Том 5. Чудеса в решете - Аверченко Аркадий Тимофеевич - Страница 10

— Экой вы чудак! А если я не женат?

— Гм! — промычал приказчик, усилием воли сгоняя с лица выражение отчаяния. — Вы, значит, хотели бы что-нибудь выбрать для себя лично?

— Ну да же! А вы что думали?

— Тогда возьмите кольцо.

— А оно сколько стоит?

— Смотря какое. Вот поглядите здесь: какое понравится.

— Вот это — почем? Голубенькое.

— Двести пятьдесят.

— Гадость. Мне тысяч на пятнадцать, на двадцать.

— Тогда бриллиантовые возьмите. Вот это — редкая вода: семь с половиной тысяч.

— А дороже нет?

— Нет. Да ведь вы можете три взять!

— И верно ведь. Заверните. Вы думаете, что они достаточно шикарны?

— О, помилуйте, мсье!

— Вы меня извините, но я в этом ничего не понимаю. Вот насчет бумаг я хорошо намастачился.

— Но ведь теперь, м-сье, биржа, кажется, не работает?

— Какая биржа? Я говорю о газетной бумаге, писчей, оберточной — все что угодно! Получите за кольца. Вы их пришлете ко мне с мальчишкой — не хочется таскаться с этой ерундой. Или лучше я их на пальцы надену. Экие здоровые каменищи. Не выпадут?

— О, помилуйте…

— А то выпадут — и пропало кольцо. Куда оно тогда? Наместо камня — дырка. Будто окно с выбитым стеклом. Прощайте.

В тот же день вечером я увидел его в мебельном магазине…

— Послушайте, — горячился он. — Поймите, если бы вы сказали мне: хочу иметь самую лучшую бумагу — я ответил бы: вот эта лучшая. А вы мне не говорите прямо, что хорошо, что нет. Вы говорите, что эта гостиная розового дерева, а эта — Людовика, ну? Какая же лучшая?

— Какая вам понравится…

— А которая дороже?

— Розового дерева. Три тысячи двести.

— Ну вот эту и заверните. Затем — какие еще комнаты есть у вас?

— Кабинет, спальня, столовая, передняя…

— А еще!

— Будуары еще есть.

— Ну, это всего шесть. А у меня десять. Чем же их заставлять прикажете?

— А кто у вас еще будет помещаться в квартире?

— Я один!

— Гм!.. Можно тогда библиотеку.

— Семь! А еще?

— Можно тогда какую-нибудь комнату в русском стиле. Потом, ну… сделайте второй кабинет. Один для работы, другой… так себе.

Оба глядели друг на друга бессмысленными от натуги глазами и мучительно думали.

— Это девять. А в десятую что я поставлю?

— А десятую… сдайте кому-нибудь. Ну, на что вам одному десять? Довольно и девяти. Сдадите — вам же веселее будет.

— Это идея. Мне бы хотелось, чтобы эта комната была стильная.

— В каком стиле, мсье?

— В хорошем. Ну, вы там сами подберите. Охо-хо… Теперь подсчитайте — сколько выйдет?

А на другой день я, к своему и его удивлению (он уже начал привыкать к моему лицу), встретил его на картинной выставке.

Он поместился сзади меня, поглядел из-за моего плеча на картину, перед которой я стоял, и спросил:

— Это хорошая?

— Картина? Ничего себе. Воздуху маловато.

— Ну! А я уже было хотел купить ее. Вижу, вы долго смотрите — значит, думаю, хорошая. Я уже три купил.

— Какие?

— Да вот те, около которых стоят. Я себе так и думаю: те картины, около которых стоят, значит, хорошие картины.

Я принял серьезный деловой вид.

— А сколько людей должно стоять перед картиной, чтобы вы ее купили?

— Десять, — так же серьезно ответил он. — Не меньше. Три, пять, шесть — уже не то.

— А вы сообразительный человек.

— Да, я только ничего не понимаю во многом. А природный ум у меня есть. Вы знаете, как ловко я купил себе автомобиль? Я ведь в них ничего не понимаю… Ну вот, прихожу в автомобильный магазин, расхаживаю себе, гуляю. Вижу, какой-то господин выбрал для себя машину… осмотрел он ее, похвалил, сторговался, а когда уж платил деньги, я и говорю: «Уступите ее мне, пятьсот отступного». Удивился, но уступил. Хороший такой господин.

