Пятый пункт. Межнациональные противоречия в России - Кожинов Вадим Валерьянович - Страница 77

• Предыдущая
• 77/95
• Следующая

— Мне ясно ваше отношение к трактовке русской истории Шафаревичем. А как вы относитесь к ее трактовке Александром Солженицыным?

— Мое определенное несогласие с Солженицыным — того же свойства, что и с Шафаревичем. Солженицын считает то, что произошло в результате революции, своего рода абсурдом, какой-то дьявольщиной.

Тут он тоже напоминает Шафаревича. Вы, наверно, знаете, что Солженицын был репрессирован за защиту канонических, ортодоксальных коммунистических взглядов? Так что ему тоже пришлось буквально «выжигать» эту вбитую в него идею интернационала — и он, на мой взгляд, слишком далеко в этом зашел.

— У меня сразу несколько вопросов в том же плане. Вас часто обвиняют в антисемитизме. Как вы относитесь к этим упрекам? С другой стороны, я должен сознаться, что не понимаю вашу и ваших единомышленников чрезмерную озабоченность «сверхконцентрацией» евреев в новейшей русской истории и культуре. Считаете ли вы, что наиболее естественным выходом из такого положения является еврейская эмиграция?

— Ну какой я антисемит? У меня много друзей-евреев, хотя бы такой замечательный еврейский поэт Овсей Дриз — прекрасный человек, настоящий знаток русской культуры. Я всегда поддерживал тех, кто развивает свои национальные традиции, оставаясь в рамках своей собственной культуры. Это вообще сложный вопрос, и сами евреи относятся к нему по-разному. Вот недавно, вскоре после того как в «Нашем современнике» Бабеля назвали «русскоязычным писателем», поэт Александр Кушнер возмутился: не русскоязычный, мол, а русский. Ему не нравится термин «русскоязычный». Другая возможность — полностью идентифицировать себя с Россией и ее духовным наследием. И тут тоже можно назвать многих евреев, внесших замечательный вклад в нашу культуру, солидаризовавшихся с ней, — например, Наум Яковлевич Берковский, который написал великолепную книгу «О мировом значении русской литературы».

А вообще-то у нас в России как-то не принято подсчитывать процент крови. К этому, уж если хотите, склонны скорее евреи. Да и разве я критикую одних евреев? Взять хоть такого русского, как Бухарин. Ведь это был настоящий враг русской культуры, враг Есенина, враг русского крестьянства. Подумать только, он еще в январе 1930 года написал статью, где было сказано, что «с кулаком надо разговаривать на языке свинца». Сталин так никогда не выражался… Или Томский — это же он организовал «Шахтинское дело», а теперь из него икону делают. Я вообще против этого идолопоклонства. Надо сохранять объективность. И не нужно наклеивать ярлыки, как это происходит сейчас, например, со Станиславом Куняевым. В чем только его ни обвиняют, как ни шельмуют…

— Да, я читал эссе этого Куняева о Багрицком — оно было перепечатано в Израиле, в нашем журнале «22». Лично меня там больше всего удивило, что Куняев всерьез считает Багрицкого большим поэтом…

— Еще бы, Багрицкий ведь и вправду замечательный поэт. Куняев, несмотря на свою критику, очень его ценит. Как он о нем говорит! Или о Мандельштаме!

— Я бы хотел все-таки вернуться к теме «еврейского засилья». Вам не кажется странным, что вот в США евреев втрое больше, чем в СССР, но американцы почему-то не могут, кажется, пожаловаться на особые бедствия, вроде советских? Не сетуют они вроде и на захват евреями американской науки и культуры. Почему бы это?

— Не скажите. Тот же Дуглас Рид, о котором я уже говорил (неужели так-таки не читали?), приводит статистику, которая убедительно показывает, что евреи контролируют все американские средства информации, захватили всю экономическую и политическую власть. Разве это справедливо, что американская администрация должна подчинять свою, например, ближневосточную политику интересам еврейского меньшинства?

— Вы напрасно думаете, что это меньшинство так уж поддерживает Израиль. Те же средства информации, которые «контролируются евреями», постоянно и очень резко нас критикуют, не брезгуя даже инсинуациями. А как вы сами, кстати, относитесь к Израилю? Каковы ваши прогнозы насчет будущих российско-израильских отношений?

