Империя (Под развалинами Помпеи) - Курти Пьер - Страница 32

• Предыдущая
• 32/122
• Следующая

Когда после смерти иудейского царя Ирода народ восстал против Архелая, желавшего царствовать, и когда этот последний отправился в Рим защищать пред Августом свои права против Антипы, оспаривавшего у него иудейское царство, Квинтилий Вар, услышав о восстании в Иудеи и не ожидая, чем кончится ходатайство Архелая в Риме, поспешил в Иудею из Антиохии и, предав казни главных бунтовщиков, оставил в Иерусалиме часть своих легионов под начальством Сабина, цезарского прокуратора. Но Сабин, пользуясь своей властью, стал беспощадно грабить народонаселение несчастной Иудеи, что вызвало вскоре новое восстание, во время которого произошла кровопролитная битва между революционерами и римлянами, выигравшими эту битву лишь благодаря тому, что успели поджечь храм, который также был ограблен Сабином на виду у всех, причем на его долю досталось четыреста талантов.

Это послужило, между прочим, сигналом к восстаниям в прочих частях Иудеи, а новые восстания дали римлянам повод к новым грабежам и убийствам. Вар, собрав три легиона, которыми располагал в Сирии, и присоединив к ним свою кавалерию и вспомогательное войско, стал без милосердия жечь города и грабить и убивать жителей.

«Тогда иудеи, – пишет Иосиф Флавий, – испуганные жестокостью Вара, старались оправдать себя, говоря, что война была возбуждена не по их желанию, а по настоянию иностранцев, с которыми они соединились; что они, собственно, и не думали нападать на римлян и осаждать их и что, напротив, последние осаждали их. Навстречу Вару вышли племянники Ирода, Иосиф и Грат, и Руф вместе с милицией, находившейся под их начальством, и с римлянами, освободившимися от осады. Сабин, однако, не осмелился явиться к нему; убежав из города, он направился к морю. Вар, между тем, послав часть своих войск внутрь провинции, старался найти зачинщиков бунта и, когда они попались в его руки, главных из них он предал смерти, а остальных простил. По этому поводу было распято на кресте две тысячи человек».[104]

Вот каковы были деяния на востоке Квинтилия Вара, которого Веллей Патеркол осмелился назвать человеком мягкого и спокойного характера.

Затем Вар был послан в цизальпинскую Галлию, где, по словам некоторых комментаторов Вергилия, он постарался возвратить этому мантуанскому поэту то имущество, которое было похищено у него римскими солдатами; вследствие этого предполагают, что к нему относятся, в эклоге VI и IX, те строчки, которые полны благодарности и хвалы.

О других его заслугах и предприятиях историки не упоминают, хотя в тех же самых бессмертных строчках Вергилия и говорится, что другим будет приятно воспевать воинственные подвиги, но для Феба самой дорогой страницей может быть та, в начале которой стоит имя Вара.[105]

фабий Максим, не смотря на то, что не разделял энтузиазма певца сельской жизни к Публию Квинтилию Вару, не осмелился, однако, возразить на предложение, сделанное Ливией Августой, послать такого человека в Германию.

Вар же, в высшей степени обрадованный такой рекомендацией императрицы и тем, что эта рекомендация, не встретила никакого возражения со стороны Августа, не мог удержаться, чтобы не воскликнуть:

– О, божественная Августа! Сами боги вдохновили тебя подобным советом, так как я чувствую, что не окажусь недостойным.

Август, действительно, промолчал на предложение жены своей: он не мог ответить ей тотчас, застигнутый врасплох неожиданностью такого предложения, и в эту минуту соображал о том, можно ли дать Вару такое серьезное поручение.

– Вар, – спросил, наконец, Август, – кажется, Германия для тебя незнакомая еще страна, и тебе неизвестны ни нравы, ни намерения тамошних жестоких и вероломных жителей.[106]

– Да, но с твоего согласия, о цезарь, я изберу таких офицеров, которые будучи оттуда родом, хорошо знакомы и с этой страной и с ее жителями.

