Противники - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 7

• Предыдущая
• 7/93
• Следующая

— Слушаю. Я обслуживал юристов и раньше. Знаю, какие они зануды.

Дэвид сделал большой долгий глоток светлого пива и причмокнул.

— Благодарю за прямоту.

— Я всего лишь делаю свое дело.

— Фирма выставляет счета за мою работу по ставке пятьсот баксов за час. Умножьте это на три тысячи. Это полтора миллиона для доброго старого «Рогана Ротберга», а не несчастные триста тысяч. Умножьте это на пятьсот — столько юристов делают примерно то же, что и я, — и вы поймете, почему юридические факультеты кишат умными молодыми студентами, которые только и мечтают устроиться в крупную юридическую фирму, стать партнерами и разбогатеть. Вы заскучали, Абнер?

— Захватывающий рассказ.

— Хотите луковое колечко?

— Нет, спасибо.

Дэвид затолкал очередное большое кольцо в пересохший рот и запил половиной пинты пива. С края барной стойки донесся громкий хлопок. Пьяный снова сдался — его голова лежала на стойке.

— Кто этот парень? — спросил Дэвид.

— Его зовут Эдди. Заведение наполовину принадлежит его брату, так что он никогда не платит по счету. Меня уже тошнит от него. — Абнер побрел к Эдди и обратился к нему, но тот не ответил. Абнер убрал кофейную чашку и вытер стойку рядом с Эдди, потом медленно вернулся к Дэвиду.

— Так вы отказываетесь от трехсот тысяч, — продолжил Абнер. — И какие у вас планы на будущее?

Дэвид засмеялся, пожалуй, даже слишком громко:

— Планы? Об этом я пока не задумывался. Два часа назад я, как всегда, приехал на работу, а теперь сломался. — Очередной глоток. — Мой план, Абнер, состоит в том, чтобы подольше просидеть здесь и попытаться проанализировать, почему я сломался. Вы мне поможете?

— Это моя работа.

— Я оплачу мой счет и счет Эдди.

— Неплохое предложение.

— Еще одну пинту пива, пожалуйста.

Посвятив час или около того чтению газеты, Рошель Гибсон съела йогурт, насладилась кофе и неохотно взялась за работу. Ее первой задачей было проверить, есть ли в реестре клиентов некий Честер Марино, ныне покоящийся с миром в бронзовом бюджетном ящике в похоронном бюро «Ван Изел энд санз». Оскар оказался прав. Фирма готовила последнее завещание для мистера Марино шесть лет назад. Рошель нашла тонкий файл в кладовой рядом с кухней и отнесла его Уолли, который усердно работал за своим захламленным столом.

Кабинет Уоллиса Т. Фигга, адвоката и поверенного, по первоначальному замыслу архитектора был спальней, но с годами, в результате переноса стен и дверей, его метраж несколько увеличился. Разумеется, теперь тут не осталось и намека на спальню, но и на кабинет помещение особенно не походило. За дверью начинался небольшой коридор шириной около двенадцати футов, потом коридор изгибался направо и выходил в более просторное помещение, там и работал Уолли за столом в стиле 1950-х годов, на самом деле современным: он достался ему по выгодной цене на распродаже. Стол был завален папками с конвертами из манильской бумаги и исписанными крупноформатными блокнотами и заклеен сотнями бумажек с телефонными сообщениями. Человеку непосвященному, в том числе потенциальным клиентам, могло показаться, что юрист, работающий за таким столом, невероятно занят, а может, и очень важен.

Как всегда, миз Гибсон медленно подошла к столу, стараясь не потревожить стопки толстых юридических книг и старых папок, выстроившихся у нее на пути. Она подала Уолли папку со словами:

— Мы оформляли завещание для мистера Марино.

— Спасибо. Каким имуществом он владел?

— Я не смотрела, — бросила она, уже направляясь назад.

