Смерть в наследство - Алюшина Татьяна Александровна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/45
• Следующая

— Давайте-ка стол организуем, — предложил Василий Корнеевич. — Вы с дороги, проголодались, наверное. Да и праздник отметить надо, рюмочку выпить.

— Какой праздник, дедушка? — улыбалась, как светилась вся изнутри, Вероника.

— Так твой приезд и выздоровление! Как, Сергей Викторович, рюмочку примем?

— Почту за честь! — согласился, выказывая уважение, Сергей.

— Тогда за дело!

Решили устроиться на кухне, за большим круглым столом. Пока чистилась и варилась картошка, под нее были принесены из кладовой селедочка, соленые огурчики, квашеная капустка, маринованные в бочке помидорчики, а из морозилки холодильника достали заиндевевшую бутылку водки.

Ни слова не сказав о цели их приезда, ни одного вопроса не было задано дедушкой — почему через заднюю калитку, почему тайно. Мужчины незаметно присматривались, отмечая детали поведения, характера, дополняя уже понятое ими друг о друге, прощелканное в первые же минуты.

Кнуров отметил, как преобразилась Вероника, она улыбалась, то и дело обнимала и целовала в щеку деда, гладила по руке, глаза светились любовью и радостью, смеялась, шутила.

Стол накрыли по всем правилам — скатерть, салфетки, ножи-вилки, рюмки и бокалы к ним; в центре, в большой глиняной пузатой посудине с крышкой, картошечка; селедка в селедочнице, как и полагается, с маслом и лучком; огурчики, помидорчики и капуста в хрустальных салатницах. Ника спросила:

— Дедушка, а где графин?

— В буфете, справа, на второй полке.

Сергей, принимавший в сервировке участие, хмыкнул про себя, добавляя штрихи к характерам деда и внучки.

«Да, не дедок-шишок из леса, а боевой офицер еще старой закалки, гусар, умница! И внучка ему под стать!»

Даже не глядя на него, Василий Корнеевич понял, о чем подумал Кнуров, и пояснил:

— У нас так принято.

Ника остановилась на полдороге с графином в руках, осмыслив свои действия.

Она, не задумываясь, сервировала стол, как привыкла, как заведено было всегда в их семье, даже для завтрака легкая сервировка — салфетки, хлебница, нож, вилка, чашка с блюдцем, не говоря об обеде и ужине.

А вдруг дедушка живет по-другому? Может, он совсем по-другому ест и стол накрывает?

Нет, тут же успокоилась она. Его подтянутый вид, идеально выбритые щеки, безупречно чистые джинсы, наглаженная байковая рубашка, порядок в доме и то, что все эти вазочки-тарелочки, графинчики не пылились где-то на полке, ожидая гостей и праздничного застолья, а сверкали чисто вымытые и явно постоянно использовались. Да и, когда она приезжала в прошлый раз, дедушка машинально, как привык, сервировал стол именно так, это как-то сразу осозналось ею, изгоняя всю обеспокоенность.

Это ведь был ее дедушка, значит, не могло быть иначе!

Водочку перелили в графин, и, когда они сели за стол, дедушка наполнил им с Сергеем рюмки.

— С приездом, Никуша! И за твое выздоровление! — сказал дед, и они, чокнувшись с Сергеем, выпили.

Василий Корнеевич выдержал паузу, дав гостям утолить первый голод и все посматривая глазом вострым, присматриваясь к Кнурову. Они выпили с Сергеем еще по одной малюсенькой стопочке, за знакомство, закусили, и дедушка, добавив всем картошки в тарелки, сказал:

— Рассказывайте!

— Дедушка, ты только не волнуйся! — заторопилась Ника.

— Не буду, девочка! — улыбнувшись, пообещал дедушка.

— Может, лучше вы, Сергей Викторович? — спросила она у Кнурова.

— Хорошо, — согласился он.

И, положив вилку с ножом на тарелку в том порядке, который на ресторанном языке обозначал «прием пищи еще не закончен», откинулся на спинку стула и изложил факты.

— Получается, по логике, что, скорее всего, искать концы этого дела надо у вас, — заключил Кнуров.

Дедушка хмыкнул.

— И много вы берете?

— По результатам расследования. Договор с вашей внучкой мы не подписали, да и предмет договора весьма туманен пока. Неизвестно, о какой сумме и значимости документов идет речь.

— А как вы обычно берете?

— Как правило, известна сумма, вокруг которой закручена проблема. Беру с нее от пяти до десяти процентов, в зависимости от сложности задачи, плюс все оперативные расходы, отчет о которых прилагается, оплачивает клиент.

— Недешево, — заметил дедушка.

— Пока никто не жаловался, — ответил Сергей.

— Ладно, внучка, расплатимся! — И, наклонившись к Нике, он поцеловал ее в висок.

— Давайте сначала найдем это загадочное наследство, — сказал Кнуров.

Почему-то ему был неприятен разговор о деньгах и оплате. Может, и на самом деле стареет, на сантименты ловиться стал?

— Да уж, Игорь был загадочной личностью, — сказал Василий Корнеевич.

— Какой Игорь? — живенько спросила Вероника.

— Олег, брат Кирюши. Твой двоюродный дед. Он ведь жил по другим документам, и не по одним, а имя взял отца и нам велел забыть, что он Олег, — пояснил Василий Корнеевич.

— А почему ты думаешь, что это его дела, может, бабулины, или родственников каких-то, или твои, но ты просто не помнишь?

— Мои дела — это ты, да Кирюша, да твой отец, царствие им небесное, а вот об этих делах Игорь меня предупреждал.

— Он рассказывал о слитках и бумагах? — сразу подобрался, включился в работу Кнуров.

