От убийства до убийства - Адига Аравинд - Страница 40

Ченнайя кивнул, уронил пилу на пол и выскочил из дома.

— Эй! Не оставляй ее здесь! Боже!

Он снова вбежал в дом, схватил пилу, выбежал наружу, низко пригнувшись, чтобы не удариться о ветки дерева ним. Бросил пилу в тележку, пила громко лязгнула. Подарок… где же он? Ченнайя схватил подарок, вбежал в дом, опустил сверток на пол и захлопнул за собой дверь.

Послышалось испуганное мяуканье. С дерева за ним внимательно наблюдала кошка. Ченнайя подошел поближе к ней. Как прекрасны ее глаза, подумал он. Эти глаза подобны драгоценностям, упавшим с трона, намеку на мир красоты, которого он, Ченнайя, не знает и никогда не увидит.

Он протянул руки, и кошка спрыгнула к нему.

— Киска, киска, — шептал Ченнайя, гладя ее.

Кошка изгибалась в его руках, ей уже становилось не по себе.

Надеюсь, где-нибудь да и отыщется бедняк, который сможет нанести удар этому миру. Потому что никакого Бога, присматривающего за нами, нет. И никто не придет, чтобы выпустить нас из тюрьмы, в которой мы себя заперли.

Ему хотелось сказать все это кошке — быть может, она передаст его слова другому возчику, а тот наберется храбрости и нанесет необходимый удар.

Он присел у стены, так и держа кошку на руках, продолжая гладить ее. «Может, взять тебя с собой, а, киска?» Но чем он будет кормить ее? И кто станет заботиться о ней в его отсутствие? Ченнайя отпустил кошку. Он сидел, прислонившись спиной к стене, глядя, как кошка осторожно приближается к его тележке, а затем, крадучись, забирается под нее. Ченнайя изогнул шею — посмотреть, что она там делает, — но тут сверху донесся вопль. Это миссис Инженер орала на него из окна верхнего этажа своего дома:

— Я знаю, что ты задумал, бандит, я тебя насквозь вижу! Ни рупии от меня больше не получишь! Катись отсюда!

Ченнайя больше не злился на нее — понимал, что она права. Пора возвращаться в магазин. И скоро опять настанет его черед. Он сел в седло и нажал на педали.

В центре города образовалась пробка, и Ченнайе снова пришлось ехать через Маячную гору. Впрочем, и здесь машин тоже было полно, и продвигались они урывками, понемногу за раз. На середине подъема Ченнайе пришлось остановиться, и он, чтобы удержать тележку на месте, уперся ногой в дорогу. А когда сзади засигналили машины, опять привстал и начал крутить педали. Длинная вереница машин и автобусов следовала за ним — так, точно он тянул ее на незримой цепи.

Уверяют, что Источник Холодной Воды никогда не иссякал, однако теперь он опечатан, а вокруг него построена кольцевая транспортная развязка. На примыкающих к источнику улицах во множестве селятся представители среднего класса. Здесь бок о бок живут люди свободных профессий, принадлежащие к самым разным кастам — банты, брамины, католики, — хотя те мусульмане, что побогаче, предпочитают жить в Гавани. Здесь же расположен и лучший из клубов города — «Канара-Клуб», большой белый особняк, окруженный ухоженными лужайками. Эти места представляют собой «интеллектуальный» район города, который может похвастаться «Львиным Клубом», «Ротари-Клубом», Масонской ложей, Образовательным центром учения Бахаи, Теософским обществом и филиалом «Французского Альянса», чей главный офис находится в Пондичерри. Из множества расположенных здесь медицинских учреждений наибольшей известностью пользуются больница общего профиля имени Гавелока Генри и стоматологическая клиника доктора Шамбху Шетти «Радостная улыбка». Вблизи перекрестка находится и самая престижная в Киттуре женская школа — средняя школа Святой Агнессы. Наиболее богатая часть района, центром которого является Перекресток Источника Холодной Воды, — это обсаженная китайскими розами улочка, носящая название «переулок Роз». На ней стоят особняки Мабрура Инженера, которого считают богатейшим человеком города, и киттурского парламентария Ананда Кумара.

