Зверобой, или Первая тропа войны - Купер Джеймс Фенимор - Страница 19

• Предыдущая
• 19/120
• Следующая

— Марч обо всех говорит напрямик — о друзьях и о врагах, — медленно и осторожно возразил охотник. — Он из числа тех людей, которые всегда говорят то, что чувствуют в то время, как у них работает язык, а это часто отличается от того, что он сказал бы, если бы дал себе время подумать. А вот делавары, Джудит, всегда обдумывают свои слова. Постоянные опасности сделали их осмотрительными, и длинные языки не пользуются почетом на их совещаниях у костров.

— Смею сказать, язык у Марча достаточно длинный, когда речь заходит о Джудит Хаттер и о ее сестре, — сказала девушка, поднимаясь с видом беззаботного презрения. — Доброе имя молодых девушек — излюбленный предмет беседы для людей, которые не посмели бы разинуть рот, если бы у этих девушек был брат. Мастер Марч, вероятно, любит злословить на наш счет, но рано или поздно он раскается.

— Ну, Джудит, вы относитесь к этому слишком уж серьезно. Начать с того, что Непоседа не обмолвился ни единым словом, которое могло бы повредить доброму имени Хетти…

— Понимаю, понимаю, — взволнованно перебила Джудит, — я единственная, кого он жалит своим ядовитым языком. В самом деле, Хетти… Бедная Хетти! — продолжала она более тихим голосом. — Ее не может задеть его коварное злословие. Бог никогда не создавал более чистого существа, чем Хетти Хаттер, Зверобой.

— Охотно верю, Джудит, и надеюсь, что то же самое можно сказать о ее красивой сестре.

В голосе Зверобоя слышалась искренность, которая тронула девушку. Тем не менее тихий голос совести не смолк и подсказал ответ, который она и произнесла после некоторого колебания:

— Я полагаю, Непоседа позволил себе какие-нибудь грязные намеки насчет офицеров. Он знает, что они дворяне, а он не может простить ни одному человеку, если тот в каком-нибудь отношении стоит выше его.

— Он, конечно, не мог бы стать королевским офицером, Джудит, но, по правде говоря, разве охотник на бобров не может быть таким же уважаемым человеком, как губернатор? Раз уж вы сами заговорили об этом, то, не отрицаю, он жаловался, что такая простая девушка, как вы, слишком любит красные мундиры и шелковые шарфы. Но в нем говорила ревность, и, я думаю, он скорее горевал, как мать может горевать о собственном ребенке. Быть может, Зверобой не вполне понимал все значение своих слов, которые он произнес очень серьезно. Он не заметил румянца, покрывшего прекрасное лицо Джудит, и ему не могло прийти в голову, какая жестокая печаль заставила эти живые краски тотчас же смениться смертельной бледностью. Минуты две прошли в глубоком молчании; только плеск воды нарушал тишину; потом Джудит встала и почти судорожно стиснула своей рукой руку охотника.

— Зверобой, — быстро проговорила она, — я рада, что лед между нами растаял. Говорят, внезапная дружба кончается долгой враждой, но, я думаю, у нас этого не будет. Не знаю, чем объяснить это, но вы первый мужчина, встретившийся на моем пути, который, очевидно, не хочет льстить мне и не стремится втайне погубить меня. Но ничего не говорите Непоседе, и как-нибудь мы еще побеседуем с вами об этом.

Девушка разжала пальцы и исчезла в каюте. Озадаченный юноша стоял у руля неподвижно, как сосна на холме. Он опомнился, лишь когда Хаттер окликнул его и предложил ему держать правильно курс баржи,

Вскоре после ухода Джудит подул легкий южный ветерок, и Хаттер поднял большой квадратный парус. Когда-то он развевался на реях морского шлюпа. Океанские бризы продырявили парус, его забраковали и продали.

У старика был также легкий, но прочный брус из тамаракового note 27 дерева, который в случае надобности он мог укреплять стоймя. С помощью этого нехитрого приспособления парус развевался по ветру. Теперь уже не было надобности работать веслами. Часа через два на расстоянии сотни ярдов в темноте показался «замок». Тогда парус спустили, и ковчег, продолжая плыть вперед, пристал к постройке; здесь его и привязали.

