На войне как на войне - Курочкин Виктор Александрович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/22
- Следующая
– Ладно.
Однако Щербак даже не пошевелился. Он сидел в машине и, не зная, что ему делать, тер пальцем стекло тахометра. Приказ командира донесся до него издалека, как эхо, он так же, как эхо, ответил: «Ладно». Механик-водитель не любил самоходку и боялся ее. Сокровенной мечтой Щербака было перебраться в ремонтную роту. Но перебраться туда не так-то просто, особенно когда сидишь за рычагами машины. «Вот было б счастье, если б фриц закатал болванку в моторный отсек: машине капут, и все живы».
В передний люк просунулось злое лицо Малешкина.
– Ты чего ж сидишь, обормот грязный! Я кому сказал подтянуть гусеницы? Ну, погоди, ты меня выведешь из терпения!
Щербак заторопился, стал искать натяжной ключ, приговаривая:
– Сейчас, сейчас, товарищ лейтенант, все будет в порядке.
Поиски ключа продолжались долго, наконец ключ был найден заряжающим Осипом Бянкиным. Втроем они стали подтягивать ленивец, но ленивец не поддавался: он был натянут до отказа.
– Надо выбрасывать трак, – заявил ефрейтор.
– Надо, – нехотя согласился с ним Щербак.
– Давайте выбрасывать. Бянкин, тащи паука с выколоткой, – приказал Саня.
Бянкин нагнулся, прищурясь, осмотрел гусеницу, ударил по ней каблуком и решительно плюнул:
– И так сойдет, лейтенант.
– А если свалится?
– Хрен свалится, – заявил Бянкин.
Авторитет ефрейтора в экипаже был непоколебим. Малешкин облегченно вздохнул. Выбрасывать траки – грязная и утомительная работа. А Саня с минуты на минуту ждал команду: «Заводи».
– Щербак, у тебя все готово? – отрывисто спросил Саня. Щербак козырнул:
– Так точно, товарищ лейтенант.
– У тебя, Бянкин?
Заряжающий пожал плечами:
– Мои снаряды всегда готовы.
– Домешек? Где наводчик?
Саня оглянулся. Домешек стоял сзади. Вид его испугал Саню. Вернее, он не увидел самого Домешека. Он увидел длинный белый, как у грача, нос и огромные белки, которые, казалось, вот-вот вывалятся из глазниц. Домешек протянул Сане руку:
– Вот…
– Что это? – спросил Саня.
– Чека… от гранаты.
Саня ничего не понимал, не понимали и Щербак с ефрейтором. Но всем вдруг стало страшно.
– Я проверял в сумках гранаты и не знаю как… вытащил чеку. – Домешек хотел улыбнуться, но вместо улыбки лицо его задрожало и сморщилось.
У Малешкина обмякли ноги, и все вокруг стало нереально маленьким и серым.
– Граната без чеки в сумке? – спросил ефрейтор.
Домешек кивнул и, схватившись за голову, сел прямо в снег.
– Почему же она не взорвалась? – вслух подумал Саня.
– Наверное, трубку взрывателя прижало. А то б она рванула. – И Бянкин зябко поежился.
– Что же теперь делать-то?
Саня по очереди посмотрел на своих ребят. Домешек сидел на снегу и тупо разглядывал ладонь, на которой лежала чека. Щербак, уставясь на самоходку, размазывал по лицу грязь. Ефрейтор Бянкин сворачивал цигарку и никак не мог свернуть: то просыпался табак, то рвалась бумага.
Малешкина сковал ужас. Его самоходка, родной дом, превратилась в огромную глыбу взрывчатки. Малейший толчок – капсуль-детонатор срабатывает, и… Саня закрыл глаза и увидел огромный взрыв, а на месте машины – черную яму. Он невольно попятился.
– Дела так дела, – протянул Бянкин; ему все-таки удалось свернуть папироску и закурить.
Малешкин взглянул на ефрейтора, который жадно глотал дым, и протянул руку. Бянкин отдал ему окурок. Саня затянулся, обжег губы и опять рассеянно спросил:
– Что же делать-то теперь, а? Если взорвется машина, нам всем… – и не договорил.
Впрочем, все поняли и молчали. И в этом молчании младший лейтенант Малешкин почувствовал, что теперь все зависит от него. Он командир, он за все в ответе. Саня закрыл ладонью глаза, стиснул зубы.
– Сержант Домешек, вы сейчас пойдете в машину и достанете ту гранату. Понятно?
Домешек скорее удивленно, чем испуганно посмотрел на командира, словно спрашивая: «Ты что, шутишь, лейтенант?» – и наконец понял, что это не шутка, а приказ.
Он поднялся, опустил руки и тихо по складам проговорил:
– Есть достать гранату.
