Семь лепестков - Кузнецов Сергей Юрьевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/46
- Следующая
— Можно считать, что это сердечный приступ, — сказал он, и хозяин тут же перебил его:
— Вот и хорошо, пусть будет сердечный приступ. В любом случае я не хочу никаких дополнительных расследований. Давайте закроем это дело, подпишем все бумаги и разойдемся с миром, — и он вынул из кармана джинсов бумажник.
Петр Степанович не любил подобных ситуаций: ему предлагали взятку, и от этого сразу казалось, что здесь произошло преступление, следы которого пытаются замести. Он еще раз оглянулся на окружавших покойницу людей: кто-то рыдал, кто-то стоял с белым и потрясенным лицом, не было похоже, что эти люди только что отравили свою подругу и теперь пытаются скрыть это. Лейтенант тут же забыл о наркотиках.
— Поймите нас, мы ж тоже люди, — сказал хозяин, — не хочется, чтобы женькино имя трепали попусту. Вы ж понимаете… — и он открыл бумажник.
Лейтенант сглотнул.
— А если это убийство? — сказал он.
— Поверьте, — твердо сказал хозяин, — это не убийство. Шесть человек видели, как она сама, добровольно, приняла эту гадость.
— А что это было? — спросил Петр Степанович.
— А я почем знаю? — сказал хозяин, вынимая из бумажника стодоллоровые купюры.
— Так надо выяснить, как этот наркотик к ней попал… — начал было лейтенант, но собеседник, видимо, устав играть в кошки-мышки, спросил напрямую:
— Сколько?
Петр Степанович замялся: в 1994 году было трудно угадать, какую сумму денег считает большой твой собеседник. А маленькую называть не хотелось. Хозяин тем временем не спеша отсчитывал стодоллоровые купюры.
— Пожалуй, хватит, — сказал он и, глянув на Петра Степановича, добавил еще несколько, — значит, договорились? — и, разделив пачку надвое, вручил деньги своим собеседникам.
— Подписано — и с плеч долой, — сказал лейтенант, пряча доллары в карман.
Когда уехали скорая и милиция, все тут же бросились собирать вещи. Но еще до этого Альперович поймал Антона на лестнице и спросил:
— Покурить нету?
Антон покачал головой. Ожидая появления милиции, он спустил в унитаз всю траву — вдруг бы стали обыскивать? — и теперь жалел об этом. Пара хапок ему бы не повредила, а так приходилось утешаться фантазией о белой конопле, вырастающей на дне канализации из семян марихуаны, пустивших корни. Эта белая (из-за отсутствия солнечного света) конопля была настоящей легендой — все слышали о ней, но никто не пробовал сам. Слухи о ее силе тоже ходили разные: одни говорили, что это полный улет, другие — что это даже хуже подмосковной травы, совершенно безмазовая вещь.
— Жалко, — сказал Андрей и пошел к себе. — Я бы сейчас раскурился.
Он еще вечером учуял запах травы, когда Антон тянул в саду свой косяк. Андрей прогуливался с Лерой, та рассказывала об Англии, где провела последние несколько лет, а он все больше слушал, явно думая о своем. На одной из полян парка, окружавшего дом, они наткнулись на Антона, безмятежно смотревшего в чернеющее на глазах небо, куда уплывал горький дымок.
— Ага, — сказал Андрей, — узнаю запах. Трава?
Антон протянул косяк, Андрей покачал головой, а Лера сделала одну затяжку.
— Я с Англии не курила ни разу, — сказала она скорее Андрею, чем Антону.
— Как там в Англии? — спросил Антон, — в Sabresonic была?
Sabresonic было название модного лондонского клуба, о котором он несколько месяцев назад прочел в прошлогоднем номере журнала The Face.
— Ага, — сказалаЛера, — ив Sabresonic, ив The Ministry of Sound. Но самое крутое в Лондоне — это андеграундные партиз.
— А это что такое? — Антон сделал затяжку и протянул ей.
— Ну, хаус-вечеринки не в клубах. Оупен эйры и не только. Три года назад их проводили за городом, за M25 Orbital motorway. Ты знаешь — Orbital от того и Orbital, да?
— Ты любишь Orbital? — с уважением сказал Антон.
