Невидимые нити природы - Акимушкин Игорь Иванович - Страница 32

Страусята еще из-под скорлупы не выбрались, а уже «разговаривают» с родителями: попискивают мелодично и звучно. На 42-й день инкубации птенцы вылезают из яиц. Дело трудное: скорлупа очень прочная. Чтобы взломать ее, человек должен взять в руки молоток или пилу. Страусята, сокрушая изнутри оболочку своей «колыбели», трудятся час, а иной раз и сутки!

Но вот все выбрались и сейчас же исследуют округу: ищут съедобное и глотают камешки, которые у птиц в желудке действуют как жернова, перетирая пищу. Родители уводят потомство от гнезда. Несколько месяцев ходят с ним, оберегая от врагов и от зноя африканского солнца, раскинут, как зонт, крылья над страусятами — вот и спасительная тень!

Страусята подрастают первые дни по сантиметру в день, потом еще быстрее, и семьи страусов собираются в стаи. Шестимесячные страусы ростом уже со взрослых, а живут они, наверное, лет тридцать — семьдесят. В зоопарках, во всяком случае, при хорошем уходе долголетие страуса — полвека.

Страус — хороший отец, а нанду просто отличный! Самки-нанду только яйца несут, оставляя самцу все прочие заботы о них и о птенцах.

По американским пампасам, избегая крутых гор и густых лесов, бродят нанду небольшими стаями, часто в компании с оленями и гуанако! Но в сентябре — декабре самцы-нанду уводят двух — четырех полюбившихся им самок прочь от стаи. Ухаживание нанду похоже на страусиное, однако не так живописно. Взъерошив перья, машет самец перед самкой надутой до предела шеей и кричит голосом глубоким, горловатым: «Нан-ду, нан-ду». Потом ведет своих подруг к гнезду — небольшой ямке в земле. Он выстлал ее травой. Примерно раз в два-три дня по яйцу, 10–15 яиц от каждой — таковы темпы и продуктивность яйценоскости самок-нанду. Яйца оставляют не в гнезде, а около. Самец заботливо простирает свое широкое крыло под готовое появиться яйцо, потом клювом осторожно катит его под себя. Обычно в гнезде около 20 яиц, но иногда и 80!

Самец насиживает их 40 дней, главным образом ночью и по утрам, стараясь прикрыть все и телом и крыльями. Птенцы выводятся не в один день, и, бывает, запоздавшие гибнут, так как отец уходит со своими первенцами. Но обычно ждет всех. А чтобы первые малыши, желтые, с черными полосами вдоль по спине, далеко не разбежались и не голодали, он колет клювом яйца, явно погибшие. На даровое угощение слетаются мухи, птенцы ловят их и едят.

Но вот страус встал с гнезда и повел за собой полосатых детей туда, где травы и листья сочные. Попадутся насекомые, ящерицы и мелкие грызуны, и их страусята съедят. При воздушной и наземной тревоге прячутся детишки у него под крыльями, которые у нанду для нелетающей птицы довольно велики. Выгода от этого тройная. Первая и вторая — насиживать и оборонять птенцов с широкими крыльями удобнее. Третья — можно тормозить на бегу и круто поворачивать. Путь удирающего нанду не прямой, а зигзагами. Кидается, как заяц, из стороны в сторону, а собаки и все, кто его преследует, пролетают мимо. При этом одно крыло нанду поднимает, второе опускает. Они действуют, как элероны у самолета; тормозной и поворотный эффект получается превосходный!

Покончив с несложным ухаживанием, самец-эму ведет самку к приготовленному им гнезду — ямке под кустом, небрежно выложенной травой, листвой, корой, ветками. Подруг у эму несколько, все вместе дарят ему 15–25 яиц. Но нередко и одна, тогда яиц в гнезде только 7–8. Он их насиживает месяца два и почти ничего не ест. Посидев часов 16–17, встает, чтобы напиться и поклевать дорогой кое-каких листьев и трав. Пока его нет, самка приходит и добавляет в гнездо очередное яйцо.

В Московском зоопарке эму-самец насиживал 52 дня, ничего не ел и похудел почти на 8 килограммов, потеряв 15 % веса. Не так уж и много, впрочем.

Эму-птенцы родятся весом в полкилограмма. Их спинки украшены такими же продольными полосами, как у юных нанду. Самец, когда насиживает, настроен миролюбиво и позволяет брать из-под себя яйца, если, конечно, у кого-нибудь хватит сил приподнять или спихнуть с гнезда громоздкую птицу.

