Мое милое детство - Лукашевич Клавдия Владимировна - Страница 7
- Предыдущая
- 7/25
- Следующая
У калитки серого домика уже слышны радостные возгласы. Бабушка, тетя Надюша, Дуняша встречают нас на улице.
Все веселы, смеются, громко расспрашивают, целуют и ведут в комнаты. Громче всех раздается визгливый голос Дуняши. Она имела способность всегда хохотать и взвизгивать; за это ей очень часто попадало от тети Саши.
— Ахти-матушки! Да дитятки наши приехали! Да миленькие, да пригоженькие! — вопила Дуняша и громко смеялась…
— Авдотья, угомонись!.. — строго говорила тетя Саша.
— Да я на боярышень радуюсь… Я их раздену… Миленьких-то моих, пригоженьких моих…
— Иди, иди, Авдотья! Мы сами детей разденем…
Возгласы, радостные восклицания так и сыплются. Бабушка обо всем подробно расспрашивает няню: удались ли кулич и пасха? Здоровы ли родители? Что делали? Что шили? Когда придут дочь и зять? Почем все покупали?
Нянечка почтительно обо всем докладывает и называет бабушку «сударыней».
Бабушка наша сегодня просто красавица. В первый день Пасхи и во все торжественные дни церковных и семейных праздников мы много-много лет видели бабушку и дедушку в одних и тех же одеждах. На бабушке надето широкое пестрое шелковое платье, на плечах шаль, а на голове белый чепец с лиловыми лентами. Дедушка в праздники надевал вицмундир с массой каких-то медалей и орденов; при этом высокий воротничок с углами так странно подпирал ему голову. И казалось, что голову он держит особенно гордо, откинувши назад.
Дедушка был горбатый, невысокого роста; но он был здоровый, сильный, веселый и бодрый человек. И горб его нисколько не портил.
— Сегодня бабушка — царица, а дедушка — царь, — шепчет мне Лида. На нашем условном детском языке это означает, что наши старички красивы, нарядны, торжественны.
— А мальчики дедушкины придут петь «Христос воскресе»? — спрашиваю я бабушку.
— Приходили уже, но Сашенька их не пустила. Придут позднее для вас…
Не успели мы еще раздеться, как дедушка уже громко объявляет из своего кабинета:
— Моя босоногая команда идет… Мальчики идут петь… Пустите моих мальчиков…
— Не важные гости! И подождут… Дети еще и раздеться не успели… Покоя от этих мальчишек нет, — сердито говорит тетя Саша.
— Пусти их, Сашенька… Они пропоют и уйдут… И отец успокоится, — заискивающе обращается бабушка к дочери.
Раздается тихий звонок. Дуняша с визгливым возгласом: «Ахти-тошеньки!» бежит открывать калитку. По деревянным мосткам дворика слышен топот детских ног.
Человек 12–15 мальчиков, самых бедных жителей пятнадцатой линии Васильевского Острова, вошли в залу. Эти бледные, худые, бедно одетые ребята — все друзья, закадычные приятели дедушки. Это его «босоногая команда», его «мальчишки» — как говорили тети. В первый день Пасхи они всегда являлись петь «Христос воскресе», а в первый день Рождества — со звездою славить Христа.
Сколько возился с ними дедушка и как их любил, я расскажу после. Но тети, особенно тетя Саша, не жаловали «этих мальчишек».
— Ноги вытирайте хорошенько! Опять на полах наследите! За вами вечно приходится грязь убирать! — слышится грозный оклик тети Саши.
— Успокойся, Сашенька, они вытрут, вытрут! Я посмотрю за ними, — кротко говорит бабушка.
— Эх, принцесса, за моими ребятами грязь убрать — одна минута… И следа не останется. Главное — не было бы на душе черноты, — слышен голос дедушки из кабинета.
— Ах, папенька, оставьте вашу философию! От этих мальчишек ни в будни, ни в праздники покоя нет… Только вчера полы вымыли… — волнуется тетя Саша.
Толпа ребят, робко ступая, стесняясь, проходит в залу. И чистые детские голоса стройно поют «Христос воскресе», «Святися, святися, новый Иерусалиме».
Дедушка доволен. Он улыбается и сам подпевает своим мальчишкам. Затем он отводит бабушку в темную прихожую и что-то ей шепчет, указывая на ребят. Бабушка качает головой, не соглашается и указывает на тетю Сашу. Видимо, просьбы дедушки отклонены.
