Последняя песня - Спаркс Николас - Страница 12

• Предыдущая
• 12/70
• Следующая

А ей делалось нехорошо при одной мысли об этом.

Она швырнула майку с Немо в угол (хорошо бы никогда боль­ше эту гадость не видеть!) и принялась раздеваться.

— Прежде чем ты зайдешь дальше, следует знать, что я тоже

здесь.

Ронни от неожиданности подскочила и, развернувшись, уви­дела Джону.

— Вон отсюда! — завопила она. — Что ты здесь делаешь? Это моя комната!

— Нет, это наша комната, — поправил Джона. — Видишь, тут две кровати.

— Я не собираюсь делить с тобой спальню!

Джона вопросительно склонил голову набок:

— Собираешься ночевать в комнате па?

Она решилась было перебраться в гостиную, но поняла, что ни за что туда не пойдет. Потопала к своему чемодану и расстег­нула «молнию». На самом верху лежала «Анна Каренина». Рон­ни откинула ее в сторону и стала искать пижаму.

— Я катался на колесе обозрения! — сообщил Джона. — Кру­то! Па увидел тебя сверху!

— Супер!

— Потрясно! Ты каталась на нем?

— Нет.

— А следовало бы. Я видел все до самого Нью-Йорка!

— Сомневаюсь.

— Точно! На мне же очки! Па сказал, что у меня орлиный взгляд!

— Ага, точно.

Джона, ничего не ответив, потянулся к привезенному из дома медведю и прижал к себе, как делал всегда, когда нервни­чал. Ронни немедленно пожалела о своих словах. Иногда он го­ворил и вел себя как взрослый, но сейчас, видя, как он обнима­ет медведя, она поняла, что не следовало быть такой резкой. Хотя он был красноречив и заносчив и временами ужасно ее раздражал, все же был мал для своего возраста и скорее походил на шести-семи-, чем на десятилетнего. Жизнь его не баловала. Он родился на три месяца раньше срока, следствием чего были астма, близорукость, недостаток координации и плохая моторика мелких движений. Она знала, как могут быть жестоки дети его возраста!

— Я не это хотела сказать. С такими очками, как у тебя, взор

действительно получается орлиным!

— Да, они очень хорошие, — промямлил он, но когда отвер­нулся к стене, она поежилась. Он хороший парень. Конечно, иногда доводит ее. Но это он не со зла.

Она подошла и присела на его кровать.

— Эй, прости, я не хотела. Просто у меня настроение не то.

— Знаю, — кивнул он.

— А ты побывал на других аттракционах?

— Па водил меня почти на все. Его чуть не укачало! А меня нет! И я не боялся в доме с привидениями. Сразу увидел, что они ненастоящие!

Она похлопала его по спине:

— Ты всегда был храбрецом.

— Да! Помнишь, когда в квартире погас свет? Ты испугалась, а я нет!

— Помню.

Видимо, он удовлетворился ответом. Но вдруг снова притих, а когда заговорил снова, она едва расслышала:

— Ты скучаешь по ма?

Ронни получше укрыла его.

— Да.

— Я вроде как тоже. И мне не понравилось быть здесь од­ному.

— Па был в соседней комнате, — напомнила она.

— Знаю. Но все равно рад, что ты вернулась.

— Я тоже.

Он улыбнулся, но тут же вновь помрачнел.

— Как по-твоему, с ма все в порядке?

— Конечно, — заверила она. — Но я точно знаю, что и она по тебе скучает.

***

Утром Ронни разбудило солнце, заглядывающее в окна. Она не сразу поняла, где находится. Посмотрела на часы и не пове­рила глазам.

Восемь утра?

Она плюхнулась обратно в постель и уставилась в потолок, прекрасно понимая, что о сне не может быть речи. При таком ярком солнце? Да и отец уже барабанит на пианино в гости­ной.

Тут она вспомнила прошлый вечер, и гнев на отца разгорел­ся с новой силой.

Добро пожаловать в очередной день в раю!

За окном слышался отдаленный рев моторов. Ронни вста­ла, раздвинула занавески и тут же испуганно отскочила при виде енота, сидевшего на рваном мешке с мусором. Енот уже успел разбросать мусор по всему двору, но выглядел таким сим­патичным, что она постучала пальцами по стеклу, стараясь привлечь его внимание. И только сейчас заметила на окне ре­шетки.

Решетки на окне. Как в тюрьме.

