По ту сторону - Самсонов Семён Николаевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/53
• Следующая

Девочки оживились, словно одно название книжки помогло им стряхнуть с себя тяжесть и оцепенение. Моментально они окружили Люсю.

— Читай вслух, — решительно сказала Шура.

Аня испуганно всплеснула руками, но никто уже не обращал на неё внимания.

Люся читала внятно, медленно, не пропуская ни одного, слова, и, казалось, освежающий ветер прошёл по лицам слушавших её подруг. Даже Аня поднялась и осторожно подвинула свой чемодан поближе к тесному кружку.

Поезд остановился на большой станции уже на чужой земле. Резкий толчок и лязг буферов разбудил Вову. За стенкой вагона слышалась польская и немецкая речь. Подтянувшись на руках, Вова выглянул в окно. Стояла тёмная, тёплая ночь. Тихо шелестели деревья.

«Где мы? Куда нас привезли?» В ушах звенело. В вагоне было душно, пахло карболкой, потом и тухлыми яйцами — видимо, у кого-то залежалась взятая из дому еда. Хотелось пить. Вова пошарил в мешке и вынул бутылку с водой, но застрявшая в горлышке пробка мешала напиться. Он долго возился с пробкой и так увлёкся, что не сразу услышал рёв мотора… Тишина и темень неожиданно сменились резким тявканьем зениток, яркими вспышками огней.

— Это наши, наши летят! — в восторге закричал Вова.

И вдруг в окна теплушек брызнули искры, взрывы один за другим сотрясали землю, теплушки вздрагивали и скрипели, где-то звенели стёкла, осколки бомб барабанили по железным крышам. В вагоне раздались крики, плач, но всё потонуло в рёве моторов, лае зениток и грохоте взрывов.

Авиационный налёт длился несколько минут, однако минуты эти показались ребятам неимоверно длинными. Но вот гул бомбёжки замер. Стало слышно, как на станции что-то трещало и рушилось; доносились крики и стоны, смешавшиеся с урчанием автомашин и тоскливым рёвом паровозов, скученных на запасных путях станции.

Вова едва добрался до своего угла и опустился на пол. Только теперь он почувствовал боль, что-то липкое текло по руке. Он разжал пальцы, и по полу зазвенели осколки бутылки.

— Выходи! — неожиданно раздалась команда, и двери вагона раздвинулись. — Живее, шкуры! — кричал перепуганный Дерюгин.

— Приехали, что ли? — Вова разыскивал свой узелок.

— А кто его знает! — ответил Толя.

— Жорка! — крикнул Вова в темноту.

— Я тут! — раздался голос Жоры, успевшего раньше других соскочить на землю.

После вагонной духоты холодный воздух, даже пахнущий терпкой гарью, казался ребятам очень приятным. Огромное пламя озаряло пути. Возле горящих вагонов и цистерн метались течи фашистских солдат, едва видимые сквозь расстилающийся дым, нависший над путями и зданием станции.

— Хорошо стукнули! — задорно крикнул Вова, едва полицейский отошёл от них.

— Так им, мерзавцам! — добавил Толя.

По путям, часто и тревожно посвистывая, сновали паровозы, расталкивая вагоны. А один, должно быть повреждённый, стоял на месте и беспрерывно выл, пронзительно и тонко. Это забавляло почему-то Вову и он смеялся, забыв о только что пережитом страхе.

Ребят согнали к станционному зданию.

— Вот так задали перцу им наши лётчики! — шепнул Жора, и они наперебой заговорили о том, что фашисты врут, будто Красная Армия разбита.

— Советские-то самолёты летают себе и бомбят и ничего не боятся! — ликовал Вова.

Не он один — все повеселели, тем более что немцам, видно, было не до ребят. Когда начало светать, утомлённые мальчики и девочки почти все спали, прикорнув, кто как сумел. Вова и Толя лежали рядом, подложив под голову свои пожитки. Неподалёку на ящике сидел пожилой охранник и дремал. Несколько солдат и полицейский медленно расхаживали за изгородью.

Вдруг совсем близко от Вовы закричал мальчик. Вова сразу узнал этот голос — он слышал его в вагоне во время бомбёжки. Дремавший охранник вскочил. Подбежал полицейский, заметив, что Вова и Толя не спят, он крикнул им:

— Дайте тому сопляку в бок. Пусть заткнёт глотку!

