Церковь в мире людей - Кураев Андрей (протодиакон) - Страница 53

• Предыдущая
• 53/108
• Следующая

Шестиклассник, не долго думая, так и сделал. И мгновенно в полу его квартиры открылась мрачная дыра. Но не к нижним соседям, а в потусторонний мир знаний. И из этого кошмарного мира по пояс высунулось чудовищное существо. Демон учебы. Глаза его пылали жаждой знаний, а когтистые пальцы тянулись к шестикласснику.

– А! – раздался хриплый голос чудовища. – Так это ты меня вызвал?! Ну что ж, хорошо! Я сделаю тебя лучшим учеником в твоей школе, а ты за это отдашь мне свою душу. Согласен?

В тот же миг раздался железный скрежет, и двери квартиры стали медленно открываться. Скрежетал ключ в замке, потому что пришли родители с работы. Шестиклассник побледнел. Он испугался, что папа с мамой увидят, чем он тут занимается, замахал на демона руками и зашептал: —Берите! Берите все, что хотите, только исчезайте скорей.

И демон учебы исчез. Провалился в пол. Бездна знаний тут же закрылась, и родители ничего не заметили. А буквально на следующий день их сын стал круглым отличником. И до самого окончания школы учился на одни пятерки. НЕ ТО ЧТО тройки, у него даже ни одной четверки и до самого последнего класса никогда не было. За это на выпускном вечере ему вручили золотую медаль. Сын принес свое золото домой папе с мамой, положил перед ними на стол и упал бездыханный. Он лежал на полу как живой, но не дышал.

Вызвали "скорую помощь", но доктор сказал родителям, что их сын уже не сможет жить, потому что в его теле больше нет души, а жить без души невозможно"[124].

Без души не только жить невозможно, но без нее невозможно ничего понять в христианстве. Одна из самых загадочных фраз в Евангелии: “Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую”. Конечно, требовать этого от человека сразу совершенно невозможно. На такое поведение человек способен, когда он уже живет во Христе. Нет, лучше сказать – если человек ощущает, что Христос уже живет в нем… Тогда он понимает, что если начнет мстить, то что—то важное при этом потеряет.

Но страх потерять возможен только в том случае, если у человека уже есть ощущение того, что он что—то приобрел.

Не ощутив вкус слов “Царствие Божие внутрь вас есть”, никто никогда не стал бы монахом, никто не пошел бы в священнослужители, никто не остался бы на всю жизнь христианином. До аскетического труда, до личного подвига человеку, который чистым взором смотрит на Церковь, дается пережить радость прикосновения ко Христу. Иисус перестает быть персонажем “Истории древнего мира”, Он входит в мою жизнь.

И вот, когда человек ощущает, что ему что—то дано, а значит есть, что терять, тогда рождается естественная осторожность, как естественная осторожность рождается у беременной женщины.

Пока у человека нет реального чувства любви, все то, что любовь сопровождает, кажется ему ненужным и даже болезненным. А вот когда женщина чувствует, что в ней началась новая жизнь, она естественным образом, сама по себе начинает вырабатывать некие правила безопасности. Потому что она уже ощущает, ради чего нужно это делать. Она понимает, что если сейчас она эти правила не будет соблюдать, потом ей и другому существу придется страдать всю жизнь.

Вот таким же образом должен ощущать себя христианин: "Уже не я живу, но живет во мне Христос". Когда человек чувствует, что у него в сердце зашевелилась какая—то другая жизнь, а не только его, вот тогда человек уже начинает понимать, что можно эту новую жизнь потерять и начинает думать над тем, как же избежать этой утраты.

