Навсегда твой - Ogg Gita - Страница 19

— Я этого не говорила! — взвизгнула Эни, она мгновенно поменялась в лице и теперь смотрела на меня со смешанным чувством гнева и ужаса.

— Мистер Снейп, — сказал Судья ошарашенно. — Вы совсем нас запутали, объяснитесь.

— Мисс Блэкстоун защищала меня, — я сглотнул. — А я предал её. Все доказательства я передал министру Шеклболту и он предоставит их Суду по первому требованию.

Судья вскочил, произведя ещё больше шума.

— Суд удаляется на совещание, — быстро сказал он с ноткой надрыва и вылетел из зала.

Министр и прокурор побежали вслед за ним. Зал наполнился топотом, гудением голосов и постепенно опустел.

Я присел перед Эни на корточки и взглянул на неё. Она отвернулась и закрыла глаза. В этот момент я с содроганием понял, что моя жена не хочет меня видеть. Но отступать было поздно. Хотя, даже если бы у меня и осталась такая возможность, я бы всё равно не воспользовался ею. Свобода Эни была куда важнее страха перед предстоящим объяснением и теми слухами, которые неизменно поползут по Министерству. Так мы и просидели, не говоря друг другу ни слова, пока в зал не вернулись все до единого.

Я поднялся и взглянул на Судью, он нервно откашлялся и зачитал,

— Верховный Суд Визенгамота посовещался, рассмотрел дополнительные доказательства и вынес следующее решение.

Он вроде бы смотрел на Эни, но взгляд был направлен чуть выше её макушки.

— Встаньте мисс Блэкстоун.

Эни поднялась, снова её лицо ничего не выражало. Судья ещё раз кашлянул и объявил,

— Считать мисс Блэкстоун не виновной по всем предъявленным ей статьям на основании совершения преступления в состоянии аффекта и освободить в зале Суда, однако лишить её права впоследствии занимать подобные должности.

Я хотел что-то сказать, чтобы обратить на себя внимание Судьи, но из горла вырвался только странный нечленораздельный звук. Судья зыркнул на меня и ещё более нервно сказал,

— Что касается Вас, мистер Снейп, я думаю, Вы способны самостоятельно разобраться со своей жизнью без помощи Везингамота.

Громко хлопнув папкой с документами, он покинул зал, вслед за ним постепенно ушли и все остальные. Они живо обсуждали услышанное и на выходе тут же попадали в цепкие лапы любопытных. Дверь закрылась, отделяя нас с Эни от тех, кто только что вторгся в нашу судьбу.

Я посмотрел на Эни, она оставалась безучастной и лишь еле заметно покачивалась в кресле. Рывком я подскочил к ней и опустился на колени.

— Эни, — сказал я тихо, липкий комок снова вернулся, не давая словам шанса на выражение того, что творилось у меня внутри. — Пожалуйста…

Она встрепенулась и заглянула мне в глаза. В её взгляде было столько боли, что клейкие щупальца ужаса вонзились в мою душу и стали противно возиться там. Она заговорила тихо, произнося каждое слово медленно, будто боялась, что не сможет выговорить их все.

— Помнишь, ты когда-то сказал, что можешь уничтожить меня без помощи палочки? — она запнулась. — Я не верила, что это возможно. Но сегодня ты уничтожил меня, Снейп.

Я судорожно вдохнул и обхватил руками её колени, она поморщилась, будто этим прикосновением я доставлял ей невыносимые страдания. Я поднялся и отвернулся, закрыв лицо ладонью. Вот теперь стало по-настоящему плохо. Пол кружился, а боль, раздиравшая меня, достигла своего тошнотворного апогея.

— Я бы простила тебе измену, — Эни говорила так, словно разговаривала сама с собой, её голос стал хриплым. — Но ты сделал со мной две самых ужасных вещи. Ты лгал мне и прикасался руками, на которых всё ещё был запах той, другой. Этот запах можно было смыть только правдой.

Она помолчала, переводя дыхание.

— А сегодня ты поступил ещё хуже. Ты сказал им, — она сорвалась на крик. — Ты поведал им о моём унижении, теперь они станут жалеть меня. Нет ничего страшнее жалости, Снейп! Даже Поцелуй дементора я приняла бы с меньшим страхом и отвращением!

Её слова врезались как отточенные лезвия. Я обхватил голову руками и стал тихонько стонать. Она подошла ко мне и заставила посмотреть на себя.