— Одно дело — завернуть щепотку ганжи в лепешку и сжевать ее под конец дня, чтобы дать отдых мышцам, — это я человеку простить могу, действительно могу. Но курить наркоту — этот ваш «герыч» — в семь утра, а потом валяться в углу с высунутым языком, — такого я ни от кого на моей стройке не потерплю. Ты понял? Может, повторить тебе то же самое по-тамильски — или на каком там языке вы разговариваете?

— Я понял, сэр.

— Ну, и что скажешь? Что ты можешь сказать, сын лысой…

Соумия, держа брата за руку, смотрела, как прораб ругает ее отца. Прораб был человеком молодым, намного моложе отца, — однако он носил форму-хаки, выданную ему строительной компанией, и покручивал левой рукой бамбуковую дубинку, а рабочие, вместо того чтобы встать на защиту ее отца, молча слушали прораба. Он сидел в синем кресле, водруженном на земляной насыпи; сбоку от кресла на деревянном столбе шумно горела газовая лампа. За спиной прораба тянулся ров, выкопанный вокруг наполовину снесенного дома, — дом был забит сором, большая часть крыши его обвалилась, окна зияли пустотой. Прораб в форме и с палкой, с лицом, резко освещенным белым светом лампы, походил на правителя подземного мира, восседающего у врат своего царства.

Под насыпью полукругом выстроились рабочие. Отец Соумии стоял отдельно от всех, украдкой поглядывая на ее мать, пытавшуюся приглушить рыдания, прикрывая рот подолом сари. Мать со слезливым надрывом произнесла:

— Сколько раз я умоляла его бросить «герыч». Сколько раз говорила…

Соумия не понимала, зачем матери понадобилось при всех жаловаться на отца. Раджи сжал ее ладонь:

— Почему они ругают папочку?

В ответ Соумия сжала его ладонь. Молчи.

Прораб вдруг встал из кресла, спустился с насыпи и занес дубинку над головой отца:

— Слушать надо, что тебе говорят…

И дубинка полетела вниз.

Соумия зажмурилась и отвернулась.

Потом рабочие разошлись по палаткам, разбитым на пустоши, которая окружала темный, наполовину разрушенный дом. Отец Соумии лежал на синем матрасе, в стороне от всех; он уже храпел, прикрыв ладонями глаза.

В прежние дни она подошла бы к нему и устроилась у него под боком. Она и сейчас приблизилась к отцу, подергала его за большую ступню, но он ничем ей не ответил. Соумия отошла туда, где обычно готовила рис мать, и прилегла рядом с ней.

Утром ее разбудили молотки и кувалды. Бум! Бум! Бум! Она подошла к дому, оглядела его слезящимися со сна глазами. Отец был на крыше, вернее, на том, что от нее осталось, — сидел на одной из черных железных поперечных балок и пилил ее ножовкой. Под ним разбивали кувалдами стену двое рабочих; от их ударов вверх взлетали облака пыли, оседавшей на отце и его пиле.

Сердце Соумии взыграло.

Она побежала к матери, крича:

— Папочка опять на работе!

Мать работала вместе с другими женщинами; они как раз выходили из дома, неся на головах большие железные тазы, до краев наполненные мусором.

— Иди посмотри, не промок ли Раджи, — велела она, проходя мимо Соумии.

Только тут Соумия и заметила, что моросит дождь.

Раджи лежал на одеяле матери. Соумия разбудила его и отвела в палатку. Раджи хныкал, твердя, что хочет поспать еще. Соумия усадила его на синий матрас. Отец так и не притронулся к вчерашнему рису. Соумия налила в высохший рис дождевой воды, смешала все в кашицу и щепотками принялась засовывать ее Раджи в рот. Он ныл, что еда плохая, и, получая очередную щепоть, кусал пальцы Соумии.

Дождь пошел сильнее, Соумия услышала громкий крик прораба:

— Эй, вы, сыновья лысых женщин, работать как работали!

Едва дождь прекратился, как Раджи изъявил желание покачаться на качелях.

— Сейчас снова польет, — сказала Соумия, однако Раджи настоял на своем. Она подхватила брата на руки и отнесла к старой покрышке от грузовика, подвешенной у забора строительной площадки, усадила в нее и начала раскачивать, выкрикивая: «Раз! Два!»

Вскоре к ним подошел мужчина.

Его смуглая, мокрая кожа была белой от пыли, и Соумия не сразу узнала отца.