Гарри Потер и Обряд Защиты Рода - Collinerouge Danielle - Страница 49

Дорогой мой друг Дневник, я сейчас в больничном крыле. Мои критические дни и в самом деле критические – я просто истекаю кровью. Настойки мадам Помфри немного облегчают мои страдания, но все равно идти на занятия я не в состоянии, мне нужно лежать. Я разговаривала об этом с моими подругами. У всех цикл проходит нормально. Волшебные прокладки намного лучше маггловских, никто и не думал пропускать занятия по такой причине. Кроме меня. Мне, как всегда, везет, дорогой Дневник. Я до сих пор помню, как это случилось в первый раз. Испугалась сама, а мадам Помфри даже привела доктора из клиники Св. Мунго. Никто не знает, что со мной. Маггловские врачи, к которым меня водила мама, тоже разводят руками – таковы особенности организма вашей дочки. Что ж, утешили!

В обеденный перерыв ко мне пришёл Джеймс. Вряд ли он не знает, что со мной. Он пытался меня развеселить – превратил яблоки в ананасы. Джеймс очень любит ананасы. Как только научился, всегда тыквенный сок превращал в ананасовый во время еды в Общем зале. Затем последовали шутки. О, дорогой Дневник, ты даже не представляешь, как он умеет смешно рассказывать! Лучше всего у него получается перекривлять Макгонагал. Хотя и Флитвику, и Хагриду тоже порядком достается. Он даже умеет забавно блестеть очками, как наш любимый дедушка-директор! Но он это делает не со зла, ему просто нравится шутить! Мой Джеймс – душа компании. Увы, дорогой Дневник, я совсем безнадёжно влюблена в него.

После уроков он снова пришёл ко мне – поддержать боевой дух. Принес мои учебники, чтобы я смогла учить уроки. Потом мы начали целоваться, и все закончилось тем, что мадам Помфри выгнала моего Ромео. Без него мне стало очень грустно.

Я плохо знаю Джеймса, мой милый Дневник. Поздно вечером он как-то умудрился прокрасться ко мне! Мы так чудесно пообщались, пока мадам Помфри видела пятый сон!

Когда я вернулась к занятиям, Джеймс был особенно внимателен ко мне: носил мой тяжелый портфель и даже дал списать реферат по защите от темных искусств. Вообще-то, дорогой Дневник, это неправильно, что я списала у Джеймса реферат, но один разочек можно, ведь правда? Я так неважно себя чувствовала, а объясняться с профессором Флитвиком мне неловко, хотя он добрый и очень хорошо ко мне относится. Видишь ли, мой милый Дневник, Джеймс очень хорошо учится. Все ему дается легко и просто, словно он это уже давно знает. Мне учиться очень тяжело. И хотя я почти отличница, все мои хорошие отметки – результат усердного и регулярного сидения за учебниками. Единственный предмет, где я обогнала Джеймса – это зелья и настойки. Впрочем, у Джеймса все запланированные программой зелья получаются довольно неплохо. А ещё наш профессор зелий не хочет связываться с Джеймсом, он прекрасно помнит тот случай, когда несправедливо занизил оценку, а Джеймс пригрозил, что пожалуется куда надо, и у зельеведа будет настоящая инспекторская проверка из Министерства Магии. Он такой, мой Джеймс, дорогой Дневник. Терпеть не может беспочвенных придирок. Зато честно отбывает все заслуженные наказания.

Вчера ночью мне исполнилось 17 лет, и я стала женщиной. Да, мой милый Дневник, мы с Джеймсом занимались любовью. И, вынуждена признать, мои страхи на этот счет были напрасны. Это было просто великолепно. Хотя, до сих пор в моей голове не укладывается, что он соблазнил меня. Постараюсь тебе все рассказать. Возможно, это немного успокоит меня. Я не могу отделаться от ощущения, что все было спланировано им заранее.

Джеймс сказал мне, что знает в Хогвартсе одно местечко, которое называется комната по желанию. В ней будет такая обстановка, какую я захочу. Я не очень поверила ему, ведь Джеймс все время шутит. А комната по желанию – это его репетиция к экзамену по заклинаниям и трансфигурации – в этом ему просто нет равных – наверняка наколдовал стол с огромным тортом. Я загадала обстановку маггловского кафе, в котором Джеймс никогда не был. И эта комната действительно внутри выглядела, как шикарное кафе – белая скатерть на столике, мое любимое вино и торт с 17 розовыми свечками. Джеймсу тоже все очень понравилось. Он подарил мне дорогое украшение из золота, уверял, что эта штучка принесет мне удачу. Кстати, он уверял, что купил украшение за свои собственные деньги, которые сам заработал на продаже шуток.