— Не приближайся ко мне больше никогда, — она снова поморщилась. — У меня уже не получается справляться с болью.

Эни развернулась и ушла, а я остался стоять и смотреть ей вслед. Внутри всё кричало: Догнать! Остановить! Но я не мог пошевелить даже пальцем. Нет, самая страшная минута была не тогда, когда я мучился ожиданием, а вот сейчас. Моя жена оставила меня и мне некого винить, кроме себя самого. Проклятая работа! Столько лет борьбы, чтобы в конце получить вот это? Я закрыл лицо руками, эта последняя мысль уничтожила меня окончательно и оставила только опустошение.

Так я и стоял, пока на моё плечо не легла ладонь и Кингсли сказал,

— Северус, пойдём отсюда.

— Я увольняюсь, министр.

— Хорошо, — Кингсли не стал спорить. — Я знаю, где есть хорошее огневиски, пойдём, я угощаю.

Я не помню, как добрался домой, потому что впервые в жизни напился до бессознательного состояния. Очнувшись, я обнаружил себя в собственной постели, поднялся и, пошатываясь, спустился на кухню. Чудовищно тошнило, к тому же воздух громко звенел тишиной, и этот звон обращался нестерпимой головной болью. Я огляделся, зрелище было серым и унылым — за одну ночь мой некогда тёплый дом превратился в царство безграничной пустоты. Пустота с силой искусно сотворённого боевого заклятия ударила в меня и проникла внутрь через каждую пору, заполняя, подобно наводнению, всё моё существо. Вот, значит, что чувствуешь, когда рушится твой мир. Я разжёг камин, но это ничего не изменило.

Жизнь очень странная штука: живёшь себе и каждый следующий день похож на предыдущий, а потом вдруг на тебя сыплются события, которые с корнем вырывают из питательной почвы и бросают на произвол судьбы, предварительно хорошенько по тебе потоптавшись. И вот ты остаёшься растерзанный и никчемный, пытаясь понять, что ты сделал не так.

За окном пошёл дождь. Эни любила дождь. Всегда выходила на крыльцо наблюдать за ним и на мои вопросы неизменно отвечала: «С него всё началось».

Я вышел из дома и подставил лицо под дождевые капли. Словно почувствовав меня, дождь припустил сильнее. Капли безжалостно врезались в кожу, стекли за воротник, проникали под ткань одежды, но это мало заботило. Теперь не осталось ничего, кроме этого дождя.

Когда погибла Лили, я думал, что умер вместе с ней и никому не вернуть меня к жизни. Потом в мою судьбу ворвалась Эни, она удивляла и восхищала. Словно глоток свежего воздуха после долгих лет сырости и затхлости, она сделала невозможное — она заставила меня поверить, и я прирос к ней каждым дюймом своей души. Что бы я ни делал, она продолжала видеть только хорошее. Иногда я спрашивал себя, насколько плохим мне нужно быть, чтобы она не выдержала и отказалась.

Одежда прилипла к телу, и ветер уже вовсю наслаждался своей способностью пробирать меня до костей. Но холод физический не шёл ни в какое сравнение с холодом, который пытался поглотить меня изнутри.

Эни подарила мне жизнь, а теперь отбирает её снова. Никто и никогда не делал для меня столько, сколько сделала моя жена. И даже, когда она решила, что мне угрожает опасность, то просто стёрла эту опасность, не задумываясь о том, что будет с ней самой.

Мне показалось, что дождь уже просочился под кожу, и теперь ледяные капли стучат где-то внутри в такт ударам сердца.

Будучи уверенным, что ничего слишком сложного или неосуществимого нет, я не позволял никому давать мне советы или принимать хоть какое-нибудь участие в моей жизни. Сегодня же я отчаянно нуждался, чтобы кто-то сказал, что мне делать дальше, но дождь шепчет только на понятном ему одному языке, а больше никого нет рядом.

Как же я умудрился столько всего пропустить? Я три года не замечал, что моя жена вспоминает и совершенствует боевые навыки, и если бы не случай, я так бы и не узнал об этом. Я никогда не спрашивал, забыла ли она своё прошлое, или это всё так же болит. Воспринимая её присутствие, её поцелуи и прикосновения как нечто само собой разумеющееся, я даже отталкивал её, если день не задался или она позволяла себе идти наперекор моим желаниям.