От убийства до убийства - Адига Аравинд - Страница 3

Как-то в воскресенье он лежал на платформе — спал, хоть было уже десять утра, смертельно устав за неделю тяжелой работы. Разбудило его щекотание в ноздрях: воздух был пропитан запахом мыла. Зияуддина обтекали ручейки пузырящейся пены. На краю платформы омывала свои темные тела компания носильщиков.

Аромат, источаемый мыльной пеной, заставил Зияуддина расчихаться.

— Эй, шли бы вы мыться в другое место! Дайте мне покой!

Носильщики захохотали, закричали, тыча белыми от пены пальцами в Зияуддина:

— Мы не какие-нибудь нечистые животные, Зия! Некоторые из нас — индусы!

— А я патан! — крикнул он в ответ. — И нечего так со мной разговаривать.

Но тут случилось странное: все купальщики побежали, как один, прочь от него, крича:

— Кули, сэр? Кули?

Невесть откуда на платформе появился, даром что ни один поезд давно уже к ней не подходил, чужеземец — высокий светлокожий мужчина с маленьким черным чемоданом в руке. Одет он был в чистую рубашку делового человека и в серые хлопковые брюки, и все в нем припахивало деньгами; носильщики от этого запаха просто с ума посходили, они, еще покрытые мыльной пеной, столпились вокруг пришельца, как толпятся зараженные страшной болезнью люди вокруг доктора, у которого может сыскаться снадобье от нее. Чужеземец отверг их всех и направился к единственному носильщику, не покрытому пеной.

— В какой отель? — спросил, с трудом поднявшись на ноги, Зияуддин.

Чужеземец пожал плечами, словно говоря: «На твое усмотрение». После чего взглянул с неодобрением на прочих, так и теснившихся поближе к нему носильщиков, почти нагих, покрытых мыльной пеной.

Зия показал им язык и повел чужеземца прочь от вокзала.

Они направились к дешевым отелям, которые рядами выстроились на привокзальных улочках. Остановившись у здания, облепленного вывесками — магазин электротоваров, химтоваров, аптека, сантехника, — Зияуддин указал на одну из них, красную, висевшую на втором этаже.

— Что скажете, сэр? Лучшее место в городе. — И Зияуддин прижал к сердцу ладонь. — Даю вам слово.

Отель «Хороший» прекрасно ладил с вокзальными носильщиками, «отстегивая» им по две с половиной рупии за каждого клиента, какого они приводили.

Чужеземец спросил, доверительно и негромко:

— Друг мой, а это и вправду хорошее место?

Самое главное слово он подчеркнул особо, произнеся его по-английски.

— Очень хорошее, — ответил, подмигнув, Зия. — Очень-очень.

Чужеземец, согнув палец, поманил им Зию к себе. И сказал ему в ухо:

— Я мусульманин, друг мой.

— Знаю, сэр. Я тоже.

— И не просто мусульманин. Я — патан.

Сторонний наблюдатель мог бы, пожалуй, решить, что Зия услышал волшебное заклинание. Он разинул рот и уставился на чужеземца.

— Простите меня, сэр… я… я не… я… Аллах послал вам самого правильного носильщика, сэр! Это совсем не тот отель, какой вам нужен, сэр! Если по правде, это очень плохой отель. Совсем не хороший…

И, перебрасывая чемоданчик чужеземца из одной руки в другую, Зия повел его вокруг вокзала — к мусульманским отелям, которые вообще ничего носильщикам не «отстегивали». А там, остановившись перед одним из них, спросил:

— Вот этот вам подойдет?

Чужеземец задумчиво оглядел вывеску, зеленый арочный вход, изображение Великой мечети Мекки над ним, опустил руку в карман своих серых брюк и извлек на свет банкноту в пять рупий.

— Слишком большая плата за один чемодан, сэр. Довольно будет и двух. — И Зия прикусил губу: — Нет, и две — это слишком много.

Чужеземец улыбнулся:

— Какая честность. — И пристукнул двумя пальцами левой руки по правому плечу Зии: — У меня повреждена рука, друг мой. Я не донес бы сюда мой чемодан, не испытав изрядной боли. — И он вложил деньги в ладонь Зии. — Ты заслужил куда больше.

