хотел, чтобы ты сделала аборт?
– Или это, или замужество с одним из его банкиров-инвесторов по его выбору.
Ярость на миг вспыхнула в его глазах, но тут же исчезла, и выражение лица снова стало непроницаемым.
– О’кей. Итак, мы выяснили, что ты не пыталась найти меня, когда обнаружила, что беременна, – проговорил он учтивым, но вместе с тем холодным тоном, который использовал ранее, говоря ей «мэм»; и только его глаза, остановившись на ее лице, вновь вспыхнули дьявольским пламенем, не имевшим с учтивостью ничего общего. – И ты даже не попыталась исправить ошибку, рассказав мне об Эсме, когда я появился.
– Ты это серьезно? – Глядя на него, она могла убедиться, что да. – Черт, что же я должна была сказать тебе, Рокет? Встретившись лицом к лицу с человеком, которого не видела шесть лет? – Горечь в собственном голосе испугала ее. Напомнив себе, что она взрослая и самостоятельная женщина, Виктория глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Не желая, чтобы они скатились к взаимным обвинениям, она тихо проговорила: – Я прошу меня извинить. Это было невежливо с моей стороны. Его губы дрогнули.
– Черт побери, при чем тут вежливость?
– Да, возможно, что ни при чем. – «Не каждый из нас может позволить себе выражать словами мысль, которая внезапно приходит в голову». – Но что ты на это скажешь: у меня есть маленькая дочь, и все, что я помню о тебе, – это то, что ты отличный парень, неспособный к длительным отношениям. Почему я должна верить, что ты изменился? – Твердость звучала в ее голосе, и она не собиралась смягчать тон. – Между нами говоря, меня мало занимает, каким замечательным ты можешь быть или не быть… Я буду стоять до последнего, прежде чем представлю Эсме отца, который свалился бог знает откуда и с такой же скоростью может исчезнуть из ее жизни, подобно Питеру Пэну.
Его взгляд стал еще более жестким.
– У меня для тебя новость, дорогая, я никогда не был похож на названного тобой героя. Может, я и отличался легкомыслием, когда мы встретились, но я никогда не хотел создавать проблемы. Прежде всего я был морским пехотинцем, что само по себе подразумевает ответственного человека. Да, я рос грубым, неотесанным и повзрослел гораздо раньше, чем принято считать. Но я подставлял голову под пули и месил грязь, пока ты посещала привилегированную школу для изнеженных принцесс.
– И все же чего ты хочешь, Рокет? – В какой-то момент, глядя на его хмурое лицо, она увидела в нем нечто варварское, необузданное, но все же не смогла удержаться от саркастических интонаций. – Добиться права посещения? Приезжать каждый уик-энд и на две недели летом? – Она ни за что не согласится на это, приди такая идея ему в голову.
И возможно, он не очень изменился, потому что ее вопрос поставил его в тупик. Он просто смотрел на нее, пока в его глазах не проступила паника. Тогда он заморгал, и его лицо вновь приняло непроницаемое выражение, на что он был такой мастер. Но она уловила тревогу в его голосе, когда он переспросил:
– Право посещения?
– Я полагаю, что ты именно этого добиваешься? – Она даже не хотела обсуждать эту идею. Когда Виктория поняла, что беременна, в глубине души она была даже рада, что не знает, где его искать. Она не хотела заставлять парня, который смотрел на их отношения как на мимолетный роман, брать на себя какие-то обязательства. Ей хватало собственного отца, который не интересовался ни ею, ни ее жизнью, ни ее работой, и она не желала того же для собственного ребенка.
Но если Рокету и вправду есть дело до Эсме, при чем тут ее желания и хотения? Может быть, стоит подумать, что лучше для девочки? И когда эта мысль пришла ей в голову, она поняла, что не имеет ни морального, ни юридического права не подпускать его к Эсме, если он захочет посвятить себя воспитанию дочери.
Он с тревогой взглянул на нее:
– Что ей известно обо мне?
– Ничего.
– Что значит «ничего»? Неужели она никогда не спрашивала, почему у других детей есть папа, а у нее нет?
– Конечно, спрашивала. Но что я должна была сказать ей? Что она появилась на свет в результате мимолетного флирта, который был у меня с морским пехотинцем, даже не поинтересовавшимся, как моя фамилия?
