Распутья. Добрые соседи - Панкеева Оксана Петровна - Страница 2
- Предыдущая
- 2/93
- Следующая
— Нет! — решительно вскинулся первосвященник. — Никогда! Ни за что!
Его спутники со значением переглянулись.
— Зачем же так категорично, брат Тибальд? — примирительно произнес наместник. — Настолько важное решение нельзя принимать с ходу, не обдумав как следует, не обсудив с верховными иерархами и штабом.
— Поддерживаю, — быстро добавил Хор. — Раз даже между нами троими нет полного согласия в вопросе, мы не можем дать ответ здесь и сейчас.
В отличие от наместника он не был мастером дипломатических уверток, и на его физиономии легко читалось, что только необходимость объясняться с телепортистом — тоже, несомненно, посвященным — не позволяет ему прямо сейчас свернуть окаянному фанатику его тупую башку.
— Я уверен, — убежденно заявил глава ордена, в порыве верноподданности упустив этот жизненно важный момент, — верховные поддержат меня единогласно!
— Сколько вам потребуется на обсуждение?
Наместник и главнокомандующий опять понимающе переглянулись.
— Сложно сказать. Неизвестно, насколько затянется обсуждение, если мнения разделятся примерно поровну… Не лучше ли будет, если мастер Астуриас навестит нас в Даэн-Риссе… скажем, послезавтра. Возможно, к тому времени мы сможем хотя бы определиться с датой встречи. Не хотелось бы создавать неудобства уважаемым господам… Глоув почтительно кивнул в сторону представителей компании.
Астуриас, прекрасно уловивший намек, заверил, что конечно же ему не составит труда, и представители ордена чинно откланялись.
— И как это следует понимать? — с оттенком прохладного недовольства осведомился юрист.
Астуриас плюхнулся на одно из освободившихся мест и, ухмыляясь, достал из нагрудного кармана сигару.
— Считайте, что дело в шляпе. Этот несчастный оболваненный фанатик не доживет и до утра, не говоря уж о каких-то обсуждениях с прочими такими же ненормальными. Он здесь вообще был не нужен, пригласить его пришлось лишь по одной причине — он бы все равно узнал, телепортист донес бы. Теперь, когда мы знаем, что пришельцы готовы договариваться через голову ордена, осталось только наладить перемещение, чтобы впредь они могли обходиться без телепортиста. В итоге они сделают все, что нам нужно, а всех этих посвященных оставят на растерзание. А мы пока можем заняться вопросами дальнейшего обустройства этого мира — сперва его южной части.
Сидящие за столом одновременно подобрались и посерьезнели. Начиналось самое интересное.
Начинался торг.
За годы работы Кангрем успел заметить, что лето в Хетми поразительно соответствует характеру здешних обитателей. Долгое, медлительное, душное, оно сонно ползло по выжженным до звона пустошам, сочилось изнуряющим зноем, от которого поневоле становишься вареным и расслабленным, жадно выпивало влагу из каждого клочка возделываемой земли и заставляло разморенных людей искать хоть ка-кой-нибудь кусочек тени, чтобы укрыться от немилосердного солнца.
В тот памятный год, когда, казалось, сам мир встал вверх тормашками, неспешное хетмийское лето тоже сошло с ума. Оно неслось галопом, подпрыгивая на загривке скачущего грака, кренясь на поворотах, вздымая клубы пыли и не оставляя времени оглянуться. С того самого мгновения, когда потерянный агент впервые влез на любвеобильную Матрену и постиг незабываемое ощущение неуправляемого полета, оно осталось с ним навсегда и больше его не покидало. Казалось, сама жизнь превратилась в скачущего грака и понеслась — напрямик, вслепую, не видя дороги со всеми ее ухабами и колдобинами, огромными скачками сигая через препятствия, стремительно увертываясь от летящих навстречу опасностей и откровенно игнорируя мнение всадника по любому вопросу.
…Сказали — герой пророчества, значит, будешь героем. Мало ли чего ты там хочешь, надо.
…Переводи давай. А что делать, больше некому.
…Вот тебе зверь, будешь на нем ездить. Научишься, куда ты денешься.