Зияуддин принял деньги. И взглянул в лицо чужеземца:

— А вы и вправду патан, сэр?

Когда же он услышал ответ чужеземца, все тело его затрепетало.

— Я тоже! — вскрикнул он и побежал, точно безумный, вопя: — Я тоже! Я тоже!

В ту ночь Зияуддину снились заснеженные вершины гор и целое племя светлокожих людей, дававших такие чаевые, каких не дают и боги. А поутру он пришел к тому отелю и увидел, что давешний чужеземец сидит на одной из стоящих перед отелем скамеек и попивает из желтой чашки чай.

— Не желаешь ли выпить со мной чая, мой маленький патан?

Зияуддин, засмущавшись, покачал головой, но чужеземец уже прищелкнул пальцами. Хозяин отеля, тучный мужчина с дочиста выбритой верхней губой и пышной, пушистой белой бородкой, напоминавшей формой юный месяц, с неудовольствием оглядел чумазого носильщика, однако, крякнув, махнул рукой, мол, сегодня он, так и быть, может присесть за один из столиков.

— Стало быть, ты тоже патан, мой юный друг? — спросил чужеземец.

Зияуддин кивнул. А следом назвал чужеземцу имя человека, сказавшего ему, что он — патан.

— Это был ученый муж, сэр, он целый год провел в Саудовской Аравии.

— О, — произнес чужеземец и покачал головой. — О, понимаю. Да, теперь понимаю.

Несколько следующих минут прошли в молчании. Потом Зияуддин сказал:

— Надеюсь, вы не задержитесь здесь надолго, сэр. Это плохой город.

Патан изогнул брови.

— Для муслимов, как мы, он плохой. Индусы не дают нам работы, не дают уважения. Говорю это по опыту, сэр.

Чужеземец достал записную книжку и начертал в ней нечто. Зия смотрел на него. Он разглядывал красивое лицо чужеземца, его дорогую одежду, вдыхал ароматы его пальцев и лица.

«Этот человек — твой земляк, Зия, — сказал себе мальчик. — Твой земляк!»

Патан допил свой чай, зевнул. И, словно забыв о Зие, ушел внутрь отеля и захлопнул за собой дверь.

Едва чужеземный гость скрылся за нею, хозяин постоялого двора встретился с Зией взглядом и резко дернул головой, — и грязный работяга понял, что никакого чая он здесь больше не дождется. Зия вернулся на вокзал, занял обычное свое место и стал ждать пассажира с железными сундуками или кожаными чемоданами, которые нужно будет оттащить к поезду. Однако душа его пылала от гордости, и во весь этот день он ни с кем не подрался.

На следующее утро Зию разбудил аромат свежего белья.

— Патан всегда встает на заре, друг мой.

Зияуддин зевнул, потянулся, открыл глаза: пара прекрасных синих глаз, какие бывают только у человека, подолгу смотревшего на снег, взирала на него сверху вниз. Зияуддин, не без труда поднявшись на ноги, извинился перед чужеземцем, пожал ему руку и едва удержался, чтобы не поцеловать его в щеку.

— У тебя есть какая-нибудь еда? — спросил патан.

Зия покачал головой — он никогда не ел до полудня.

Патан отвел его в привокзальную лавочку, где подавали чай и самсу, — ту самую, в которой когда-то работал Зия, и тамошние мальчишки изумленно смотрели, как он садится за столик, восклицая:

— Тарелку самого лучшего! Двое патанов желают поесть этим утром!

Чужеземец, склонившись к нему, сказал:

— Не надо так шуметь. Зачем им знать о нас — ведь это наш секрет.

И он быстро вложил в ладонь Зии бумажку. Тот развернул ее и увидел трактор и восходящее солнце. Пять рупий!

— Вы хотите, чтобы я донес ваш чемодан до Бомбея? За такие деньги в Киттуре это устроить можно.

Он откинулся на спинку стула, а мальчик-слуга поставил перед ними две чашки чая и большую, разрезанную пополам и политую жидким кетчупом самсу. Патан и Зия съели каждый по половинке. А затем патан, выковыряв из зубов кусочек самсы, объяснил, что он хотел бы получить за свои пять рупий.