Он зазывает ребят в свой кабинет и оделяет их там яйцами и деньгами.
Мы так рады, что наконец-то в гостях у бабушки и дедушки. Восторга невозможно описать: мы не знаем, куда броситься, на что смотреть, о чем расспрашивать.
Лида обнимает и ласкает своих любимцев — двух огромных толстых котов и собак Каштанку и Каро. Я бегаю из залы в кухню, особенно крепко целую тетю Манюшу и бабушку. Вопросы так и сыплются:
— Как живут, не беспокоят ли квартиранты наверху? Что натворила нового Дуняша? Какие цветы посадил дедушка на своем дворике? Сколько он наловил птиц?
Ответы очень интересные.
— Дуняша недавно чуть не вымыла фортепиано мыльной мочалкой. Тетя Маня едва его спасла от ее усердия… Дедушка поймал трех новых птичек… А у канарейки в садке скоро будут птенчики.
Из кабинета дедушки ушли уже мальчики, и он зовет нас.
— Барышни, идите ко мне! Я тут кое-что для вас приготовил.
— Подождите, папенька… Ведь мы еще детей не одарили… — говорит тетя Саша.
И все дарят нам яички.
Тети свои покрасили цветными лоскутками. Дуняша и та где-то раздобыла крашеные. А бабушка таинственно говорит:
— Смотрите, какие яички я приготовила моим внучаткам.
— Ах, какие чудесные, невиданные яички! Где вы достали их, бабушка? И кто их сделал?
Яички были, действительно, удивительные: белые, сахарные, точно хрустальные. Внутри была панорама. И там виднелась картина — Воскресение Христово.
В то время, да еще в нашей бедной обстановке, такой подарок был большая редкость. Мы не могли налюбоваться затейливыми яичками.
Оказывается, среди дедушкиных мальчишек появились два брата — ученики кондитера. Они-то и принесли бабушке в подарок невиданные яички. После много лет эти мальчики дарили нам к Рождеству сахарных куколок, а к Пасхе — красивые сахарные яички. Теперь они уже старики и служат в лучших кондитерских Петербурга… И, наверно, вспоминают того, кто скрашивал их невеселое детство — доброго друга, «советника», как они называли нашего дедушку.
Мы переполнены радостью и счастьем. Тетки нас ласкают, развлекают.
А бабушка с нянечкой сели в уголку и беседуют. Вся их жизнь, все интересы, радости, горести неразрывно слились вместе.
Невозможно себе представить старушек милее, добрее, чем бабушка и няня. Вот они склонились друг к другу и что-то говорят так живо, взволнованно, то улыбаются ласково, то их лица принимают грустное, тревожное выражение… Эти две головы пожилых женщин — само совершенство. Одна — барская в нарядной наколке с лентами; другая — преданной слуги — в беленьком скромном чепце. Благодаря им старость мне всегда представлялась ласковой, нежной, полной снисхождения и мудрости. У нас в доме, чтобы ни случилось, мама первым долгом говорила: «Надо пойти у маменьки спросить… Вот что маменька скажет… Как маменька посоветует». И во всех житейских недоразумениях она приносила домой бабушкины советы, умудренные знанием и опытом.
Много интересного рассказывала нам няня о жизни бабушки и дедушки. И мы целыми вечерами наслаждались этими рассказами. Но об этом еще речь впереди.
Дедушка горячо любил бабушку. Он называл ее то «седая красавица», то «Темирочка», иногда «Ташенька». Ее звали Татьяна Степановна.
В торжественные праздничные дни в маленькой квартирке бабушки и дедушки всегда собирались родственники.
— А тетенька Александрина с дядей Лиодором придут? — спрашиваем мы.
— Конечно, придут к обеду.
Тетенька Александрина — родная сестра дедушки. Дядя Лиодор — ее сын — студент. Собственно говоря, она приходилась нам бабушкой. Но она не любила и не позволяла себя так называть. Это была высокая красивая старушка с седыми локонами у висков. Нам она казалась очень строгой и важной: всегда всем делала замечания, говорила много о приличиях.
Однако я отвлеклась от своих воспоминаний… Ведь когда проживешь долгую жизнь, так много картин и людей проходит перед глазами, как в панораме…
Дедушка настойчиво кричит из своего кабинета:
- Предыдущая
- 7/25
- Следующая