— У вас, очевидно, большие средства?

— Ах, и не говорите. Намучился я с ними… Вы уже уходите? Пойдем, я вас подвезу на своей машине… Прогуляться хотите? Ну, пойдем пешком…

Взяв меня под руку, он зашагал подле, заискивающе глядя мне в глаза и согнувшись в своей великолепной шубе…

— Я был раньше такой бедный, что ужас: служил конторщиком, получал 40 рублей в месяц, но скопил сто рублей. Пришел один товарищ, говорит: «Давай купим пятнадцать стоп бумаги, а через неделю продадим». — «Давай». Купили по десяти рублей — через неделю продали по четырнадцати. Подождал он. — «Давай, — говорит, — купим по пятнадцати, продадим по двадцати». Опять купили, опять продали. Понимаете? Делать ничего не надо, а только покупать, подождать, а потом продавать. Понял я, в чем штука, стал один работать. Даже дело проще пошло: приезжаю на бумажную фабрику: почем эта бумага? По восемнадцать! Делайте тысячу стоп. Вот задаток. Дашь задаток и ждешь. Через две недели — письмо: «эта бумага уже стоит по двадцать четыре. Предлагаем пять тысяч отступного». Беру отступное, заказываю новую. Понимаете, удобно? Ни брать бумаги не нужно, ни возить ее, ни продавать… Ты себе гуляешь, а она себе растет. Очень спокойное дело. Ну, а теперь я решил зажить по-человечески… Скажите, лошадь иметь — шикарно?

— Очень.

— Надо бы купить. Знаете что? Я в лошадях ничего не понимаю. Вы купите лошадь с этой самой… с повозкой! А потом продайте мне с надбавкой. Заработаете — и мне спокойнее.

— Нет, я этими делами не занимаюсь.

— Жалко. На кого это вы так посмотрели?

— Дама одна прошла. Красивая.

— Серьезно красивая?

— Да, очень. Эффектная.

— Слушайте, а что, если ее взять на содержание?

— Почему непременно ее?!

— Я в этом, видите ли, ничего не понимаю, а вы говорите — красивая. Возьму ее на содержание, а?

— Позвольте! А вдруг это порядочная женщина?

— Ну, извинюсь. Большая беда. Сколько ей предложить, как вы думаете?

— Ей-Богу, затрудняюсь.

— Предложу три тысячи в месяц, черт с ним… Он догнал даму, пошел с ней рядом… Заговорил… На лице ее последовательно выразилось: возмущение, удивление, смущение, недоверчивость, колебание и, наконец, радость, розовым светом залившая ее красивое лицо.

Покупатель бумаги нашел самое нужное в своей пустой жизни…

И подумал я:

«Теперь ты научишься и бриллианты покупать с толком, и обстановку выбирать в настоящем стиле, и лошадь у тебя будет не одна, а двадцать одна, и картины появятся такие, перед которыми будут останавливаться не десятки, а сотни, и во всем поймешь ты смысл и толк… и когда поймешь ты все это, как следует, — не будет у тебя ни картин, ни бриллиантов, ибо есть справедливость на земле, ибо сказано: из земли взят, в землю и вернешься.

Да будет впоследствии тебе твое сорокарублевое жалованье пухом!»

Когда первые золотоискатели наткнулись на Калифорнию — они буквально купались в золоте. Вторая волна золотоискателей — более многочисленная — ходила уже только по колена в золотых струях, третья — могла еле омочить пятки, а четвертая, пятая, шестая как нахлынула на сухой облезший, когда-то столь густо позолоченный берег — так ни с чем и отхлынула: редкому счастливцу после долгих поисков попадался золотой слиток, довольно ясно видимый под микроскопом.

Кто, какой пионер, какой первый золотоискатель открыл Выборг — этот золотой прииск, где можно купить любую вещь дешевле грибов — неизвестно. Может быть, оно раньше так и было — мне о том неведомо. Но вслед за первым золотоискателем из Петрограда хлынул целый поток золотоискателей — вот теперь они и бродят по унылым опустевшим магазинам Выборга — с видом усталых рудокопов, изрывших целые десятины, намывших целые горы земли и извлекших из ее недр одну только пару, подозрительного вида, чулков за десять марок.

Компания измученных петроградцев с остолбенелым видом останавливается перед витриной крохотной выборгской лавчонки и испускает ряд отрывистых восклицаний: