Путь Дракона - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер" - Страница 51

Ситрин кивнула, но она почувствовала, что ее лоб нахмурился, ещё до того, как поняла причину. Церковное песнопение затонуло в заключительной и убедительной каденции, и тишина, казалось, растекалась по миру, как волна. Чайки петляли высоко в воздухе, с жёлтыми клювами и спокойными, не колеблющимися (не подвижными) крылья.

— Почему Вы извиняетесь за все, что говорите? — Спросила она.

Мастер Кит повернулся к ней, подняв густые брови.

— Я не осознавал, так делал, — ответил он.

— Вы только что сделали это снова, — сказала Ситрин. — Вы никогда не говорите что-либо прямо. Все время, я верю, что или я обнаружил, что. Вы никогда не говорите, солнце встает по утрам. Всегда, я думаю, что солнце встает по утрам. Это, как будто вы пытаетесь ничего не обещать.

Мастер Кит шёл отрезвлённым. Его тёмные глаза рассматривали её. Ситрин почувствовал холод бегущий по спине, но это был не страх. Это походило на то, как будто находишься на грани обнаружения чего-то, о чем только догадываешься. Мастер Кит потёр подбородок ладонью. Звук был мягким, интимным и совершенно обыденным.

— Я удивлён, что ты заметила, это, — сказал он, затем улыбнувшись, сделал это ещё раз. — У меня есть талант веровать, и я обнаружил, что это является проблемой. Я полагаю, приобретённые привычки смягчают этот эффект, и поэтому я пытаюсь не утверждать вещи, если я не уверен в них. Абсолютно уверен, я имею в виду. Меня часто удивляет, как мало я бываю абсолютно уверен.

— Это странный выбор, — сказала Ситрин.

— И это заставляет меня вести себя легкомысленно, — сказал Мастер Кит. — Я нахожу, определённое ценность в лёгкости.

— Как бы мне хотелось, — сказала она. Отчаяние в голосе удивило ее, а затем она заплакала.

Актер моргнул, его руки двигались неуверенно, а Ситрин стояла на открытой улице, смущённая своими рыданиями, но не в силах остановиться. Мастер Кит обнял ее и повел ее вперед, к ступеням церкви. Его плащ был из дешёвой шерсти, грубый и ещё пахнущий ланолином. Он затягивал им свои плечи. Она наклонилась вперед, положив голову на колени. Ситрин чувствовала страх и печаль, но только вдалеке. Но оползень начался, и она сейчас ничего не могла сделать, кроме как позволить ему идти. Мастер Кит положил руку на её спину, между лопатками, и слегка потёр, как человек, успокаивающий ребенка. Через некоторое время, рыдания уменьшились. Слезы высохли. Ситрин в конце концов обрела свой голос.

— Я не смогу сделать это, — сказала она. Сколько тысяч раз она говорила себе это, с того дня, как умер Безел? Но всегда сама себе. Это был первый раз, когда она сказала эти слова кому-то вслух. Они кислыми на вкус. — Я не смогу это сделать.

Мастер Кит убрал руку, но все ещё делился (укрывал) своим грубым, дешёвым плащом. Некоторые из прохожих смотрели, но большинство игнорировало их. От кожи старого актёра пахло, как в магазине специй. Ситрин хотела свернуться там, на холодной каменной лестнице, уснуть, и никогда не проснуться.

— Сможешь, — сказал Мастер Кит.

— Нет, я-

— Ситрин, остановись. Послушай мой голос, — сказал Мастер Кит.

Ситрин обернулась. Он выглядел старше, чем она помнила его, и ей потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, это от того, что он не улыбался, даже уголками глаз. Под глазами были мешки. Его щеки обвисли, а щетина на лице была скорее белая, чем чёрная. Ситрин ждала.

— Ты сможешь сделать это, — сказал он. — Нет, просто слушай меня. Ты сможешь сделать это.

— Вы имеете в виду, что Вы думаете, что я смогу, сказала она. — Или Вы ожидаете, что я буду.

— Нет. Я имел в виду, то что я сказал. Ты сможешь сделать это.

Что-то в глубине души (разума) Ситрин сдвинулось. Что-то в её в крови изменилось, как рябь на поверхности пруда, когда рыба прошла слишком близко под ней. Подавляющая печаль все ещё оставалась, страх, что она потерпит неудачу, чувство, что находишься во власти дикого и жестокого мира. Ничего из этого не ушло. Только с этим было что-то еще. Чуть ярче светлячка в темноте её разума, это была новая мысль: Может быть.

Ситрин протёрла глаза ладонями рук и покачала головой. Солнце сместилось дальше и быстрее, чем она ожидала. Она не знала, как давно они оставили новые комнаты.

