Бич Божий - Шведов Сергей Владимирович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/19
- Следующая
– Но ведь меня не пустят на женскую половину, – растерянно развел руками плут. – К тому же хозяйка наверняка спрятала письмо подальше от глаз мужа.
– У матроны есть любовник?
– Как можно! – ахнул Ириний. – Стефания отличается редкостным благонравием. Она истинная христианка.
– Тем лучше, – усмехнулся Аэций. – Познакомь меня с одной из ее служанок. Мне нужна особа корыстолюбивая и умеющая держать язык за зубами.
Паладий, надо отдать ему должное, окружил свою молодую жену не только заботой и вниманием. Покои благородной Стефании буквально ломились от безделушек, коими матроны так любят скрашивать скучную семейную жизнь. Аэций крепко приложился коленом об угол шкафа, в котором супруга светлейшего Паладия хранила одежду. Злобное шипение трибуна напугало служанку, и она приложила палец к губам. Аэций поморщился от боли, но предостережению рабыни внял. В спальне матроны горел светильник, что сильно облегчило Аэцию задачу. Он, разумеется, не собирался рыться в вещах благородной Стефании, зато не без оснований рассчитывал, что истинная римлянка не испугается присутствия в спальне знакомого мужчины. Служанка исчезла раньше, чем Аэций успел присесть на край ложа. К слову сказать, весьма искусно сделанного из дерева и кости.
– Это кость слона или носорога? – довольно громко спросил Аэций.
Благородная Стефания открыла глаза и удивленно уставилась на незваного гостя. Трибун ответил на ее взгляд самой обворожительной из своих улыбок.
– Я не собираюсь тебя насиловать, матрона. Мне нужно письмо Пульхерии.
– Ты с ума сошел, трибун, – вскинулась Стефания. – Я закричу… Я позову на помощь…
– Зови, – пожал плечами Аэций. – Завтра весь город будет знать, что в спальне благонравной Стефании обнаружили молодого трибуна. И вряд ли кому-то будет интересно знать, как он попал в твои покои. В том числе и твоему мужу, светлейшему Паладию.
К сожалению, Стефания, как, впрочем, все римские матроны, спала обнаженной. К тому же по причине ночной духоты она забыла накинуть на себя покрывало. И это обстоятельство создавало дополнительные трудности для человека, пришедшего к ней с деловым предложением. Нельзя сказать, что тело двадцатилетней Стефании поражало совершенством форм. На взгляд Аэция, оно было излишне полноватым. Что, однако, не помешало ему пожирать женскую плоть глазами. Нескромность гостя огорчила хозяйку, окончательно вырвавшуюся из пучины сна, что едва не привело к печальным последствиям. Трибуну пришлось зажать ей рот ладонью, дабы избежать крупных неприятностей. Стефания оценила его жест как насилие и вступила с Аэцием в отчаянную борьбу. Гостю пришлось всем телом прижимать бунтующую хозяйку к ложу. Увы, у Стефании не хватило сил для сопротивления, она сдалась даже раньше, чем рассчитывал Аэций, не желавший доводить дело до крайности. Слабость матроны спровоцировала гостя на действия, не одобряемые моралью. Он овладел Стефанией как раз в тот момент, когда она согласилась ему отдаться.
– Ты меня изнасиловал, – произнесла со слезой в голосе матрона.
– Скорее – принудил, – поправил ее Аэций.
– А есть разница?
– Связь по принуждению снимает с женщины ответственность за грех, но в то же время обеляет и мужчину. Мне не хотелось бы выглядеть в чьих-то глазах насильником.
– И как долго ты собираешься меня принуждать?
– До тех пор, пока ты не отдашь мне письмо Пульхерии.
– В таком случае ты его никогда не получишь! – в запальчивости воскликнула Стефания, и это было опрометчивым заявлением с ее стороны.