– Так ты уже подумал об этом?

– Признаюсь, Германия была целью моего честолюбия и я уже обсуждал о своих действиях в ней и изучал тех лиц, которых желаю избрать своими сотрудниками; это – Вала Нумоний, Луций и Аспренат, мой племянник, которых я буду иметь своими легатами; военными же префектами будут у меня Луций Эггий, Луций Педиций и Кай Цеоний.[107]

Август выразил свое одобрение, кивнув головой.

– Но я имею, быть может, еще лучшего человека, о цезарь, – продолжал Публий Квинтилий Вар. – В моем девятнадцатом легионе есть личность, которая знает эту сторону, как своих пять пальцев, и очень хорошо знакома с обычаями ее населения; это личность светлого ума, быстрой проницательности, обладает физической силой и необыкновенным красноречием. Эта личность близка ко мне и предана мне. За этого человека ручаются его имя, его знаменитое происхождение и его прошлое; наконец, он пользовался уже и твоими милостями, о цезарь. Родившись варваром, так как он из страны херусков, он вырос среди нас и свыкся с нашими нравами и обычаями; ты сделал его римским гражданином и он в благодарность за такую милость сражался солдатом в наших рядах, выказав свою храбрость и военные достоинства во многих битвах, так что, не смотря на свою молодость, – ему лишь около двадцати пяти лет, – он получил уже команду декурии в кавалерии моего девятнадцатого легиона.

– А как его зовут?

– Арминием; он сын Сигимера, князя херусков.

– А ты убежден в его верности?

– Я убедился в ней долгим опытом; кроме того, за него останутся заложниками в Риме его жена Туснельда, дочь его дяди, Сегесты, также херуска, знаменитого родом и преданного римлянам; и он остается тут, вместе с сыном своим, Тумеликом.

При этом Квинтилий Вар умолчал, однако, перед цезарем о том, что Туснельда убежала от мужа к своему отцу, который, вследствие этого, сделался непримиримым врагом Арминию.

Август, казалось, согласился с этими доводами своего друга, который находил их, разумеется, достаточно разумными; открыв ящик и вынув из него драгоценное кольцо, цезарь, отдавая его Квинтилию Вару, сказал:

– Передай это Арминию, сыну Сигимера; я делаю его Гимским всадником, и пусть он отправляется с тобой в ерманию.

– О, Вар, – прибавил Август торжественным тоном, – не забывай того, что я доверяю тебе самую храбрую из наших армий, первую по своей дисциплине, своему числу и военной опытности своих солдат.[108]

– А я, о, божественный цезарь, постараюсь увеличить ее славу и, вместе с тем, славу великого римского имени; отвечаю за успех своей жизнью.

Выходя из библиотеки Августа, Квинтилий Вар, сильно обрадованный неожиданным осуществлением своих честолюбивых планов, был полон глубокой благодарности и энтузиазма к женщине, сделавшей его столь счастливым; и с этой минуты никто более его не был склонен вторить тем хвалам, какими дарил Ливию народ, не видевший ее тайной цели и интриг, а видевший в ней лишь благодетельную Эгерию Августа, сострадательную и мудрую императрицу, любимую всеми мать отечества.

А сострадательная и мудрая императрица, любимая всеми мать отечества, посылая его в Германию, думала лишь о том, чтобы сделать его безопасным для себя самой, так как она боялась, что он, соединясь с Фабием Максимом, будет вредить осуществлению ее тайных планов, целью которых было уничтожение всего семейства Августа.

До всего прочего ей не было никакого дела.

О Квинтилии же Варе и об Арминии, римском гражданине и всаднике, которые поспешно отправились в Германию, мы будем еще иметь известия.

Когда Кай Тораний, известный уже читателям торговец невольниками, сказал Мунацию Фаусту, что Неволея Тикэ была им продана в тот самый день, молодой человек почувствовал такую боль в сердце и такое сильное волнение во всем теле, что едва удержался на ногах; затем, бросив на мангона бессознательный, странный взгляд, он проговорил:

• Предыдущая
• 32/122
• Следующая