— Это он во сне, господин полицейский, — переглянувшись с Вовой, быстро ответил Толя. Им не хотелось, чтоб малышу попало. Он совсем маленький. Наверно, лет десять-одиннадцать, не больше. На целых два года моложе их.

— Во сне… Подумаешь, нежное воспитание! — пробурчал, отходя, Дерюгин.

Охранник закурил, прошёлся несколько раз между спящими и снова присел на ящик, лениво дымя вонючей сигарой. Он вёл себя так, как будто не замечал полицейского. Правда, Вова не раз наблюдал: если полицейский громче и чаще орёт на ребят, немец становится как бы веселее и даже изредка улыбается Дерюгину. А когда полицейский ходит молча, немец недоверчиво следит не только за ребятами, но и за ним. Вот и в этот раз он одобрительно посмотрел на Дерюгина, улыбнулся как бы говоря: «Хорошо служишь». Полицейский тоже улыбнулся в ответ. Только улыбка его была шире, продолжительнее. Он ходил возле ребят, засунув одну руку в карман тёмно-синей куртки грубого сукна. Куртка была явно с чужого плеча — рукава длинные, и полицейский загнул их, как манжеты.

Утро наступило так быстро, что ребята не успели отдохнуть.

— Поднимайся! — раздалась команда.

Огромная толпа ребят и девочек зашевелилась, как муравейник.

— Ну, что там за возня? — крикнул Дерюгин.

Вова и Толя продолжали спать, будто их не касалась команда.

— Вставайте же! — тормошил их Жора, запустив холодную руку Вове за пазуху, а Толю подталкивая локтем. — Да что вы, в самом деле! — беспокоился он.

Но Вова и Толя, измученные бессонной ночью, никак не могли очнуться. Заметив беспорядок, Дерюгин уже проталкивался к ним. Тут Жора схватил Вову за руку, а Толю за ухо. Оба сразу проснулись.

— Скорее поднимайтесь! — прошипел испуганно Жора, и ребята вскочили, не понимая, в чём дело.

Полицейский подошёл к ним. Глядя на Вову в упор, он рявкнул:

— Прикажете вас, свиньи, отдельно каждого будить?

Он ткнул тяжёлым кулаком под рёбра Вове и повернулся к Толе. Тот в испуге попятился.

— Кто тут ещё любит поспать? — крикнул полицейский.

— Никто! — машинально ответил Жора.

— Вот тебе, получи! — Дерюгин ударил Жору и отошёл к стоявшим в стороне немецкому офицеру и переводчику.

— Нет дисциплины! Плёх! — брезгливо сказал офицер, глядя на полицейского.

Переводчик что-то объяснил офицеру, и тот, понизив голос, продолжал говорить уже по-немецки. Ребята стояли близко. Вова отчётливо слышал, как переводчик жевал слова:

— Господин обер-лейтенант говорит, что идти будем пешком, быстро, чтобы к двенадцати часам поспеть к поезду. Нам предстоит пройти пятнадцать километров. Потом мы переправимся через реку на станцию, где этих погрузим в вагоны. — При слове этих он презрительно показал на толпу ребят и продолжал: — Ночью большевики разбомбили мост, поезда не ходят.

— Ясно! — коротко и раболепно ответил Дерюгин.

Через несколько минут колонна, построенная по четыре человека, мальчики и девочки вместе, растянулась и зашагала по дороге к переправе. Шли, действительно, быстро. Патрульные подгоняли ребят криками и толчками. Умолкли разговоры. Многие ребята задыхались, кашляли, кое-кто тихо плакал. Со станции отправились в восемь утра, нагруженные вещами, голодные, неотдохнувшие. Офицер, начальник эшелона, уехал на велосипеде вперёд. Солдаты и полицейские, налегке, без вещей, полупьяные, шагали, будто их самих кто-то гнал. Ребят всё время понукали:

— Живей, живей шевелись, заморыши!

— Бевег дих, шнель, шнель! [2]

Рядом с Вовой шли две девочки. Он узнал их имена — Люся и Аня. Люся то и дело перекладывала свой узелок с одного плеча на другое, а чемоданчик брала то в правую, то в левую руку. Эта небольшая ноша была для неё сейчас неимоверно тяжёлой. Её белокурые волосы выбились из-под косынки и, свисая на лоб, мешали смотреть, коротенькая кофточка вылезла из-под юбки. Но Люся не могла даже поправить волосы. К тому же обувь сжимала распухшие от жары ноги. По раскрасневшемуся и запылённому лицу текли крупные слёзы.

• Предыдущая
• 4/53
• Следующая