С той поры, как Непоседа и его спутник покинули дом, никто в него не входил. Всюду царила полуночная тишина. Враги были близко, и Хаттер приказал дочерям не зажигать свет. В теплое время года они вообще редко позволяли себе такую роскошь, потому что огонь мог служить маяком, указывающим путь неприятелям.

— При дневном свете, под защитой этих толстых бревен, я не боюсь целого полчища дикарей, — прибавил Хаттер, объяснив гостям, почему он запретил зажигать огонь. — У меня здесь всегда наготове три-четыре добрых ружья, а вот этот длинный карабин, который называется «оленебоем», никогда не дает осечки. Ночью совсем не то. В темноте может невидимо подплыть пирога, а дикари знают столько всяких военных уловок, что я предпочитаю иметь дело с ними при ярком солнце. Я выстроил это жилище, чтобы держать их на расстоянии ружейного выстрела, если дойдет до драки. Некоторые считают, что дом стоит слишком на виду и на слишком открытом месте, но я предпочитаю держаться на якоре здесь, подальше от зарослей и кустарников, и думаю, что это самая безопасная гавань.

— Я слыхал, что ты был когда-то моряком, старый Том? — спросил Непоседа со своей обычной резкостью, пораженный двумя-тремя техническими морскими выражениями, которые употребил его собеседник, — И люди думают, что ты мог бы рассказать много диковинных историй о битвах и кораблекрушениях.

— Мало ли на свете людей, Непоседа, — возразил Хаттер уклончиво, — которые всегда суют нос в чужие дела! Кое-кому из них удалось отыскать дорогу в наши леса. Кем я был и что видел в дни моей юности? Какое это имеет значение сейчас, когда поблизости дикари! Гораздо важнее знать, что может случиться в ближайшие двадцать четыре часа, чем болтать о том, что было двадцать четыре года назад.

— Это правильно, да, это совершенно правильно. Здесь Джудит и Хетти, и мы должны их охранять, не говоря уже о наших чубах. Что до меня, то я могу спать в темноте так же хорошо, как и при полуденном солнце. Меня не очень заботит, есть ли под рукой свечка, чтобы можно было видеть, как я закрываю глаза.

Зверобой редко считал нужным отвечать на шутки товарища, а Хаттер, очевидно, не хотел больше обсуждать эту тему, и разговор прекратился. Как только девушки ушли спать, Хаттер пригласил товарищей последовать за ним на баржу. Здесь старик рассказал им о своем плане, умолчав, впрочем, о той его части, которую собирался выполнить лишь с помощью одного Непоседы.

— В нашем положении важнее всего удержать господство на воде, — начал он. — Пока на озере нет другого судна, пирога из древесной коры стоит военного корабля, потому что к замку трудно подобраться вплавь. В здешних местах есть лишь пять пирог; две из них принадлежат мне и одна — Гарри. Все три находятся здесь: одна стоит в доке под домом и две привязаны к барже. Остальные две спрятаны на берегу, в дуплах деревьев, но дикари — хитрые бестии и, наверное, поутру обшарят каждый уголок, если они всерьез решили добраться до наших скальпов…

— Друг Хаттер, — перебил его Непоседа, — еще не родился на свет тот индеец, который сумел бы отыскать тщательно спрятанную пирогу. Я недавно это проделал, и Зверобой убедился, что я могу так спрятать лодку, что сам не в силах отыскать ее.

— Правда твоя, Непоседа, — подтвердил молодой человек, — но ты забываешь, что проморгал свой собственный след. А я его заметил. Я совершенно согласен с мастером Хаттером и думаю, что с нашей стороны будет гораздо осторожнее не слишком полагаться на ротозейство индейцев. Если можно пригнать те две пироги к замку, то чем скорее мы это сделаем, тем лучше.

— И вы согласны помочь нам? — спросил Хаттер, явно удивленный и обрадованный этим предложением.

— Конечно. Я готов участвовать в любом деле, которое прилично белому человеку. Природа велит нам защищать свою жизнь и жизнь других, когда представится такой случай. Я последую за вами, Плавучий Том, хоть в лагерь мингов и постараюсь исполнить мой долг, если дойдет до драки. Но я никогда не принимал участия в битвах и не смею обещать больше, чем могу исполнить.

• Предыдущая
• 19/120
• Следующая