Фрейлина - Дрейк Шеннон - Страница 31
- Предыдущая
- 31/79
- Следующая
Гвинет вздохнула и посмотрела на небо. Сегодня оно такое лиловое! Ее поместье здесь, на острове Айлингтон, оказалось гораздо красивей, чем она помнила. Может быть, она забыла огромную мощь моря и то, с какой страстью волны бросаются на берег. И долины тоже: тонкие полоски зелени и на них такие белые овцы.
Даже гордо поднявшийся над землей готический замок на скале был ей дорог.
Это, конечно, далеко не Кэстл-Грей. Здесь гораздо больше сквозняков, меньше ковров, и огонь в камине, кажется, никогда не прогревает до костей. Но это все-таки красивый замок. Построенный лишь для обороны от врагов, он выглядит гордо и величественно.
Хозяйские комнаты оставались за ней. Энгус не жил в них даже в то время, когда знал, что она уехала отсюда на много лет. Поселиться в них для него было бы грехом, а он был набожным человеком.
Церковные службы по воскресеньям были такими длинными, что занимали почти весь день. В воскресенье никто не работал. Даже хозяева замка в этот день сами обслуживали себя. Энгус настоял и на том, чтобы Гвинет, пока находится здесь, выезжала в море с рыбаками на лодках и смотрела, чем занимаются пастухи. Воскресенье — день отдыха, и Энгус приказал своим слугам отдыхать в этот день.
Но на деле Энгус оказался совсем не похож на злого великана из сказки, каким его помнила Гвинет. Возможно, дело было в том, что она просто повзрослела, немного повидала мир и потому не так робела перед дядей. Он был суровым и этим напоминал ей Джона Нокса, но, когда она приехала, встретил ее ласково.
Дядя приветствовал ее — по его меркам — почти с любовью: не обнял, но улыбался и Даже сказал несколько добрых слов о том, как гордится племянницей, а повод для этого был. От лорда Джеймса Энгус слышал, что Гвинет осталась протестанткой, хотя королева — папистка, и что в ее поведении при дворе видны достоинство и ум.
Когда он читал письма, присланные Рованом, в том числе письмо королевы, которое лорд Грэм вез с собой, лицо у него было хмурым. Гвинет поняла: Мария сообщает ее дяде, что по-прежнему сама распоряжается будущим его племянницы. Но из писем Рована она знала лишь то немногое, о чем он ей сказал. Теперь по поведению дяди она видела, что Рован описал ему по меньшей мере часть того, что случилось в ночь ее встречи с лордом Брюсом Макайви. Доказательством этому был гневный крик дяди и его слова, сказанные ей в пылу ссоры. Смысл их сводился к следующему: если кто-нибудь из Макайви хотя бы ступит ногой на берег Айлингтона, он, Энгус, будет считать его виновным в гораздо большем преступлении, чем нарушение границы чужих владений, и постарается, чтобы нарушителя отправили в суд в Эдинбург.
Гвинет должна была признать, что это яростное желание защитить тронуло ее сердце. Вернее, почти тронуло.
— Такой, как он, вообразил, что может стать великим человеком! — ругал Брюса Энгус. Его наполовину седая, наполовину черная борода — «цвета перца с солью», как говорил он сам, сильно вздрагивала при каждом его слове. — Когда ты выйдешь замуж, это будет сделано ради пользы наших земель и всего королевства. Ты станешь женой лорда, которого выберу я с благословения королевы. Ты не будешь продана так дешево!
Продана!
Какое слово? Осознавал ли дядя, что говорит?
— Спасибо, что вы так пылко защищаете меня, — пробормотала она.
— Действительно пылко, — согласился Энгус, и Гвинет поняла, что ее слова ему приятны.
