Церковь в мире людей - Кураев Андрей (протодиакон) - Страница 3

• Предыдущая
• 3/108
• Следующая

ОПК – рассказ об огромном мире православной культуры. Это разговор не о Боге, а о человеке. Рассказ об опыте прочтения Библии разными поколениями, о том, как эта книга меняла их жизнь. Рассказ о таком человеке, который верит в Бога. Знание психологии таких людей помогает нам понять ту культуру, которую они создали и в которой хотя бы отчасти мы живем до сих пор. В итоге – планета людей станет немного понятнее.

Овладение языком культурологии важно и для самой Церкви. Потому что культурология – это умение смотреть со стороны на себя и свою веру. Само изложение христианства, наше кредо – Символ Веры – начинается со слова "верую". То, что мы свои убеждения излагаем, начиная с "верю", свидетельствует о высокой степени философской рефлексии. Человек, не обладающий опытом философско—критической самооценки, никогда не скажет: "Я верю". Он скажет: "Я знаю. Еще моя бабушка так делала. Да у нас в деревне все так делают…". "Я верю" означает: я знаю, что мое видение мира неочевидно для других. Сегодня основания нашей веры неочевидны для большинства. Попытка культурологически изложить христианство – это и есть учет вот этой неочевидности. Это попытка из режима проповеди или доказательств перейти в совершенно другой режим интеллектуальной работы – объяснения. Это не разговор в ключе "почему вы должны…", а беседа в интонации: "почему мы это понимаем так…".

Мне кажется, что такого рода работа важна и для самой Церкви – чтобы избежать перерождения в замполитов.

– В чем для наших соотечественников насущная необходимость предмета «Основы православной культуры»?

– Когда протестуют против уроков православной культуры, забывают поставить вопрос – а какая им может быть альтернатива. А альтернатива основам православной культуры – это без—основательное не—православное бес—культурье[5]. Под бескультурьем я понимаю отнюдь не просто какое—то невежественное неверие и отрицание. Бескультурье – это и религиозный «экстремизм», когда люди принимают веру, но не зная ее, не умея над ней думать, усваивают вместе с верой массу суеверий.

К сожалению, дискуссии об изучении "основ православной культуры" ведутся в каком—то искусственном мире. Очень хорошо сидеть в благоустроенном кондиционированном зале, в окружении библиотечных стеллажей и под звуки классической музыки беседовать с уважаемыми оппонентами о религиозном воспитании детей в духе полифоничности и толерантности…

Однако описанная обстановка возможна лишь в стране по имени У—топия (Неверленд, Нигдея…). Наши дети не растут в башне из слоновой кости, где они были бы изолированы от мира наркоты и навязчивой оккультной пропаганды, подаваемой ребенку вместе с боевиками и фильмами в жанре "фэнтэзи". Подростковый киногерой сегодня почти обязательно медитирует перед боем, возжигает благовонные палочки и имеет мудрого старого гуру—наставника с Востока.

Так что не надо делать вид, будто дети – это некая tabula rasa, чистая белая табличка, на которой не появится никаких религиозных знаков, если не пустить в школу священника. Религия вездесуща в жизни современных детей. Но, к сожалению, эта религия далека от Православия. Чаще всего – это ползучий антинаучный и антирелигиозный оккультизм, который входит в сознание и подсознание через культ "Гарри Поттера"[6] и через телегороскопы, через саморекламу американских саентологов и русских фашистов, через рериховскую каббалистику и через рассказы о «народных традициях». Так что восстановление свободы выбора школы, семьи и ребенка возможно только в случае, если эта всепроницающая оккультная пропаганда будет уравновешена трезвостью христианской богословской схоластики.

Увы, далеко не все директора школ столь мудры, как персонаж из сказочной книжки Григория Остера "Ужасный задачник":

"В одной школе во время летних каникул, пока в здании никого не было, завелись черти. Когда наступило первое сентября, черти повесили на школе плакат "Добро пожаловать в ад" и не пустили в школу учителей, а ученикам, наоборот, предложили заходить в классы и учиться, только не чтению и математике, а всякому чародейству и колдовству.

