Личность и Абсолют - Лосев Алексей Федорович - Страница 22

Не входя в ближайший анализ выводов Орта, ввиду их безусловной близости к выводам Марбе, можно сказать вообще, что, хотя в нашем мышлении и несомненны элементы, безнадежно темные и не поддающиеся точно характеристике, — еще большой вопрос, действительно ли эти состояния сомнения, уверенности, согласия и пр. дают повод считать их какими–то особыми состояниями, не похожими ни на что прочее. Может быть, говорит Витасек (Witasek) в своей рецензии на Орта [219], здесь идет речь только о таких состояниях, которые не находятся на переднем месте в сознании, которые только очень быстро протекают в сознании. Такое сомнение законно по отношению к Орту на тех же основаниях, которые установили мы по отношению к Марбе.

Все рассмотренные нами до сих пор работы могут считаться только, так сказать, подготовительными. В них еще только намечаются проблемы и не дано положительного решения ни одной из них. В качестве последнего такого подготовительного исследования мы должны назвать работу французского психолога Alfred Binet, «L'etude experimental de Intelligence» (Paris, 1903). Если исследования Марбе и Орта только ставят проблемы психологии мышления, а исследования Кюльпе об абстракции формулируют в общих чертах один из фундаментальных выводов Вюрцбургской школы о значении задания, то Бинэ предвосхищает не менее важный вывод этой школы об интенционалъных переживаниях. Этот краеугольный камень выводов психологических учений Вюрцбургской школы был, как увидим, открыт не в Вюрцбурге, а в Париже, и первый в полном смысле самостоятельный исследователь из Вюрцбурга будет даже скептически относиться к понятию интенциональности [220] [221].

По богатству содержания исследование Бинэ, конечно, выходит за пределы наших интересов. Бинэ интересен нам как непосредственный предшественник вюрцбургских экспериментов. Нужно, впрочем, заметить, что устанавливав емые нами здесь хронологические отношения покоятся исключительно на хронологии вышедших книг и статей. На самом деле вопрос, конечно, сложнее, так как эксперименты иногда ведутся в течение нескольких лет, и совершенно случайно может произойти то, что из двух открытий данного психологического закона или явления, происшедших независимо одно от другого, появляется в печати прежде то, которое фактически было сделано после другого. Надо иметь в виду, что, напр., Нарцисс Ах, выпустивший первый том своих исследований в 1905 году, еще на Первом конгрессе по экспериментальной психологии в Лейпциге делал доклад на те же темы. Равным образом исследование Уотта (Henry I. Watt), производимое еще во время летнего семестра 1902 года [222], было доставлено в per дакцию журнала «Archiv fur die gesamte Psychologie» только 15 мая 1904 года [223]. Так как точное исчисление времени производства экспериментов было бы недоступной и к тому же не всегда благодарной задачей, то наша хронология будет относиться всецело ко времени выхода исследований в печати. С этой точки зрения исследование Бинэ, появившееся в 1903 году, предвосхищает мнргие выводы вюрцбургских психологов, ставших известными только начиная с 1904 года.

Итак, Бинэ—предшественник вюрцбургских психологических учений. В чем это предшествие заключалось?

Первое, что надо отметить, — это принципиальная и безусловная опора на опыт и самонаблюдение. [224]Можно сказать, что в исследовании Бинэ есть все, что относится к «методу экспериментально–систематического самонаблюдения» позднейшего исследователя—Аха, кроме этого, введенного Ахом, обозначения метода. Высшие умственные процессы могут быть, по Бинэ, исследованы в экспериментальной психологии «а la condition seulement que Fintrospection, qui occupe une place tres modeste dans ces methodes (физиологических), soit remise en premiere ligne» [225]  [226]. Делая общее заключение из своих исследований, Бинэ говорит, что главный вывод, который можно отсюда сделать, это—урок терпения; не в статистичности метода американских психологов, привлекающих в качестве испытуемых массу лиц, должна заключаться точность метода, а в терпеливом изучении каждого субъекта в отдельности. Надо поэтому выбирать для экспериментов близких и знакомых людей, родителей, друзей [227]. И один из своих главных выводов, именно о второстепенной роли образов в мышлении, Бинэ всецело базирует на «quelques observations pures et simples, meme nai'ves, donnees sans appret, et qui n'ont qu'un merite, celui d'etre prises d'apres nature» [228]  [229]. Опора на самонаблюдение—это то, без чего немыслима Вюрцбургская школа. В систематической форме (сознательно противопоставляемой «методам физиологии») она есть уже у Бинэ.

Второй важный пункт, заставляющий относить исследование Бинэ к тому же типу вюрцбургских экспериментов, заключается в признании за мышлением особой направляющей силы. Имея в качестве испытуемых своих двух девочек, Маргариту и Арманду, в 14½ и 13 лет [230], и предлагая им различный словесный материал с инструкцией понять одно слово, а потом описать, как происходит переход от понимания одного слова к пониманию другого [231], Бинэ приходит к мысли, что «существование тем мысли необъяснимо автоматизмом ассоциации», так как, с одной стороны, возможно изменение темы при одной и той же ассоциативной связи между представлениями, а с другой— слова, являющиеся носителями одной и той же темы, могут и не быть простой игрой ассоциаций [232]. Мысль, «если определить ее по ее функции, есть направляющая, организующая сила (une force directrice, organisatrice), которую я охотно сравнил бы, — и это, вероятно, только метафора, — с жизненной силой, которая, направляя физико–химические процессы, образует форму живых существ и обусловливает их развитие, — в невидимой работе, которую мы наблюдаем только по материальным результатам» [233].

Третий пункт, в котором Бинэ является предшественником вюрцбургской психологии, есть утверждение возможности без–образной мысли. «…Образ есть только небольшая часть того сложного феномена, которому дают название мысли» [234]. Мысль состоит не только из наглядных элементов (contemplation), но также из мыслительных (reflexion); и я не знаю, как могла бы мысль—reflection перейти в образ иначе как не символически» [235]. Мысль существует до образа и до слова [236]; она есть бессознательный акт, становящийся в образах и в словах сознательным [237].

В связи с этим стоит и последний пункт в исследованиях Бинэ, который нельзя не считать превосхищением выводов Вюрцбургской школы,. именно интенционизм (intentionisme), как выражается Бинэ. «Чувственный образ может приноравливаться к акту генерализации, когда сам он и не содержит в себе точных отличительных подробностей» (…une image sensible peut se preter a un acte de generalisation, quand elle ne contient pas en elle–meme une particularisation precise) [238]. «Генерализация», т. е. то, что делает представление оbщим, не есть, по Бинэ, функция образности. «Maintenant, de telles image constituent–elles en elles–memes une pensee generale? Je ne le crois pas; pour qu'il у ait pensee generale, il faut quelque chose de plus: un acte intellectuel consistant a utiliser l'image» [239](или, как выражается Бинэ несколькими строками выше, un acte d'ideation» [240]). «Notre esprit, s'emparant de l'image, lui dit en quelque sorte: puisque tu ne representee rien en particulier, je vais te faire representer le tout. Cette attribution de fonction vient de notre esprit, et l'image la recoit par delegation. En d'autres termes, la pensee du general vient d'une direction de la pensee vers l'ensemble des choses, c'est pour prendre le mot dans sons sens etymologique, une intention de Pesprit» [241]. И самая общая мысль объясняется, таким образом, ни при помощи номинализма, ни при помощи реализма и концептуализма, но при помощи интенционизма. [242]