В сердце страны - Кутзее Джон Максвелл - Страница 24
- Предыдущая
- 24/34
- Следующая
190. Так жить нельзя.
191. Не в состоянии спать! я брожу по дому во время сиесты. Я щупаю странную одежду в запертой комнате. Я смотрю на себя в зеркале и пытаюсь улыбнуться. Лицо в зеркале улыбается измученной улыбкой. Ничего не изменилось. Я все еще не нравлюсь себе. Анна может носить эту одежду, а я не могу. Из-за того, что я так долго носила черное, я превратилась в черную особу.
192. Хендрик убивает по овце в неделю. Это его способ взыскать долг.
193. Я встаю утром и ищу, что бы вымыть. Но вещи не так-то быстро пачкаются. Их слишком мало используют, мне нужно дождаться пыли, а пыль падает, когда ей заблагорассудится. Я хандрю; дом сияет.
194. Хендрик стоит у парадной двери, за спиной – его жена.
– Мисс, кофе закончился, мука закончилась, почти все закончилось.
– Да, я знаю. – И мисс все еще должна нам.
– У меня нет денег. Вы в любом случае не работаете, так почему же я должна давать вам деньги?
– Да, но мисс нам должна, разве это не так?
– Нет смысла без конца спрашивать, Хендрик. Я же говорю тебе, что у меня нет денег.
– Да, но тогда мисс должна дать нам что-нибудь еще.
195. Я не в силах продолжать эти идиотские диалоги. Язык, на котором я должна говорить с этими людьми, безнадежно загублен моим отцом. То, что происходит между нами, превратилось теперь в пародию. Я была рождена, когда существовал язык иерархии, дистанции и перспективы. Это был язык моего отца. Не скажу, чтобы мне хотелось говорить на этом языке, у меня вызывает печаль его дистанция, но это все, что у нас есть. Я могу поверить в существование языка, на котором говорят влюбленные, но не могу его себе представить. У меня не осталось слов для обмена, в значимость которых я могла бы верить. Хендрик наклоняет голову и тайком усмехается каждый раз, как предлагает мне старые обороты речи. «Мисс, мисс, мисс!» – говорит он мне в лицо; «Я знаю тебя, ты дочь своего отца», – говорит он, прикрыв рот рукой; «Ты единоутробная сестра моей жены, там, где лежал твой отец, я лежу тоже, я знаю этого мужчину, его следы остались в моей постели». «Ты, ты, ты», – поет Анна Маленькая у него за спиной, когда мне ее не видно.
196. Хендрик появляется наверху, надо мной, на лестничной площадке у двери чердака, в одежде моего отца. Это нелепо! Он принимает позу: упирает руки в бедра и выпячивает грудь.
– Ну и ну! – кричит ему Анна Маленькая снизу.
– Немедленно сними эту одежду! – Я не могу этого допустить, он слишком далеко заходит. – Я сказала, что ты можешь взять кое-что из старой одежды хозяина, но эта одежда не для тебя!
Он бросает плотоядный взгляд на жену, игнорируя меня.
– Хендрик! – ору я.
– Эй! – говорит Хендрик. Протягивая руки и делая на площадке пируэт.
– Ну и ну! – отвечает ему жена, заливаясь восторженным смехом.
Он взял белую хлопчатобумажную рубашку без воротника, лучший атласный жилет, брюки из твида и даже хорошие черные сапоги. Еще несколько рубашек перекинуты через перила.
Что я могу сделать с этой парой? Я так одинока, и я женщина! Я карабкаюсь вверх по деревянной лестнице. Это моя судьба, и я должна с этим покончить.
Смех замирает. Мои глаза оказываются на уровне его сапог.
– Мисс! – Слышу ли я наконец ненависть в его голосе? – Мисс, давайте же, скажите старому Хендрику: мисс хочет, чтобы он снял одежду хозяина?
– Я сказала, что ты можешь взять старую одежду, Хендрик, но эта одежда не для тебя. – Сколько же еще этих дурацких слов должна я произнести, когда мне хочется завыть и застонать?
– Мисс хочет, чтобы я снял эту одежду? Я загнана в ловушку. Мне хочется заплакать. Сколько же еще мне нужно вынести, прежде чем они оставят меня в покое?
Хендрик начинает расстегивать брюки. Я закрываю глаза и опускаю голову. Мне нужно быть осторожной, если я попытаюсь спуститься по лестнице задом наперед, то определенно оступлюсь и упаду.