Стиснув зубы, она развернулась и промаршировала в гости­ную. Джона смотрел мультики и ел хлопья из миски. Отец мель­ком взглянул на нее и продолжил играть.

Она подбоченилась, ожидая, пока он остановится. Он не ос­тановился. Она заметила, что фотография, хоть и лишилась стек­ла, по-прежнему стоит на пианино.

— Ты не можешь держать меня взаперти все лето! Не будет этого! — выпалила она.

Отец, продолжая играть, поднял глаза:

— О чем ты?

— Ты поставил решетки на окно. Я что, заключенная?

— Говорил я, что у нее крыша едет, — прокомментировал Джона, не отводя взгляда от телевизора.

Стив покачал головой. Пальцы по-прежнему бегали по кла­вишам.

— Я ничего не ставил. Они уже были в доме.

— Не верю!

— Были. Чтобы произведения искусства не украли, — под­твердил Джона.

— Я не с тобой говорю! — огрызнулась она. — Давай начис­тоту: этим летом ты не посмеешь обращаться со мной как с ре­бенком! Мне уже восемнадцать.

— Восемнадцать тебе исполнится только двадцатого авгус­та, — напомнил Джона.

— Не будешь ли так любезен не лезть в чужие дела? Это ка­сается только меня и отца.

— Но тебе еще нет восемнадцати, — нахмурился Джона.

— Суть не в этом.

— Я думал, ты забыла.

— Не забыла! Не настолько я глупа.

— Но ты сказала...

— Может, заткнешься хоть на секунду? — прошипела она, не сумев скрыть раздражение.

Отец продолжал сосредоточенно играть.

— То, что ты сделал вчера... — начала она и осеклась, не умея облечь в слова все, что происходило, все, что уже произошло. — Я достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать реше­ния. Неужели сам не понимаешь? После того как ты нас бросил, у тебя больше нет прав приказывать мне, что делать. И не мо­жешь ли ты меня послушать?

Отец немедленно опустил руки.

— Мне не нравится твоя дурацкая игра.

— Какая игра? — удивился он.

— Вот эта, на пианино! Непрерывная! Плевать мне на твои усилия заставить меня тоже сесть за пианино! Я больше никог­да не буду играть! Особенно для тебя!

— Договорились.

Она ждала, что он что-то добавит, но отец молчал.

— И это все?! — вскинулась она. — Все, что ты можешь ска­зать? Отец, казалось, не находил подходящего ответа.

— Хочешь есть? Я поджарил бекон.

— Бекон?! Ты поджарил бекон?

— Ой-ой, — пробормотал Джона.

Отец вопросительно взглянул на него.

— Она вегетарианка, па, — объяснил он.

— Правда? — хмыкнул отец.

— Уже три года, — ответил за нее Джона. — Но она иногда бывает не в себе, так что тут нет ничего удивительного.

Ронни потрясенно воззрилась на него, гадая, почему беседа приняла какой-то странный оборот. Речь шла не о беконе, а о том, что случилось вчера вечером.

— Давай сразу договоримся, — отчеканила она. — Если ты когда-нибудь еще пошлешь копа, чтобы привести меня домой, я не просто откажусь играть на пианино. Я не просто уеду домой. Я больше в жизни не буду с тобой разговаривать. А если не ве­ришь, попробуй проверить! Я уже прожила три года, ни единого слова тебе не сказав, и мне это далось легче легкого!

С этими словами она потопала обратно в спальню. Принял душ, оделась и ушла из дома.

         И первое, о чем подумала, шагая по песку, что зря не надела шорты. Было уже жарко, и воздух был горячим и влажным. По всему пляжу на разостланных полотенцах лежали люди; дети играли в волнах прибоя. Она заметила с полдюжины виндсерферов со своими досками, ожидавших подходящей волны.

Бродячий цирк уже уехал, аттракционы разобрали и лотки увезли. Остались только кучи мусора и остатков еды.

Вскоре Ронни добралась до небольшого делового центра. Магазины еще не открылись, но большинство были из тех, куда она ногой не ступала: туристические пляжные лавчонки, пара магазинов одежды, специализирующихся на продаже блузок и юбок, которые могла бы носить ее мать. «Бургер-кинг» и «Макдоналдс», два места, куда она из принципа отказывалась захо­дить. Отель и несколько модных ресторанчиков — вот почти и все. Ее заинтересовали только магазин для серферов, музыкаль­ный и старомодная закусочная, где было бы приятно посидеть с друзьями... будь у нее друзья.

• Предыдущая
• 12/70
• Следующая