Некоторые старшеклассники, несмотря на то что учителя и директор запретили им даже близко подходить к дверям школы, поверили чертям и зашли внутрь. Но тут же об этом горько пожалели, потому что черти захватили их в заложники, завалили двери школы учительскими столами и потребовали, чтобы все остальные ученики вместе с родителями, учителями и директором сложили букеты цветок в кучу и отошли от школы на двести метров. А иначе – сейчас будет взрыв или что—нибудь еще хуже.

Некоторые родители, особенно те, которые привели в школу первоклассников, стали советовать директору школы вызвать специальный милицейский отряд, который умеет освобождать заложников, но директор сказал, что милиция со своими автоматами только окна перебьет, а сделать все равно ничего не сможет. В таких случаях, сказал директор, надо не автоматчиков вызывать, а священника из ближайшей церкви. Чтобы он школу перекрестил. Три раза. Вот этого черти на самом деле боятся.

К счастью, ближайшая церковь оказалась совсем недалеко. Когда черти увидели, что к школе подходит священник, они высунулись из окон и закричали, что это не честно, потому что в нашей стране церковь отделена от государства, а школа от церкви, и священников к школам подпускать нельзя.

Но священник не стал слушать чертей, подошел к школе вплотную, поднял руку и перекрестил ее. Трижды. И в ту же самую секунду плакат "Добро пожаловать в ад" свалился со школы, а черти, высунувшиеся из окон, стали лопаться и исчезать. Один за другим. Пока не кончились. Все до одного.

Когда входные двери школы удалось освободить от учительских столов, ученики вместе с учителями смогли войти в здание и начать занятия. Но тех старшеклассников, которые поверили чертям и попались к ним в заложники, в школе так и не нашли. Сколько ни искали. Несчастные родители пропавших школьников осмотрели все классы и туалеты, учительскую, кабинет директора. Заглянули в каждый укромный уголок, спускались в подвал, даже на чердак залезали. Но все безрезультатно. Видимо, черти, когда исчезали, забрали всех этих старшеклассников с собой".

– А почему бы не ввести просто курс истории мировых религий?

– Ой, не надо! Ведь школьник – это не студент. Для думающего подростка главная проблема – это смысл жизни. И если ему на уроках религиоведения будут говорить, что все религии одинаковы, что нигде нет правды, что все религии это некие равноценные, но виртуальные миры, то это будет способствовать нарастанию подросткового цинизма.

Да и учебники по религиоведению не вызывают желания немедленно знакомить с ними детей. По—настоящему объективных учебников по религиоведению и истории религий нет. Если вам кажется, что вы такие учебники знаете, то у меня к вам контрольный вопрос: "А знаете ли вы какие—нибудь светские учебники по истории религии, в которых знакомство с христианством обходилось бы без упоминаний об инквизиции, крестовых походах, Варфоломеевской ночи?". Не знаете? Но тогда позвольте еще один вопрос: "А знаете ли Вы учебники по истории религии, в которых повествовалось бы о войне желтошапочных и красношапочных буддистов в Тибете? О войнах за обладание Зубом Будды?"[7].

В учебниках по религиоведению никогда об этом не рассказывается. И, значит, налицо явный двойной стандарт.

Существует два типа написания учебников по истории религии. Один – это когда история религии подается как история идей. Такой учебник просто описывает святыни разных религий, внутреннюю логику их доктрин – но не касается грязных страниц истории конфессий.

Второй – это социологическое изложение. Тут уже уместны рассказы о внутрицерковных и межрелигиозных конфликтах и интригах. Но когда в одном и том же учебнике глава о христианстве пишется на земном (историческом) уровне, а глава о буддизме на небесно—идейном, то это уже пропаганда.

• Предыдущая
• 3/108
• Следующая