Гвинет уже несколько месяцев жила у себя дома на острове, и ей нравились суровые морские волны и тяжелый труд рыбаков, которые, разумеется, старались говорить вежливей, когда Гвинет находилась в их лодке. А быть на пастбище вместе с пастухами было еще приятнее. Она могла отдохнуть, как сегодня, наслаждаясь густым запахом трав и земли и вечно меняющейся красотой неба над головой и прочесть последние письма, полученные от королевы. И все же…
Послание от Марии Стюарт пробудило в Гвинет тоску по Эдинбургу. Она писала ей так, словно Гвинет знала обо всем, что произошло в Холируде, будто они и не расставались, но Гвинет начала уже отдаляться от этой жизни. Прошел год, как она покинула Эдинбург. Тогда она думала, что к этому времени вернется к Марии и ее двору, даже если долго проживет в Лондоне. Но лорд Рован все не приезжал за ней на Айлингтон, хотя его официальный траур наверняка уже закончился. Из писем Марии она знала, что обстановка, сложившаяся в столице, заставила королеву вызвать Рована обратно ко двору — одного, без нее. Мария по-прежнему планировала отправить Гвинет в Лондон для встречи с королевой Англии, но ни разу не написала, когда это произойдет.
Гвинет вернулась к письму: «Ах, если бы ты была здесь! Шотландские дворяне так любят ссориться между собой, вечно готовы вцепиться в горло один другому. Я так благодарна Богу за то, что у меня есть мой сводный брат Джеймс. Только его советы помогают мне все время поступать разумно. Ходили слухи, что Аарон, сын Шательро, так влюбился в меня, что хотел похитить. А вот дело гораздо серьезней этого: Джеймс Хепберн, граф Босуэл, враждует с Гамильтонами. Босуэл, желая отомстить Аарону Гамильтону за какую-то обиду, ворвался в дом некой Элисон, которая считается любовницей Аарона, и я должна с большим отвращением сказать, что дело дошло до применения силы. В Эдинбурге едва не начался мятеж, мне пришлось приказать арестовать обоих, но, к счастью, мой брат был рядом. Что мне делать с этими шотландскими дворянами? Они имеют гораздо больше власти, чем дворяне во Франции, но я поклялась, что не стану использовать один род против другого и буду справедливой во всем. Я королева и заставлю себя почитать, хотя трудно быть мудрой и даже милосердной и сохранять уважение, которое дает мне мой сан. Шотландия прекрасна во многих отношениях, но это не та утонченная и хорошо управляемая страна, которую я когда-то знала».
На этом месте Гвинет поморщилась. Кроме этого, в письме королевы было только обещание беречь Гвинет и заботиться о ней, поэтому молодая фрейлина решила сейчас же уничтожить эту бумагу, чтобы какой-нибудь неразборчивый в средствах человек не прочел такой отзыв королевы о ее народе. Она мгновенно разорвала письмо на мелкие клочки и развеяла их по ветру.
Она встала, потянулась и вдруг заметила, что в ее волосах, которые она сегодня распустила по плечам, запутались длинные стебли травы. Здесь это было не важно: никто не оценивал ее внешний вид. Она была одета по погоде — в льняное белье, шерстяное платье и плащ. Гвинет не могла не вспомнить, что при дворе женщины носили под верхними юбками нижние, а под нижними — тонкое белье. Там выбор, какие украшения надеть, был одним из важнейших решений каждого дня. Мария, хотя у нее были великолепные волосы, густые и длинные, имела много париков и шиньонов, и ее туалет занимал больше часа. Мария любила наряды, украшения и роскошные зрелища. Когда Гвинет была в ее свите, ей тоже было весело от этой выставляемой напоказ роскоши. Но здесь…
Здесь лорды и леди были едины со своим народом, и жизнь их казалась простой.
Был полдень, и пастухи собрались вместе, чтобы перекусить хлебом и сыром. Гвинет встала, начала махать им рукой — и вдруг услышала стук копыт. Она быстро повернулась на этот звук, прикрывая ладонью глаза от солнца.
Человек, который приближался к ней на коне, не был ей знаком, но она не испугалась. У Энгуса всегда были на службе двадцать хорошо обученных солдат, а кроме них, здесь были еще десять человек во главе с Гевином, они остались при ней по приказу лорда Рована. На этом острове она могла ходить где угодно, не боясь никакой беды. И ей нравилось осматривать пещеры, отмели, маленькие бухты и расщелины, которые очаровывали ее в детстве.
Она так боялась приезда сюда, но все оказалось совсем не так ужасно, как она воображала. Единственное, что ее беспокоило, были сны и мечты, где постоянно возникал образ мужчины, появлению которого противилось ее сознание.
Но правда жизни сурова. Она из слишком хорошей семьи, чтобы стать женой Макайви, а лорд Рован из слишком знатного рода, чтобы думать о ней как о возможной жене.
- Предыдущая
- 31/79
- Следующая
