Ползучий плющ - Купер Наташа - Страница 2

• Предыдущая
• 2/64
• Следующая

Это произошло месяца полтора назад, когда Шарлотта внезапно появилась в разгар одного из утомительных званых ужинов, на которые Антония изредка приглашала и Триш. Шарлотта сказала, что проснулась от страшного сна, что у нее болит живот и она не может заснуть. Спутанные темные кудряшки и алая пижамка девочки выглядели на редкость неуместно в заставленной мебелью столовой. При виде Шарлотты лицо ее матери напряглось в раздражении, но Триш восприняла ее появление как желанный шанс вернуться в нормальную жизнь.

Пресытившись обильной едой и исчерпав все темы для разговора с напыщенными мужчинами, сидевшими от нее по обе стороны, Триш вызвалась проводить ребенка назад в постель. Антония удивилась ее предложению, но сразу же согласилась. Роберт, ее нынешний друг, похоже, едва заметил как появление Шарлотты, так и вмешательство Триш. Он с увлечением разъяснял скучающей жене банкира, которая сидела справа от него, какой грандиозный успех имела его последняя рекламная кампания.

По дороге наверх Шарлотта всунула свою теплую ладошку в руку Триш и рассказала длинную историю про огромных шевелящихся розовых червяков, которые постоянно вылезают из-под кровати и будят ее, так что она совсем не виновата, что спустилась вниз. Триш позабавила такая изобретательность, и поэтому она пошла на поводу у Шарлотты и даже тщательно обследовала пространство под кроватью, заглянула под матрасы и под яркий, желто-голубой хлопчатобумажный коврик, а также осмотрела все большие игрушки, чтобы доказать девочке – там нет червяков, шевелящихся или каких других, желающих непременно напугать ее.

В конце концов Шарлотта удовлетворилась, но тут выяснилось, что прежде чем Триш оставит ее в темноте, требуется прочитать сказку. Посмеиваясь и умиляясь, а также радуясь предлогу избежать общения с участниками ужина, Триш повиновалась и, сидя на кровати, прочитала что-то из «Моей шаловливой младшей сестры», [1] книжки, которая в ее собственном детстве доставила ей немало радости.

Головка ребенка показалась Триш необыкновенно твердой, а маленькое тело очень мягким, когда Шарлотта, прижавшись к ее бедру, ерзала от удовольствия, слушая развязку выбранной ими истории. В высшей степени оригинальные замечания девочки в адрес персонажей и их проделок заставили Триш рассмеяться и поцеловать шелковистые черные кудри, удивляясь, почему Шарлотту считают упрямой и раздражительной. За маской бойкой смышлености скрывалось доброе, уязвимое и довольно одинокое существо.

– Это могло быть похищение? Поступали ли требования выкупа? – спросил один из журналистов, мужчина, не попавший в кадр. Его голос показался более сердитым и негодующим, чем голос предыдущего. Триш вспомнила сообщение о последней премии Антонии, прозвучавшее месяц или около того назад.

Антония одновременно пожала плечами и покачала головой, на мгновение прикрыв глаза левой рукой. Когда же она придвинулась к мужчине, на руку которого опиралась, объектив камеры тоже переместился. Триш, пытавшаяся обдумать все значение случившегося, с облегчением увидела, что это Роберт.

Худощавый мужчина с выразительными темными глазами и нарочито взлохмаченными черными волосами, он поднял свободную руку удивительно властным жестом. Гул вопрошающих голосов сразу же стал стихать и вскоре замер.

– Других комментариев не будет, – спокойно объявил он голосом, в котором не было обычной язвительности, но который тем не менее звучал диссонансом происходящему.

Толпа нестройно загудела, журналисты заговорили между собой, периодически выкрикивая вопросы Антонии, которая вздрогнула и что-то сказала Роберту.

Он снова поднял руку и, повысив голос, сказал с еще большим нажимом, чем раньше:

– Мы безумно волнуемся из-за Шарлотты. Как вы могли бы догадаться, мы почти не спали. Сейчас мы бы хотели поехать домой.