— Нет, конкретно ничего не говорил, он вообще помалкивал о своих делах, предупредил только, что могут прийти гости незваные и искать, а что искать, не сказал.

— А о себе он рассказывал?

— Да, о том, как смог уйти тогда, в сорок пятом, как провернул эту операцию, про работу свою, но без имен, названий городов и стран. Он был связным из центра — деньги, документы, сведения, задания возил для наших агентов. Это он рассказывал. И еще что многих, долго работавших в других странах, арестовали — кого расстреляли, кого в лагеря отправили.

— Он часто уезжал, говорил куда, зачем, как с ним связаться?

— Уезжал частенько, а вот куда и зачем, не объяснял никогда. А я и не любопытствовал, понимал, что дела у него непростые остались. Мы только договаривались, что делать в экстренной для него ситуации. Он должен был прислать мне телеграмму. На разные ситуации, разный текст, например: «Задержусь на три дня» или «Из больницы не выписывают», я должен был предпринимать действия.

— И часто приходилось помогать?

— Только один раз.

— И что вы должны были делать? Закурить можно? — спросил Сергей.

— Курите и мне дайте. Я не курю, так, иногда балуюсь.

Василий Корнеевич встал, открыл форточку, поставил на стол пепельницу и сел на место. Он закурил, помолчал задумчиво и сказал:

— Давайте-ка я вам все по порядку расскажу, с самого начала, чтобы вы поняли, что это был за человек. Мужик настоящий. Когда я здесь остался, маялся и, не выдержав, пожаловался ему. Я здоровый мужик, мне сидеть на чьей-то шее тошно, мне делом заниматься надо, зарабатывать, Кирюше с сыном помогать. Он меня успокоил. Деньги у нас, говорит, Вася, есть, я уже на всех заработал, и внукам, и правнукам хватит. Мне одному столько не надо, но у нас с тобой, Василий, как ты правильно заметил, семья, и о них мы обязаны заботиться, а хочешь делом заниматься, так давай с тобой домом и садом-огородом займемся. Ну, мы и занялись. Баньку добротную поставили, отдельно погреб вырыли, капитальный ремонт дома сделали, а потом стали прорывать два подземных хода к отступлению с выходами в лесу, в разных местах, — Василий Корнеевич лукаво усмехнулся, заметив потрясенное выражение лица Вероники и удивленно поднятые брови Кнурова. — Много чего мы с ним тут понастроили. Схронов всяких, один в лесу — землянка с запасом продуктов и воды. Да и дом получился у нас непростой, потом вам покажу. Я спросил его зачем, он объяснил, что есть очень серьезные поводы для грамотного отступления и есть люди, которые знают, кто он, и за ним, как и за мной, могут прийти. Скорее всего, не придут, но подстраховаться надо. Мы все думали, времена переменятся и здесь Андрей с семьей жить сможет, для них и пристройку к дому сделали. Вообще мы для семьи строили да копали, огород разводили, кроме схронов, разумеется, но они, слава тебе господи, не понадобились. Строили мы тайком, ясное дело, с предосторожностями всякими, чтобы соседи не видели. Здесь раньше все не так было — дома деревянные, сплошь летние дачи, во всем поселке на зиму оставалось три-четыре человека, те, у которых дома посолидней, на другом конце поселка. Мы с Игорем потихоньку наведывались, разведывали, что за люди, они нас, конечно, знали, но только как дальних соседей. Вот мы и строили с осени до весны, когда людей нет вокруг. Соседи летом приехали, «а у вас банька новая», говорят, а Игорь хвастается, что друзья-однополчане приезжали, как узнали, что врачи ему советуют париться, взялись и построили. Мы же его за больного выдавали, считалось, что он все по госпиталям лежит, раны фронтовые лечит. А про меня он вообще байку пустил по поселку, — Василий Корнеевич усмехнулся, озорно сверкнув глазами, — что, мол, оторвало мне миной мужское хозяйство, вот я и приехал друга досматривать, так как один остался, никому не нужный. Ну а Кирюша здесь спокойно жила, все соседи знали, что она сердобольная душа, брата мужниного, нежильца совсем, и друга его, калеку, пожалела, жильем обеспечила, считалось, что и деньгами нам помогает. Деньги всегда привозил Игорь. Много. На случай, если вдруг ему неожиданно надо уехать, чтобы у меня были, ему на дорогу и оперативные расходы и семье. Он всегда неожиданно уезжал. Мне же дал два ключа и два адреса, по которым надо приехать, если он пришлет телеграмму или если задержится больше трех месяцев. Там, по этим адресам, находятся инструкции, что надо делать, к кому обращаться, или будет для меня записка от него, где его искать и какая нужна помощь. Один раз он прислал телеграмму: «Из больницы не выписывают, буду лежать еще три недели», что значило — срочно нужна помощь. Я приехал по одному из адресов. Это была коммуналка, я сказал соседям, что Леонид Иванович дал мне ключ и разрешил переночевать здесь, — так Игорь велел говорить. В шкафу среди белья нашел пакет с инструкциями: позвонить по такому-то телефону и спросить Леонида Ивановича. Ну и остальное, как и что делать. Я позвонил, мне сказали, где он находится, я пошел по адресу. Это оказался пустой, разваленный дом, подготовленный к сносу, в квартире, которую мне назвали, я его и нашел, раненного в бок, хорошо еще, пуля ничего серьезного не задела. Я привез его домой. А случилось это в восемьдесят пятом. Выходил я его, да он и сам был молодцом. Но ничего не рассказывал, а я и не спрашивал. Больше моя помощь ни разу не понадобилась.

• Предыдущая
• 24/45
• Следующая