— Ну какие тут могут быть прогнозы? Я же не пророк. Есть у нас, возле «Памяти», группы, которые протестуют против отношений с Израилем. Я думаю, это неправильно, нужно со всеми странами поддерживать нормальные отношения.

А что касается самого Израиля, то я, признаться, восхищен всей этой вашей работой по возрождению национального языка, культуры, государства. Честно говоря, я даже завидую Израилю…

Более тридцати лет назад жизнь свела меня с несколькими молодыми в то время деятелями абхазской культуры, завершавшими свое образование в Москве. Это знакомство могло, конечно, оказаться не имеющим последствий эпизодом, но с самого начала что-то (я долго не осознавал со всей ясностью, что же именно) глубоко заинтересовало меня в этих людях, их мыслях, их переживаниях. Постепенно я стал вчитываться в книги абхазов и об абхазах, стремясь понять многовековую историю неведомого мне ранее народа (теперь книги эти составляют целый отдел моей личной библиотеки). Наконец я отправился в Абхазию — не в ту «курортную», которую знают многие москвичи, но в полные покоряющего обаянии селения в предгорьях Кавказского хребта: Кутол, Члоу, Моква, Джгерда…

Невозможно рассказать здесь о том, что мне в конечном счете открылось; я отчасти изложил свое «открытие» в нескольких опубликованных в 1970–1980 гг. статьях. Скажу лишь следующее: я и разумом, и сердцем не только всецело принял, но и, не убоюсь ответственного слова, полюбил столь немногочисленный (в масштабах мира, да и моей тогдашней страны) и в то же время поистине уникальный, никем не заменимый народ, живущий на таком малом пространстве между реками Псоу и Ингур, отделенными расстоянием всего только около 170 километров. Я увидел богатство, сложность и особенную, скрытую, не выражающую себя в показных акциях силу народного духа.

И едва ли найдутся слова, которые способны передать чувства, испытанные мною, когда стотысячный абхазский народ смог победно отразить агрессию четырехмиллионного, то есть в 40 (!) раз превосходящего его по численности соседа! Прошу извинить меня за признание в чисто личной гордости: абхазы неоспоримо подтвердили все то, что я о них передумал в предшествующие годы…

И сколько бы ни уверяли теперь враги абхазского народа, что его победа была-де обеспечена той или иной посторонней помощью, их слова заведомо лживы. Ибо любая помощь — это именно и только помощь, а решает дело все же тот, кому помогают, а не те, кто помогает.

Вызывающий преклонение героизм абхазов не нашел, увы, должного признания в «официальном» мнении России и Запада, поддерживающем только то, что выгодно поддерживать (об этом я еще буду говорить). Но во всем мире сегодня есть люди, которые восхищаются подвигом абхазского народа. Вообще, поскольку мир ныне стал в буквальном смысле слова единым и каждое весомое событие, происходящее в любой точке планеты, прямо и непосредственно предстает как событие всемирной истории, Абхазия с 1992 года именно прямо и непосредственно вышла на мировую арену (разумеется, история Абхазии на всем ее многовековом протяжении была неотъемлемой частью истории всего человечества, но ранее это не было, так сказать, очевидным для всех фактом).

Между прочим, я имел случай лично убедиться в том, как «абхазская тема» ныне буквально движется через весь мир, как слово об абхазах, прозвучав в Москве, отзывается далеко на Западе, затем звучит в заветной глубине Абхазии и еще раз возвращается в Москву. Дело было так. Осенью 1992 года, во время известного сражения в районе Гагры, я беседовал с несколькими депутатами Верховного Совета России, незадолго до того посетившими Абхазию. Депутат С. Н. Бабурин, зная о моем давнем внимании к Абхазии, спросил меня, каким, на мой взгляд, будет исход гагринских боев. И я в юмористической форме, но все же вполне серьезно сказал, что на этот вопрос полтораста с лишним лет назад ответил Лермонтов известной строкой своего «Демона»:

• Предыдущая
• 77/95
• Следующая