Дающий - Лоури Лоис - Страница 28
- Предыдущая
- 28/29
- Следующая
Ночью, пока Гейб мирно спал рядом, Джонас лежал с открытыми глазами, мучаясь от голода, и вспоминал жизнь в коммуне, где еду приносили каждый день.
Он попробовал обратиться к слабеющим воспоминаниям, и перед его глазами встали соблазнительные картины: блюда с жареным мясом, именинные торты, сочные плоды, покачивающиеся на ветках.
Но когда воспоминания ушли, он остался один на один с грызущей пустотой. Однажды он вспомнил, как в детстве ему сделали выговор за неправильно употребленное слово. Тогда он сказал «я умираю от голода». И ему ответили, что это неправда. И что никто в коммуне никогда не умирал, не умирает и не умрет от голода.
Что ж, теперь это не так. Теперь он действительно умирает от голода. А если бы он остался в коммуне, этого бы не случилось. Он так хотел, чтобы у него был выбор. И вот он его получил. И неправильно им распорядился. Выбрал побег. И теперь умирает от голода.
С другой стороны, продолжал размышлять Джонас, если бы он остался, он бы тоже умирал от голода. Он бы жил, страдая от нехватки чувств, цвета, любви.
А Гэбриэл? Для Гэбриэла жизнь бы просто закончилась. Так что никакого выбора на самом деле не было.
Ехать на велосипеде стало невероятно трудно. Ослабевший от голода Джонас еле-еле крутил педали, искалеченная лодыжка ныла, к тому же на их пути стали попадаться холмы, о которых он когда-то так мечтал, и забираться на них было настоящей пыткой.
Начала меняться погода. Два дня шел дождь. Джонас никогда не видел дождя, только в воспоминаниях. Дождь в воспоминаниях ему нравился — это было новое интересное ощущение, совсем не такое, как сейчас. Они с Гейбом промокли и все время мерзли. И им никак не удавалось высохнуть, даже в те редкие моменты, когда выглядывало солнце.
До этого Гэбриэл никогда не плакал, каким бы страшным и изматывающим ни был их путь. Теперь же он плакал постоянно — ему было мокро и холодно, и он хотел есть, и он ужасно ослабел. Джонас тоже плакал. По той же самой причине. Но у него был еще один повод для слез. Он плакал, потому что боялся, что не спасет Гейба. Про себя он уже не думал.
23
Джонас не сомневался, что цель близка. Приближалась ночь, и ничто не подтверждало его уверенность. Он ничего не видел, кроме бесконечной петляющей дороги. Он ничего не слышал.
И все же он чувствовал — Другое Место уже недалеко. Но у него почти не осталось надежды, что они смогут туда добраться. Совсем плохо стало, когда ему в лицо подул холодный пронизывающий ветер, в котором кружилось что-то белое.
Гэбриэл, завернутый в тоненькое одеяльце, сгорбился на своем сиденье и затих. Джонас остановился, снял малыша и с ужасом понял, каким холодным и слабым тот стал.
Джонас почти не чувствовал ног. Он стоял по колено в чем-то холодном и белом. Джонас распахнул рубашку и прижал Гейба к голой груди. Грязное рваное одеяльце он замотал поверх них обоих. Гейб дернулся и захныкал.
Одни среди белой пустоты.
Мысли путались и кружились, как белое вокруг, но Джонас все-таки вспомнил, как это белое называется.
— Это снег, Гейб, — прошептал он. — Снежинки. Они падают с неба, и это очень красиво.
Ребенок, когда-то такой живой и любопытный, молчал. Джонас посмотрел сквозь снег на маленькую головку, прижавшуюся к его груди. Кудряшки Гейба свалялись в грязные комки, дорожки слез покрывали бледные щеки. Глаза были закрыты. Джонас увидел, как снежинка упала на трепещущие ресницы и сразу растаяла.
Джонас сел на велосипед. Впереди виднелся крутой холм. Взобраться на него и при хорошей погоде было бы не так просто, а снегопад и вовсе делал это невозможным. Переднее колесо почти не двигалось, хотя Джонас и нажимал изо всех сил на педали онемевшими ногами.
Джонас слез и бросил велосипед в снег. На секунду он представил себе, как просто было бы сейчас лечь самому, опуститься с Гейбом на мягкий снег, погрузиться в тишину, отдаться сну.
Но он уже столько прошел. Он должен попытаться дойти до конца.