Что может быть этим более важным? Каждый знает, что радость бывает разная: бывает радость внешняя, бывает внутренняя, бывает радость телесная, уходящая, а бывает радость гораздо более глубокая…

Сравните два ощущения: ощущение плотского удовольствия и ощущение того, что бывало в вашей душе, когда вы в своем сердце прощали человека, когда смогли примириться с тем, с кем долгое время были в ссоре. Все, я уверен, переживали это ощущение сердечной радости: от обретения человека, который, казалось, был уже потерян, радость от обретения друга, радость понимания. Или просто радость от того, что удалось сделать что—то по совести, хотя это и было трудно. По сути все религиозные традиции (а не только христианские) здесь напоминают о том, что человек всегда находится в некой ситуации выбора: либо ты копишь в своей жизни радости одного плана, либо радости другого плана. Но при этом все—таки помни, что ты – человек, и те радости, которые можно считать радостями жизни по совести, радости души – они отличают человека от животных.

Если эта память есть, тогда естественно рождается все остальное. Но это ощущение нельзя спровоцировать, его нельзя передать никакой педагогикой или методикой. Оно от Бога зависит. Конечно, нужно желание человека это ощущение приобрести. А мы умеем транслировать внешние формы благочестия и не умеем передавать самое главное. Как научить человека, чтобы ему хотелось молиться после того, как он сказал "аминь"?

Когда ко мне подходят мальчишки и говорят, что собираются в семинарию поступить, то один из моих контрольных вопросов звучит так: "Скажи, у тебя бывало такое, что ты выходишь из храма и жалеешь, что Всенощное бдение окончилось? Три часа стоял в храме, ноги устали, спина гудит, а ты выходишь из храма и тебе жалко, что служба кончилась. Вот если у тебя такого ощущения не было никогда, то ты священником не сможешь стать".

– Но ведь можно совмещать и ту, и другую радость: и радость сексуальную, и радость прощения.

– Конечно, можно. Но о радости прощения я напомнил лишь потому, что мы говорим о людях, еще не имеющих религиозного опыта. И поэтому важно было в их, светском, опыте, указать нечто, что является подобием опыта духовного. Так что это не более, чем подобие. И если радость душевная совместима с радостью случайного секса, то радость духовная (а она – самая сильная и самая человечная) – нет.

– Так что же, несовместимо собирание радостей земных и небесных?

– Пожалуй, если говорить именно о собирании, сознательном и постоянном стремлении, то – да. Хотя мне самому, может быть, и хотелось бы, чтоб реальность в этом отношении была бы другой. Мне хотелось бы, чтобы можно было пребывать на горе Фавор, в окружении несказанно—радостного Божественного света и с полнотой радости в сердце – и при этом быть окруженным, например, целым гаремом… Чтобы земное и небесное легко и без потерь совмещались друг с другом.

Но скудный опыт мой, огромнейший опыт Православия и весьма разноречивый и разнокачественный духовный опыт других религий согласны в одном: собирание духовных радостей немыслимо без аскезы. Если вы хотите достичь чего—то высшего, то вам придется в чем—то себя ограничивать.

Конечно, посещение горним светом возможно и в состоянии брачном, и в состоянии даже не вполне чистой внебрачной жизни. Зарницы блещут порой в самых неожиданных временах и пространствах. Но постоянное пребывание в этом свете – оно требует умения говорить "нет" даже самому себе, даже самым как будто бы законным стремлениям своего естества…

Поэтому для тех, кто хочет "быть совершен" – для тех путь ясен: раздай имение свое… иди за Мной… не смотри с вожделением… Путь святости – это путь аскезы. Хотя в Православии человек имеет право не быть идеальным. Монашество – путь дивный (хотя и очень опасный). Но кроме монастырского, есть еще и домашнее Православие. И даже у Марины Цветаевой (а кто может указать большего ненавистника мещанского быта, уюта и условностей!) однажды вырываются такие строчки: "Ибо нужно ведь хоть кому—нибудь крыши с аистовым гнездом. Счастья – в доме, любви – без вымыслов, без вытягивания жил…". Радость земная и радость небесная могут соседствовать. Или как это говорится в "Братстве Кольца" Толкиена – "Хорошо знать, что где—то кто—то уверенно стоит на собственной земле, даже если этот кто—то – не я".

Вопрос в том – что именно человек "собирает". Чем больше заставлена комната – тем пыльнее и мутнее окошко…

• Предыдущая
• 53/108
• Следующая