Наверное, все началось с того, что я выпачкалась в крем и Джеймс слизал его с моих губ и щёк. Последовавшие поцелуи опьянили меня гораздо сильнее выпитого прежде вина. Потом Джеймс прошептал, что никогда не видел обнаженной девушки. Я не поверила, и он признался, что видел, но только в журнале, который дал ему (угадай кто!) Блек. Теперь ему хотелось увидеть настоящую, красивую девушку, то есть меня.

– Я знаю, что ты очень красивая, Лили, - шептал он мне, начиная меня раздевать.

Я не знаю, что на меня нашло, почему я разрешила ему снять с меня всю одежду. Самое, что интересное, дорогой Дневник, меня в тот момент не волновало, что я окажусь совершенно обнаженной перед парнем, меня больше беспокоило, что Джеймс заметит одну мою странность. Видишь ли, дорогой Дневник, у меня на теле нет волос, вернее кое-где, на руках, на спине, животе есть еле заметный на ощупь золотистый пушок. Мама даже водила меня к врачу, но тот только развел руками, такой случай в его практике впервые. Я здорова. Но все же я немного запереживала, что скажет Джеймс. Но он ничего по этому поводу не сказал. Откуда-то взялся целый ворох простыней, на который Джеймс уложил меня и принялся ласкать (и совершенно не робко, милый Дневник). О, от этих ласк можно было просто воспламениться! Я не знаю, что он наврал мне про то, что никогда не видел обнаженной девушки, его ласки говорили о том, что он не только видел, но и знал, как и где ласкать. Хотя он и шепнул мне, чтобы я подсказывала, где мне нравится. О каких подсказках он говорил! Меня так распалило, то, что он вытворял, что вскоре я уже хныкала и стонала от удовольствия. Это было так сильно и так сладостно!

Потом Джеймс … взял меня. Не знаю, мой милый Дневник, пожалуй, это довольно точное выражение. Вынуждена признать, что было больно, я даже вскрикнула, но вспомнила, что про боль и кровь девственниц наслышалась ещё с детства. Теперь это произошло со мной. Джеймс получил свое заслуженное удовольствие – очень забавно что-то провздыхал, вдавливая меня в простыни. Тяжело дыша, лег рядом, крепко прижался ко мне. Это было так чудесно, милый мой Дневник. Он целовал мое лицо, перебирал волосы на висках, гладил шею, щеки, плечи. Я прошептала ему, что это мой лучший день рождения.

Как прошёл следующий день, - я плохо помню. Уроки, учителя, обед – все как-то летело мимо меня. Я все вспоминала, что было между мной и Джеймсом, и замирала от собственной смелости. Когда я поискала его глазами в грифиндорской гостиной – он снисходительно выслушивал Сириуса, в речи которого мелькало слово «Слинявус». Ну, конечно, что же ещё может интересовать великолепного красавца Блека! Когда Джеймс отделался от своих друзей, то подошел ко мне и спросил, как я. Я не нашла ничего лучшего сделать, как покраснеть. Тогда он меня спросил, хочу ли я повторения вчерашнего. Я, пылая, кивнула.

И тогда я узнала одну из тайн Джеймса – у него есть плащ-невидимка! Даже в мире волшебников эта вещь очень редкая и жутко дорогая. Джеймсу она досталась от дедушки аврора. Мне даже страшно себе представить, как помогал ему этот чудо-плащ в его легендарных школьных проделках! Теперь становится ясно, как пропадают конфискованные Филчем шутки и запрещенные вещи!

Благодаря плащу-невидимке мы благополучно дошли до нашей комнаты. Джеймс жадно на меня набросился. Он также как и я целый день ходил под впечатлением от нашей первой встречи, и теперь умирал от желания. (Это его слова, дорогой Дневник.) Затем он нетерпеливо принялся стаскивать с меня одежду. Он умудрился так сочетать этот процесс с ласками и распусканием рук под ещё не снятой одеждой, что я вскоре слишком явно нетерпеливо дрожала. Две великолепнейшие любовные схватки, мой милый Дневник! Одна лучше другой! У меня не хватает слов, чтобы описать, как нам было хорошо! У меня не получается сдерживать стоны, а Джеймс даже не пытается, более того, он обещает наказать меня, если я буду тихой мышкой, когда он старается изо всех сил. Я не хочу никуда уходить, льну к его теплому телу, он укрывает нас своей школьной мантией.