Воспоминания остались позади, вышли из-под его защиты, чтобы вернуться к людям коммуны. Осталось ли хоть что-нибудь? Мог ли он получить хотя бы крупицу тепла? Обладал ли он еще силой Давать? И сможет ли Гейб Принять?
Он опустил руки Гейбу на спину и попытался вспомнить солнце. Сначала ему показалось, что ничего не происходит, что его дар исчез. Но вдруг он почувствовал, как жаркие лучи согревают его одеревеневшие ноги. Как начинает светиться лицо, отмерзает задубевшая кожа на руках. На мгновение ему захотелось оставить все это себе, самому купаться в солнечном свете, не думая ни о чем и ни о ком.
Но это мгновение сменилось порывом, нуждой, страстной необходимостью разделить тепло с единственным, кого ему осталось любить. Невероятным усилием он направил воспоминание в холодное дрожащее тело, сжавшееся у него на руках.
Гэбриэл заворочался. Они оба нежились в тепле, набирая силы, обнимая друг друга под падающим снегом.
Воспоминание было мучительно коротким. Джонасу удалось пройти лишь несколько метров, и тепло ушло, и они опять оказались вдвоем в холодной ночи.
Но сознание осталось ясным. Даже краткий миг тепла прогнал апатию и вялость, вернул ему волю к жизни. Он начал идти быстрее на негнущихся ногах. Холм был предательски крутым, Джонасу мешал снег и почти полное отсутствие сил. Он прошел совсем чуть-чуть, споткнулся и упал.
На коленях, не в силах подняться, Джонас попробовал снова. Сознание ухватилось за еще одно теплое воспоминание, и он постарался удержать его, укрепить и передать Гейбу. Душевные и физические силы вернулись к Джонасу, он встал. Гейб снова заворочался. Джонас продолжил восхождение.
Но воспоминание ушло, и сделалось еще холоднее, чем раньше.
Если бы только Дающий успел дать ему побольше воспоминаний о тепле! Может, у него осталось бы хоть что-то сейчас. Но «если бы» ему не помогут. Ему надо сосредоточиться на том, чтобы держаться на ногах, согревать Гэбриэла и себя, продолжать путь.
Он карабкался вверх, останавливался, быстро согревал их обоих тем, что еще помнил.
Вершина холма была далеко, и он не знал, что за ней. Но ему ничего не оставалось, кроме как идти вверх. И он шел.
Когда вершина была уже близко, что-то произошло. Нет, теплее Джонасу не стало. Наоборот, таким замерзшим он еще себя не чувствовал. Усталость тоже никуда не делась, он еле передвигал ноги. Но он вдруг почувствовал себя счастливым. И начал вспоминать счастливые времена. Он вспомнил родителей и сестру. Вспомнил своих друзей, Эшера и Фиону. Вспомнил Дающего. Воспоминания о радости переполнили его.
Джонас достиг самой вершины холма.
— Мы почти пришли, Гейб, — прошептал он, почему-то ни капельки в этом не сомневаясь. — Я помню это место.
И он его вправду помнил. Но ему не нужно было из последних сил вызывать слабое воспоминание. Все было по-другому. Он легко мог его удержать. Это было его собственное воспоминание.
Он прижал к себе Гэбриэла, потер ему спинку, чтобы согреть. Дул ледяной ветер. Снег кружился и закрывал путь. Но где-то там впереди, за метелью, Джонас знал, были свет и тепло.
Откуда-то в нем взялись знание, что на вершине холма его ждут санки, и силы, чтобы их найти. Задубевшими руками Джонас взялся за веревку.
Он покрепче прижал к себе Гейба и сел на санки. Спуск был крутым, но снег был мягким, и Джонас знал, что на этот раз не будет льда, не будет падения, не будет боли. Внутри его остывающего тела горела надежда.
Они поехали вниз.
Джонас понял, что теряет сознание, но последним усилием заставил себя сидеть ровно, прижимая Гейба, не давая ему упасть. Ветер бил ему в лицо, но сани ехали прямо, прорезая полозьями дорогу к цели, к Другому Месту, где детей ждало их будущее и прошлое.
Он заставил себя открыть глаза. Санки неслись вниз, и вдруг он увидел огни. Он сразу их узнал. Он знал, что они светят через окна, что это те красные, желтые и синие огоньки, что горят на деревьях в домах, где семьи создают и хранят воспоминания, где люди славят любовь.
- Предыдущая
- 28/29
- Следующая