Иное дело, когда отец, гордый результатами своего подвижничества, ведет полосатых детишек куда-нибудь, где можно подкормиться гусеницами, саранчой и прочими насекомыми (в первые дни они только это и едят). Стерегущий свое потомство эму агрессивен и, случалось, одним ударом мощной ноги ломал кости неосторожно повстречавшим его людям.

Помимо страусов патриархальные (мужские) семьи наблюдаем еще у некоторых птиц.

У иных (у сорных кур, например, которые сооружают из разного мусора настоящие инкубаторы для яиц) на долю самца выпадает поистине титанический труд. Самый тяжелый он у петуха глазчатой сорной курицы, по-местному — лейпоа.

Перед ним природа поставила особенно сложную задачу. Лейпоа живут в местах засушливых, среди кустарников южноавстралийского скреба. Гниющих растений здесь мало, все высушено солнцем и ветрами, а что осталось, доедают термиты. Летом жара под сорок градусов и больше, зимой весьма прохладно.

В начале австралийской осени, в апреле, петухи лейпоа ссорятся с соседями из-за мест, пригодных для устройства парников. Не кормность угодий их прельщает, а обилие прелых листьев и всякого мусора.

Сильным достаются самые обширные, захламленные наделы земли — до 50 гектаров кустов, хилых эвкалиптов, всякого разнотравья, кое-где проросшего из сухой земли. На своем участке роет петух большую яму: в глубину до метра, до двух с половиной в диаметре. Все листья и ветки, которые только найдет, сгребает ночами в эту яму.

Зимой выпадают на его родине небольшие дожди. Листья в яме, наполненной уже выше краев, набухают. Пока собранный им мусор еще сырой, петух засыпает яму песком и землей. Растет над ней холмик, листья гниют. Сначала этот процесс идет бурно. Температура в инкубаторе слишком высокая, опасная для яиц. Петух ждет, когда упадет градусов до 33 по Цельсию. («Термометр» у него во рту, который он использует, сунув голову в глубину кучи.)

Месяца четыре уходит на устройство инкубатора и подготовку нужного теплового режима. Только в конце августа и в сентябре петух разрешает курице приблизиться к своему творению, предварительно удалив с его «крыши» два кубометра земли. Затем петух снова укрывает песком снесенное ею яйцо. Курица придет еще через четыре дня, через неделю или две. Сроки неопределенны. Многое зависит от погоды. Вдруг похолодает или дождь польет, тогда петух курицу не подпустит. Боится в плохую погоду раскрывать парник: яйца могут погибнуть от холода.

Десять месяцев бессменно дежурит он у инкубатора. Забот и дел много. Еще до восхода, в сером свете зари, петух суетится у кучи. Пришла весна. Солнце греет теплее, а влаги в куче еще много — бурно идет гниение. Трудится петух часами, чтобы пробить отдушину, удалить лишнее тепло из инкубатора. Вечером нужно засыпать эти дыры. Ночи еще холодные. Беспокойная у петуха жизнь. Ни одна птица, ни одно, пожалуй, животное в мире не отдает столько нервных и физических сил трудам и заботам.

Дни за днями бегут. Снова осень в скребах. Петух копошится у гнезда. Солнце чуть пригреет — он песок с кучи рассыпает. Но уже с иной целью. Не охлаждение, а прогрев теперь требуется. Скупо осеннее солнце. Но все-таки согревает тонкий слой песка, оставленный над яйцами, и тот, что рассыпан на земле вокруг. К ночи его соберет петух и уложит как грелку над яйцами.

И вот по одному вылезают из кучи цыплята. Но отец не замечает детей. Не помогает поскорее выбраться из колыбели, которая, если польет дождь, может стать их могилой. Сами они пробираются через метровую толщу земли и всякого там мусора. Как кроты, крыльями, ногами, грудью раздвигают они завалы листвы, ветвей, гумуса и песка, пробираясь наверх, к свету.

Выбрались — и скорее в кусты. Спрячется там птенчик и лежит, дышит тяжело. Устал очень. Сохнут перья и пух. К вечеру, отдохнув, вспорхнет он на сук. На нем переночует: один без отца и матери, без братьев и сестер. Он их, можно сказать, и не знает. Без семьи живет от рождения до смерти. Через год проснется в нем всемогущий инстинкт — сгребать мусор в кучу.