– То есть что же? Ты сказала ей, что я умер?
– Конечно, нет! – Пораженная до глубины души, она в ужасе смотрела на него. – Я никогда не лгу моей дочери, Мильонни. Я хотела рассказать ей все, когда она станет достаточно взрослой и сможет понять. До этого дня я хранила молчание.
– Как это? – недоверчиво спросил он.
– Ну, рассказывала, что ее папа не может быть с ней. Просто Бог захотел, чтобы у меня была маленькая девочка, поэтому послал мне ее. Я сказала ей, что я люблю ее так сильно, что этой любви хватит на двоих. И что ей не нужен па… – Она оборвала себя, понимая, что сказала лишнее.
Но было слишком поздно. Рокет сердито сощурился:
– Не нужен кто, Виктория? Отец? Тебе, может быть, и нет, но я уверен, что маленькой девочке он необходим.
– Поэтому я снова спрашиваю тебя: чего ты хочешь?
Проведя рукой по волосам, он раздраженно взглянул на нее.
– Не знаю.
– Что ж, подумай. Я отдала бы целый мир за любящего и внимательного отца. Вместо этого я всю жизнь страдала от недостатка родительского внимания и любви. Если моя дочь не может иметь любящего отца, я бы предпочла, чтобы его вообще не было. И чтобы она никогда не узнала горечь потери. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Я изо всех сил стараюсь понять и тебя, Рокет, но пока ты не взвесишь все как следует и не будешь готов взять на себя обязательства перед Эсме, не смей даже думать о том, чтобы открыть ей правду.
– Хорошо.
Он продолжал пристально смотреть на нее, и Виктория чувствовала, что ничего хорошего дальше не будет. Она успокоилась, только когда он отвел глаза и взялся за свой ноутбук. Но прежде чем она успела вздохнуть с облегчением, он снова повернулся и пронзил ее взглядом.
– Приготовь комнату, – сказал он, и хотя он проговорил это приглушенным голосом, его требовательный тон не оставлял сомнений. – Я перееду сюда.
– Что, прости?
– Факт моего отцовства для тебя не новость, Тори, а я, как ты понимаешь, знаю это всего лишь десять минут. Должен признаться, что пока затрудняюсь определить, что я чувствую, обретя новый статус. Но я уверен, что пока буду ьыяснять это, у меня есть право поближе познакомиться со своей дочерью.
– Да, разумеется. – Казалось, ее сердце готово было пробить грудную клетку. – Можешь снять номер в отеле и хоть каждый день приходить, чтобы взглянуть на нее.
– И предоставить тебе возможность упрятать ее куда-нибудь подальше? Нет, так не пойдет, дорогая.
– Но я не собираюсь делать ничего подобного! – Она смотрела на него, потрясенная тем, что он мог так подумать о ней.
– Ты забыла, детка, что однажды уже сделала нечто подобное, оставив меня одного…
«Да, но только потому, что тогда я потеряла голову… Хотя мы договорились, что такого не будет». Ее сердце, ее кожа, все ее существо затрепетали от воспоминаний, которые имели привычку пробуждаться в самый неподходящий момент. Шесть долгих лет прошло с тех пор, когда она бежала на рассвете по пляжу Пенсаколы, потому что поняла, что слишком привязалась к мужчине, который так отличался от всех, с кем она сталкивалась прежде. Она честно соблюдала его правило наслаждаться, пока они вдвоем, забыв об обязательствах. Но, проводя день за днем в его компании, она все глубже погружалась в эту привязанность, в отличие от него, и это больно ранило ее. Чтобы как-то защитить и уберечь себя, пока с ней не случилось что-нибудь непоправимое, однажды на рассвете она тихонько сбежала.
Она была в здравом уме, чтобы понять, что перед ней стоит именно тот мужчина. Несомненное сходство с плейбоем, которого она помнила, ни на минуту не вызывало сомнений, что он не остановится ни перед чем, чтобы вновь воспользоваться ее слабостью. Встретив с притворным спокойствием его взгляд, она решила, что в данном случае ложь во благо.
- Предыдущая
- 7/70
- Следующая