Утром сиятельный Сар обнаружил пергамент, лежащий у изголовья, и с интересом развернул его. Благородная Пульхерия, как и любая уважающая себя матрона, не была особо сведуща в правописании, зато обладала отменным слогом. И пугающей робкую душу правдивостью. Сар, проживший долгую жизнь, даже не предполагал, что женщины могут быть столь откровенны друг с другом в сфере, далекой от политики. Магистр знал, что Пульхерия родила от Валии дочь, которая умерла еще в младенчестве. Глупо и гнусно радоваться смерти, тем более невинного ребенка, но многие высокие чины в свите Гонория вздохнули с облегчением, получив эту весть. Однако Пульхерия, судя по всему, свято верила в предсказания жрецов, крепко задуривших ей голову, и не оставляла надежды подарить Риму императора. Во всяком случае, именно с этой целью она соблазнила сына своего умершего любовника, юного рекса Валию. Поступок весьма сомнительный, с какой стороны на него ни посмотри. Зато эта преступная во многих отношениях связь открывала перед Саром весьма радужные перспективы. Если магистру удастся с помощью Пульхерии добиться расположения юного рекса, которому, кажется, уже исполнилось девятнадцать лет, то многое еще можно будет поправить. Забавно только, что судьба империи зависит от умения женщины сомнительной репутации соблазнять юных и любвеобильных вождей.
– Готы уже перешли Пиренеи и теперь направляются к Барселоне, – поделился Сар добытыми сведениями с Константином.
– Значит, путь на Толозу свободен? – удивился префект.
– Да, – кивнул головой Сар. – Ты можешь занять этот город и сообщить Гонорию, что нам удалось вытеснить готов из Аквитании.
– Император не настолько глуп, чтобы поверить в нашу доблесть.
– Курица по зернышку клюет, – усмехнулся Сар. – О чем хорошо известно опытному птицеводу Гонорию. Возможно, эта весть не обрадует императора, зато она вселит надежду в римлян, измученных бесконечными поражениями.
– Пожалуй, – задумчиво протянул Константин и тут же, спохватившись, спросил у собеседника: – А что ты собираешься делать дальше, Сар?
– Я отправляюсь в Барселону в качестве посланца императора, дабы склонить к миру варваров. Ты обеспечишь меня всеми необходимыми полномочиями, сиятельный Константин.
– И ты полагаешь, что готы и вандалы поддадутся на твои уговоры?
– Разумеется, нет, – усмехнулся Сар. – Но не могу же я объявить варварам, что приехал в Барселону только для того, чтобы рассорить их вождей.
– Тем не менее они могут тебя в этом заподозрить, магистр, – покачал головой префект.
– Я знаю, чем рискую, Константин, но сейчас уже поздно отступать. Будь готов двинуться из Толозы с римскими легионами по первому же моему зову.
– Это я тебя обещаю, Сар, – твердо сказал префект. – Можешь на меня положиться.
Сын патрикия Руфина, чье детство и юность прошли в землях, населенных готами и венедами, никогда не был в Испании. И никогда бы туда не поехал, если бы не крайняя необходимость. Переход через Пиренеи отнял у магистра столько сил, что он едва не повернул с полпути обратно. Но более всего его угнетал испепеляющий зной, буквально выжигавший Каталонскую равнину. Утешало его только то, что готы, проделавшие тот же путь, настрадались не меньше римского магистра. Свита у Сара была небольшой, но воды в местных колодцах порой не хватало даже для того, чтобы утолить жажду сотни коней. Надо полагать, варварам потребуется немало времени, чтобы прийти в себя после трудного перехода. Впрочем, готы были потомками кочевником, и, даже смешавшись кровью с венедами, они не утратили охоты к перемене мест. Иначе чем еще объяснить их желание непременно попасть в Африку, климат которой жарче испанского. Еще меньше шансов удержаться надолго в Африке у вандалов, по большей части природных северян, выросших в заснеженных лесах и на равнинах. Странно, что такой умный человек, как князь Верен, этого не понимает.
Испания была столь велика, что буквально поглотила варваров, ступивших на ее территорию. А ведь их количество приближалось к чудовищной цифре в четыреста тысяч человек. Правда, далеко не все эти люди были воинами. И вандалы, и готы везли с собой детей и женщин. Кроме того, к ним пристало огромное количество проходимцев и мародеров, всегда готовых поживиться за чужой счет, но отнюдь не склонных проявлять доблесть на поле битвы. Поэтому Сар нисколько не удивился, когда при въезде в город, окруженный высокой каменной стеной, столкнулся почти нос к носу с неким Фавстом, достойным представителем римского дна. Впрочем, Фавст был завсегдатаем не только римских питейных заведений. Порой его пускали и в патрицианские дома. Во всяком случае, Сар не раз встречал его во дворце сиятельного Олимпия, питавшего к вору и убийце слабость, непростительную для чиновника столь высокого ранга.
- Предыдущая
- 3/19
- Следующая