С минуту он стоял, повесив руки и опустив голову, потом поднял ее, горько усмехнулся и пошел к машине. Когда он уже занес ногу на гусеницу, Малешкина обожгла мысль: если Домешек погибнет, ему тоже не жить. «Так зачем же и ему? Уж лучше один я». И Саня тихо позвал:
– Мишка.
Домешек через плечо посмотрел на командира.
– Вернись.
– Зачем?
– Назад! – грубо оборвал его Саня.
Домешек пожал плечами и вернулся.
– Я сам… Понимаешь, я сам. – Саня отвернулся от наводчика, посмотрел на корявую сосну с перебитой макушкой. – В какой сумке она?
– С левой стороны.
– Какая она?
– Не знаю, лейтенант. Я ее не видел. Когда я увидал в руке чеку, все забыл, ничего не помню, словно по затылку бревном ахнули…
– Значит, в левой?
– Кажется, в левой.
– «Кажется», «кажется»! Должен точно знать, – взорвался ефрейтор. – Лейтенант, давай я ее достану?
– Нет… Я сам.
– Разрешите. Для меня эти гранаты раз плюнуть.
– Ефрейтор! – И Малешкин так посмотрел на заряжающего, что у того сразу отпала охота настаивать. Бянкин посоветовал лейтенанту снять фуфайку.
– Без нее удобнее, – сказал он.
Саня стащил фуфайку, бросил ее на снег, потом снял шапку и тоже швырнул, подошел к машине, вскочил на нее и взглянул в открытый люк. Оттуда на него дохнуло холодом. Он оглянулся на ребят, хотел улыбнуться, помахать им рукой, сказать что-нибудь доброе, но улыбки не получилось, рука не поднялась, и сказал он то, что надо было сказать:
– Отойдите от машины подальше. А то взорвется, и вам будет хана. – Последних слов Саня не хотел произносить, они сами неожиданно соскочили с его губ, и Малешкнн почувствовал, что он немеет от страха. – Господи, помоги! – прошептал гвардии младший лейтенант Малешкин и спустил ноги в люк, как в могилу.
Саня не помнил, как он разыскал гранату, как осторожно и цепко ухватил ее за взрыватель и вынул из сумки.
Когда Саня вылез из машины и вытер с лица пот, который был холоднее родниковой воды, он опять увидел мир, огромный и прекрасный, хотя над лесом висело сырое, тяжелое декабрьское небо. Саня поднял вверх гранату и закричал:
– Ребята! Вот она!
Ребята подошли и боязливо покосились на гранату, которую Малешкин так сжал, что побелели пальцы.
– Забрось ее вон туда, в кусты, – посоветовал Домешек.
Но Саня категорически отверг это разумное предложение, сказав, что на взрыв сбегутся и опять припишут батарее ЧП.
– Вставить на место чеку. Вот и все, – сказал Бянкин, – Мишка, давай чеку. – Ефрейтор подул на чеку, обтер об ватник и подступил к командиру.
– Где там дырка?
Малешкин протянул заряжающему руку с гранатой.
– Что же ты зажал дырку? Раздвинь пальцы!
– Не могу. – Саня спрятал гранату за спину.
– Почему? – удивился ефрейтор.
– Боюсь.
Бянкин попытался отобрать у Малешкина гранату.
– Ладно, черт с тобой. Держи крепче взрыватель.
– А ты что будешь делать? – испуганно спросил Саня.
– Ничего. Держи.
Саня не успел сообразить, в чем дело, как Бянкин отвернул от взрывателя гранату.
– А теперь бросай взрыватель.
– Куда?
– В снег. Да чего ты боишься?
Саня бросил. Взрыватель, описав дугу, упал в снег. Все ждали взрыва, а его не было.
– Что за хреновина? – удивленно протянул Домешек.
Бянкин поднял взрыватель, подергал трубку.
– Брак!
Заряжающий с наводчиком принялись дико хохотать, к ним присоединился и Щербак.
Домешек схватил Малешкина за руку:
– Я по этому поводу расскажу анекдот…
Анекдота наводчик рассказать не успел: появился комбат и приказал выводить машину на дорогу.
На другом конце леса, как молотилка, застрекотала самоходка, к ней присоединилась вторая. «Первая батарея уже заводит», – догадался Малешкин и стал торопливо натягивать фуфайку. Затрещал и защелкал мотор командирской машины, и в ту же секунду за кустами взвизгнул стартер и, как пушка, захлопала самоходка Пашки Теленкова. Справа с надрывным воем выползала из ямы машина Чегнички. Сам он пятился перед ней, махал руками, грозил кулаком и показывал пальцем то на одну, то на другую, гусеницу. Теперь весь лес стрекотал, трещал, хлопал, выл… Сизый вонючий дым по стволам искалеченных сосен пополз к такому же сизому сырому небу, смешался с ним, и ничего не стало видно.
- Предыдущая
- 3/22
- Следующая