— Спасибо, — тихо сказала она.

— Я чувствовал, что я в долгу перед тобой, — ответил Мастер Кит. Он казался усталым.

— Должны ли мы вернуться?

— Если ты готова, я думаю, мы должны.

Вечер наступил позднее, чем ожидала Ситрин, ещё один знак, что зима начинает терять свои позиции. Ярдем Хейн сидел на полу, скрестив огромные ноги, и из тарелки ел рис с рыбой. Капитан Вестер расхаживал.

— Если мы выберем неправильный корабль, — сказал капитан, — они убьют нас, бросят наши тела акулам, и проведут остаток своей жизни живя в роскоши в каком-нибудь порту в Дальнем Сирамисе или Лионейи. Но мы только должны пройти таможню здесь и Карсе. На дороге нам, возможно, придётся выдержать полдюжины сборщиков налогов.

Ситрин взглянула на собственную тарелку рыбы, её живот слишком узлом, чтобы поесть. Каждое слово Вестера делало ещё хуже.

— Мы могли бы вернутся, сказал Ярдем. — Пойти к Свободным Городам, а оттуда на север. Или назад в Ванаи.

— Без каравана, чтобы скрыться?" Спросил Маркус.

Тралгу пожал плечами, уступая в этом. За постоянно двигающимися ногами капитана, запечатанные воском книги банка Ванаи мерцали в свете свечей. Тревога Ситрин кругами возвращалась к ним, изображая растрескавшиеся печати и гниющие кожаные корешки, танцуя в её голове, как кошмар, который никогда не исчезнет.

— Мы могли бы купить рыболовное судно, сказал Ярдем. — Управлять им сами. Вплотную к побережью.

— Отбиваясь от пиратов нашими мощными личностями?" Сказал Маркус. — Кабрал полуразложившийся, со свободными судами, грабящими торговцев, каких могут, а король Сефан не собирается их останавливать.

— Нет хороших вариантов, — сказал Ярдем.

— Нет. И ещё недели до того, как мы сможем использовать плохие, — сказал Маркус.

Ситрин положила тарелку на землю и прошла мимо Капитана Вестера. Она взяла самую верхнюю из книг, обвела взглядом тусклую, освещённую золотом комнату, и обнаружила короткий клинок Ярдема, которое тот использовал, чтобы резать сыр в полдень. Лезвие сияло чистотой.

— Что ты делаешь? — спросил Маркус.

— Я не могу выбрать правильный корабль, сказала Ситрин, — или правильный путь, или караван, чтобы скрыться. Но я вижу, что книги не мокрые, так что я делаю это.

— Мы просто должны запечатать их снова, — сказал Маркус, но Ситрин проигнорировала его. Воск был толщиной в большой палец, и отходил неподатливыми кусками. Слой ткани под ним уступал место мягкому, внутреннему слою воска, а затем пергаментной упаковке. Книга скрытая внутри всего этого, возможно была бы только что со стола Магистра Иманиеля. Ситрин открыла её и страницы зашелестели друг об друга. Знакомые пометки почерком Магистра Иманиеля были как воспоминания из детства, и Ситрин, видев их, чуть не расплакалась снова. Её пальцы прослеживали суммы и примечания, остатки, операции, детали договора и возвратные ставки. Подпись Магистра Иманиеля и коричневая, потрескавшаяся кровь его большого пальца. Она позволяла им нахлынуть на неё, знакомым и чужим одновременно. Здесь был депозит, который банк взял у гильдии пекарей, а там, синими чернилами, запись платежей, сделанных как вознаграждение, месяц за месяцем, в течение лет, пока они держали деньги. Она перевернула страницу. Здесь была запись потерь на страховании судоходства за год, когда штормы пришли из Лионейи позже, чем когда-либо прежде. Суммы потрясли ее. Она не догадывалась, что потери были так глубоки. Она закрыла книгу, и взяв свой клинок, нашла другую. Маркус и Ярдем все ещё говорили, но они могли находиться в другом городе, все это не имело значение для нее.

Следующая книга была старше, и она проследила историю банка в ней, от записи основания его, через годы сделок, почти до того дня, когда она ушла. История Ванаи написанная цифрами и зашифрованная записями. И там, в красном (сделанная красными чернилами), небольшая заметка, о Ситрин бел Саркур принятой в качестве опекаемой банком Медеан, пока она не достигнет совершеннолетия и вступит во владение вкладами своих родителей, за исключением затрат на её содержание. Было так много слов, затрачено на отгрузку зерна или инвестиции в пивоваренный завод. Смерти её родителей, начало единственной жизни, что она знала, все на одной строчке.