Рошель исчезла, а Уолли открыл папку. Шесть лет назад мистер Марино работал аудитором штата Иллинойс и зарабатывал 70 000 долларов в год, жил со своей второй женой и двумя ее детьми-подростками и наслаждался тихим существованием в пригороде. Он как раз выплатил ипотечный кредит за их дом — единственный значительный актив. У них были общие банковские счета, пенсионные фонды и несколько задолженностей. Интерес представляла только коллекция из трехсот бейсбольных карт, которую мистер Марино оценивал в 90 000 долларов. На четвертой странице в папке красовалась ксерокопия карточки 1916 года с изображением Босого Джо Джексона в форме «Уайт сокс», и под ней Оскар написал «75 000 долларов». Оскар не увлекался спортом и никогда не упоминал Уолли об этой странной подробности. Мистер Марино подписал простое завещание, которое мог бы оставить сам совершенно бесплатно, но почему-то отдал «Финли энд Фигг» двести пятьдесят долларов за труды. Читая последнюю волю усопшего, Уолли понял: составляя завещание, мистер Марино преследовал единственную цель — чтобы коллекция бейсбольных карточек не попала в руки его пасынков. Мистер Марино оставил ее своему сыну, Лайлу. На пятой странице Оскар нацарапал: «Жена не знает про карточки».

Уолли оценил недвижимое имущество супругов приблизительно в 500 000 долларов, и при действующих процедурах утверждения завещания [8]выходило, что юрист, который уладит последние дела мистера Марино, заработает около 5000 долларов. Если не разразится скандал из-за бейсбольных карточек, а Уолли, разумеется, на это надеялся, утверждение пройдет в невыносимо унылом обычном режиме и займет около восемнадцати месяцев. Но если наследники будут бороться, Уолли растянет его на три года и утроит свой гонорар. Он не любил работать над утверждением завещаний, однако это было намного лучше разводов и дел по опеке над детьми. Дела об утверждении всегда оплачивались по счетам, а иногда давали возможность заработать дополнительно.

То, что «Финли энд Фигг» подготовили завещание, не играло никакой роли в том, что касалось его утверждения. Любой юрист мог этим заняться, и из своего богатого опыта на туманной ниве привлечения клиентов Уолли знал, что тучи голодных юристов постоянно изучают некрологи и подсчитывают гонорары. Так что для него имело смысл потратить время и заглянуть к Честеру, чтобы предъявить права на оказание юридических услуг по завершению дел покойного. Разумеется, также стоило заехать в «Ван Изел энд санз» — одно из многих похоронных бюро на его участке.

До окончания срока, на который Уолли лишили водительских прав за вождение в пьяном виде, оставалось три месяца, но он продолжал садиться за руль. Однако, проявляя осторожность, держался поближе к дому и офису, где знал всех полицейских. Отправляясь в суд в центр города, Уолли садился на автобус или на поезд.

Бюро «Ван Изел энд санз» располагалось за пределами его «комфортной зоны», но он решил рискнуть. Если попадется, вероятно, ему удастся заговорить полицейских и избежать неприятностей. Если полицейские не уступят, придется надеяться на связи с судьями. В основном он старался ехать дворами и держаться подальше от потока машин.

Мистер Ван Изел и трое его сыновей умерли много лет назад, их похоронное бюро меняло одного владельца за другим, бизнес пришел в упадок, как и «внимательное и заботливое обслуживание», о котором до сих пор говорилось в рекламе. Уолли припарковался позади, на пустом месте, и вошел через парадный вход, как будто появился здесь, желая выразить соболезнования. Было почти десять утра среды, и пару секунд он провел в полном одиночестве. Он остановился в коридоре и изучил план помещений. Честер находился за второй дверью справа, во втором из трех помещений для прощания. Слева располагалась маленькая часовня. Одетый в черный костюм человечек с бледной кожей, бурыми зубами приблизился к нему и произнес:

— Доброе утро. Могу ли я вам помочь?

— Доброе утро, мистер Грейбер, — сказал Уолли.

— О, это опять вы.

— Всегда рад вас видеть. — Хотя Уолли однажды пожимал руку мистер Грейберу, он не стремился это повторить. Он не знал наверняка, но подозревал, что мужчина — один из владельцев похоронного бюро. Уолли навсегда запомнил мягкое прохладное прикосновение его руки. Да и сам мистер Грейбер не спешил протянуть руку. Им обоим не нравилось то, чем занимается собеседник. — Мистер Марино был нашим клиентом, — хмуро добавил Уолли.

• Предыдущая
• 7/93
• Следующая