Он увлек Антонию вперед, прямо в толпу. Мгновение поколебавшись, она расступилась, позволив им беспрепятственно пройти. Снова засверкали десятки фотовспышек. Не хватает только конфетти, грустно подумала Триш. Когда пара покинула здание терминала, на экране телевизора появилась другая картинка – цепочка полицейских и штатских, медленно, но с неуклонной методичностью движущаяся по ухоженным лужайкам, сквозь невысокий кустарник и по плоским заасфальтированным дорожкам общественного парка, очевидно, в поисках улик.

– Это была Антония Уэблок, мать четырехлетней Шарлотты, которая пропала вчера днем из парка рядом с их домом в Кенсингтоне, куда пришла со своей няней, – бесстрастно сказал диктор. – Полиция выражает тревогу за здоровье ребенка.

Триш положила ладони на корпус телевизора и наклонилась, уткнувшись лбом в костяшки пальцев. Это жесткое прикосновение помогло ей изгнать образы, которые воображение прокручивало в ее мозгу. Она подошла к телефону и набрала номер Антонии.

Через четыре гудка она услышала знакомое сообщение, продиктованное в высшей степени царственным тоном Антонии. В нем не было ни малейшего снисхождения к тому, кто желал бы связаться с ней, быть может ожидая хотя бы любезности с ее стороны, и в данных обстоятельствах это казалось обескураживающе неуместным.

– Этот автоответчик принимает сообщения для Антонии Уэблок и Роберта Хита… о, и для Ники Бэгшот. Постарайтесь говорить как можно короче. Говорите четко после длинного гудка.

– Это Триш, Антония, утром в воскресенье в… в восемь тридцать. Я только что видела новости и услышала про Шарлотту. Я очень, очень сочувствую. Послушай, я здесь целый день, так что если нужна какая-то помощь… любая… звони. Пожалуйста, звони. Прошу тебя.

Диктор переключился на последний кризис в Африке, где на грани смерти от голода, болезней, войны, преступности и геноцида оказались миллионы детей. Триш ничего о них не знала, а все ее навыки и знания никак не могли помочь им. Какой бы ужасной ни была их судьба, она ничего не могла изменить. Но возможно, она в состоянии помочь Антонии, и сделает все, что в ее силах. Все.

В детстве они друг друга не знали – несмотря на то, что их бабушки были сестрами, – потому что семья оказалась разбросанной географически и разобщенной эмоционально. Но мать Триш, встретившись с матерью Антонии на каких-то семейных похоронах и услышав, что Антония тоже собирается поступать в Высшую юридическую школу, познакомила их друг с другом.

Совершенно несхожие характерами и интересами, девушки, возможно, так и не подружились бы, если бы очень скоро не обнаружили, каким элитарным является юридический Лондон и какими одинокими могут оказаться в нем чужаки. Казалось, что большинство их товарищей по учебе были крестниками судей Высокого суда и младенцами спали в колыбельках, для устойчивости поставленных на старые подшивки юридических журналов. Ни у Триш, ни у Антонии связей в юридическом мире не имелось, и сестрам потребовалась вся взаимная поддержка, на которую они были способны. Возникший альянс со временем перерос в дружбу, которая расцвела и не прекращалась, несмотря на несравненно более высокие результаты Триш.

С тех пор на протяжении всех лет, когда имели место и выбросы адреналина, и неизбежные размолвки, Триш не забывала о великодушной реакции Антонии на ее успехи. Какой бы царственной ни становилась Антония по мере того, как увеличивались ее заработки в торговом банке, куда она устроилась, отчаявшись получить место в органах опеки, Триш всегда старалась отвечать таким же великодушием. На самом деле это было гораздо легче, чем принять то, как Антония поступала с Беном, тихим учителем, за которого она неожиданно для всех вышла замуж, или как повела себя после развода.

Триш взяла кружку и, отпив, обнаружила, что кофе по-прежнему отвратителен. Смысла делать новый не было. Она вылила его в раковину, выключила телевизор и по черной винтовой лестнице пошла наверх принять душ, стягивая на ходу не по размеру большую футболку, в которой спала. Это была одна из тех футболок с надписями, казавшимися Триш смешными при покупке, и которые теперь она замечала, только если кто-нибудь при виде их удивленно хлопал глазами.

• Предыдущая
• 2/64
• Следующая