– Эй, смотрите! Смотрите, наша мисс, смотрите! – В голосе его определенно звучит ненависть. Горячие слезы текут по моим щекам, хотя глаза закрыты. Вот мое наказание, оно пришло, и я сейчас должна его вынести. – Ну же, не бойтесь, наша мисс, это всего лишь мужчина!
И так мы долго стоим, замерев, как на картине.
– Перестань, ты делаешь ей больно, – Анна Маленькая тихо подает голос снизу, спасая меня. Я открываю глаза и вижу, что она с любопытством смотрит прямо мне в лицо. Она женщина, и поэтому она милосердна. Является ли это универсальной истиной? Осторожно переставляя ноги, я спускаюсь задом наперед по лестнице и бреду мимо нее в дом. Они делают из меня врага, но почему? Просто потому, что у меня нет для них денег?
197. Они слоняются по двору в нарядах моих родителей, и им не перед кем покрасоваться. Эти дни в праздности сказываются на них так же, как на мне. Мы разлагаемся. Наскучив друг другу, они обращаются ко мне в поисках раз влечения. Я беру ружье там же, где и прежде, – там, где вешалка. В поле зрения появляется спина Хендрика. Что такое Хендрик в эту минуту – человек, одолеваемый скукой, который жует травинку, или белое пятно на зеленом? Кто может это сказать? Ружье и цель оказываются на одной линии, и я спускаю курок. Меня оглушило, но я уже проходила через это прежде, и в ушах тогда тоже звенело—я не новичок. Анна бежит, как ребенок, размахивая руками и спотыкаясь в тяжелом белом платье. Хендрик пытается ползти за ней следом на четвереньках. Я удаляюсь в свою темную комнату и жду, когда затихнут звуки.
198. С ружьем в руке я появляюсь на пустой веранде. Я поднимаю его и целюсь в белое пятно рубашки. Ствол бешено раскачивается, его некуда упереть. Анна вскрикивает и указывает на меня. Они вскакивают и бегут по двору, как зайцы, к огороду. Ружье не поспевает за ними. Я не плохая, я даже не опасна. Я закрываю глаза и спускаю курок. Я оглушена, у меня звенит в ушах. Хендрик и Анна Маленькая исчезли за деревьями. Я ставлю ружье на место.
199. Разодетые в наряды мертвых людей, они сидят на старой скамье в тени гевеи. Хендрик скрещивает ноги и кладет руки на спинку скамьи. Анна Маленькая приникает к его плечу.
Он видит, что я наблюдаю за ними из окна. Он поднимается и подходит.
– Нет ли у мисс немного табака для меня?
200. Я лежу у себя в постели с подушкой на глазах. Дверь моей комнаты закрыта, но я знаю, что Хендрик в доме, он роется в ящиках. Даже если бы муха чистила свои лапки в этом доме, я бы и то знала.
Дверь открывается. Я поворачиваюсь к стене. Он стоит надо мной.
– Смотрите, мисс, я нашел немного табака.
В последний раз я вдыхаю сладкий запах табака для трубки. Кто же теперь снова принесет его в мой дом?
Он тяжело садится возле меня на кровать. Его запах ударяет мне в ноздри. Он кладет руку мне на бедро, и я вскрикиваю, глядя на пустую стену; тело мое напрягается, ужас ревет из глубины моих легких. Рука убирается, запах исчезает. Но крики продолжают звенеть.
201. Хендрик и Анна Маленькая сидят на старой скамье в тени гевеи. Хендрик скрещивает ноги и попыхивает своей трубкой. Анна кладет голову ему на плечо. Я наблюдаю за ними. Они целы и невредимы.
202. Я машу Хендрику белым конвертом.
– Отвези это письмо на почту. Дай его господину на почте. Он даст тебе деньги. Если ты выедешь завтра утром, ты сможешь вернуться во вторник вечером.
– Да, мисс, – почта.
– Если они спросят, скажи, что я тебя послала. Скажи, что хозяин заболел и не может приехать. Запомни: хозяин болен – больше ничего не говори.
– Да, мисс. Хозяин болен.
– Да. И скажи Анне, что, если ей будет не по себе, она может завтра ночью спать на кухне.
– Да, мисс.
– И положи письмо в надежное место, иначе ты ничего не получишь.
– Да, мисс, я сохраню его.
203. Анна начинает стелить себе постель. Я не ухожу из кухни, а сижу. За столом, наблюдая за ней. Ее движения становятся неловкими. Она теряет, почву под ногами теперь, когда ее муж в отъезде.
– Тебе нравится спать на кухне, Анна?
– Да, мисс. – Она отворачивает лицо, она шепчет, она не знает, куда деть руки.
- Предыдущая
- 24/34
- Следующая