Он был потрясен. Меньше всего он ожидал найти здесь человека, разбирающегося в современном техно и английской рэйв-культуре. Спросить тридцатилетнюю толстую тетку о Sabersonic было типичным травяным приколом. Ее ответ поверг Антона в шок. В какой-то момент он даже стал подозревать, что на самом деле Лера говорит о чем-то своем, а ему только по обкурке кажется, что они беседуют об эсид хаусе и, как она это называла, клаббинге. Беседа, впрочем, увлекла его, и он даже не заметил, как куда-то исчез Андрей, а они с Лерой переместились в его комнату.
Сейчас, глядя на Леру, трудно было поверить, что что-то произошло между ними этой ночью. Она просто не обращала на него внимания, точно так же, как и все остальные. Может быть, это и есть тот самый феминизм, о котором они тоже говорили вчера — трахнуться и забыть?
Через полчаса все уже снова толпились в холле, вокруг стола, на котором еще недавно лежало увезенное в морг тело. Антон заглянул в комнату, где ночевала Женя, — ее вещи уже были собраны, и, помогая Роману вынести чемодан, он вдруг увидел валявшуюся под столом бумажку. Подняв ее, он увидел слова «Возвращайся, сделав круг», написанные сверху, а дальше какие-то алхимические символы, стрелочки и кружочки.
Он как раз рассматривал ее, когда в комнату вошел Леня. Антон сразу заметил его покрасневшие глаза, будто он только что плакал.
— Вот, смотрите, — сказал он и протянул ему бумажку. Леня глянул, словно не видя, скомкал ее и бросил в угол, пробормотав: «Чушь какая-то». Антон хотел было поднять ее, но услышал, что Владимир зовет всех в зал.
— Друзья, я попрошу минутку внимания.
Он стоял посреди комнаты, двумя руками опираясь на круглый стол и нависая над ним как над кафедрой. На секунду Антону показалось, что сейчас он скажет надгробное слово, словно священник в церкви. Но Владимир сказал:
— Вот мент, подписывая бумаги, сказал что-то вроде «подписано — и с плеч долой». Но для меня это не так. Мы все помним, что Женя сказала перед смертью: она получила эту отраву здесь. И, значит, кто-то из нас привез это сюда. Я не хочу милиции, следствия и разборок, но хочу знать, по чьей вине она погибла. Кто дал ей эту дрянь, как бы она ни называлась.
— Это была кислота, — подала голос Лера, — ЛСД по-научному. Видимо, это индивидуальная непереносимость…
— Мне насрать, как оно называлось, — внезапно заорал Владимир, — я просто предлагаю сознаться тому, кто привез сюда эту гадость. Ему ничего не будет — просто я не хочу его больше видеть. Никаких личных связей, никаких деловых контактов, ничего — пусть валит отсюда. А лучше — из России вовсе. Все мы люди не бедные, так что кто бы это ни сделал — он найдет, на что жить там, где я его никогда не увижу.
— Мы его не увидим, — сказал Роман.
Андрей согласно кивнул, а Поручик громко и отчетливо сказал, словно повторяя слова Владимира:
— Никаких деловых сношений с этим пидором.
— Да, — сказал Леня, — пусть уезжает.
Лера пожала полными плечами и заметила:
— О чем мы говорим? Ведь никто так и не сознался.
Антон еще успел подумать, что не спросили только его, и тут Леня истерически расхохотался, словно эхо повторив:
— Никто не сознался!
— Ну, тем хуже, — сказал Владимир, — я тогда сам найду его. И он еще пожалеет о том шансе, который у него был. А теперь — поехали.
На секунду его взгляд задержался на Антоне, и тот поежился.
— Пошли, — сказал Владимир, — мне надо с тобой еще расплатиться.
Антон подхватил рюкзак и пошел к выходу. Тайный смысл происходящего, внятный всего несколько часов тому назад, снова был утерян. Надо вечером заехать к Юлику Горскому, подумал Антон, рассказать ему обо всем. Может, хотя бы Горский разберется, что к чему.
Юлик Горский сидел в своем инвалидном кресле и пытался читать недавно принесенную ему английскую книгу Станислава Грофа. Ему было скучно; он бы с большим удовольствием послушал какую-нибудь музыку: стоявший в стереосистеме компакт FSOL надоел за последние сутки, но он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы выполнить требуемые сложные манипуляции с музыкальным центром. Хотя руки еще слушались, любые мелкие движения теперь давались ему мучительно.
- Предыдущая
- 5/46
- Следующая