…Держи. И чтобы без брони под пули не лез. Да не шарахайся, это же не полный доспех, а только шлем и нагрудник. Потянешь, не барышня. Это только с непривычки кажется, что тяжело, зато в случае чего целее будешь. Не прибедняйся, мой дедушка полное облачение носил почти до семидесяти.
…Твою кабину я припрячу. Может понадобиться. Если что, скажем — разбомбило. А если ничего, верну потом. Зачем? Тебе пока лучше не знать, спокойней спать будешь.
…Смотри сюда. Вы стоите здесь. По сигналу движетесь вон туда. От пехоты не отрываться. В общем, держись рядом с Элмаром.
…Ваша задача — ворваться в ангар и уничтожить охрану. И чтоб на вертолетах ни единой царапины. Задача ясна? Выполнять.
…Пока вторая рота подходит с севера, вы врываетесь через восточные ворота, которые вынесут уважаемые магистры, и создаете как можно больше шума, чтобы отвлечь противника. Это задача номер два. Задача номер один — не дать себя при этом убить. Вопросы есть?
У Элмара вопросов никогда не было. После второй или третьей операции Витька тоже отучился их задавать. Вернее, научился задавать сам себе и мысленно. И тут же предсказывать возможный ответ, после которого желание повторять что-либо вслух сразу пропадало.
После пятого или шестого штурма очередного Оазиса он сбился и даже считать перестал. Смысл происходящего он перестал улавливать еще раньше. Вернее, общий смысл был ясен с самого начала: уничтожить агрессора и вернуть захваченные Оазисы. Но вот более конкретные моменты, вроде планов на ближайшую неделю или причин того или иного распоряжения, становились все менее понятны. По мере того как крепло доверие между союзниками и расширялся их словарный запас, Витьку все реже звали переводить совещания при штабе, и часто оказывалось, что ему известно не больше, чем любому рядовому бойцу. Элмара такое положение дел ничуть не напрягало. Кангрем, предпочитающий точно знать, что делает, нервничал, терялся и не мог избавиться от навязчивого ощущения, что некая неведомая сила несет его, как пыль по ветру. Беспрерывные марши по пустошам и телепорты, тренировки и бои, смертельная усталость и мертвецкий сон на чем попало, чистка доспехов и пересчет патронов, круговорот незнакомых лиц и навязанная роль героя — все слилось в один сплошной поток, который катился во времени и пространстве, подбрасывая на волнах и кружа в водоворотах маленькую невесомую щепку по имени Виктор Кангрем.
Он потерял ощущение времени настолько, что не успел заметить, как пролетели два цикла, и, когда безумная скачка внезапно кончилась, даже не понял, что случилось. Просто показалось, будто он с разгону врезался в невесть откуда взявшуюся стену. Головой. Во всяком случае, очень было похоже — искры из глаз, разрывающая череп боль и темнота… Словом, не самый приятный способ останавливаться.
Правда, все это Витька вспомнил лишь несколько дней спустя, а поначалу, очнувшись в лазарете, не мог даже сообразить, где находится и как сюда попал. Единственной связной мыслью, посетившей его ушибленную голову, было что-то вроде «ну конечно же это должно было случиться именно со мной, как же иначе…».
И тут же, словно мироздание решило в придачу еще и поиздеваться, рядом жизнерадостно возгласили:
— Ну ты счастливчик!
Дотянуться до шутника и огреть его чем-нибудь тяжелым, как Витьке того хотелось, не было никакой возможности, поэтому он попытался хотя бы разглядеть обладателя извращенного чувства юмора.
Незнакомый молодой врач с искренним восторгом взирал на пациента, даже не подозревая о его нехороших намерениях. Быстро и деловито убедившись, что «счастливчик» видит, слышит, понимает обращенную к нему речь, помнит, как его зовут, и в состоянии сосчитать до пяти, он возрадовался еще сильнее и повторил свое неуместное замечание. Причем, похоже, без всяких намерений поглумиться, а просто от полноты чувств.
— М-да? — недоверчиво простонал Витька, надеясь, что до энтузиаста все-таки дойдет, какой бред он несет.
— Да ты сам посмотри!
Перед его носом возник некий предмет, в котором Кангрем с трудом опознал собственный шлем, тот, что на него когда-то чуть ли не силком напялил дружище Элмар. В верхней части шлема красовалась здоровенная вмятина.
- Предыдущая
- 2/93
- Следующая
