Шкурки - Вилсон (Уилсон) Фрэнсис Пол - Страница 2
- Предыдущая
- 2/5
- Следующая
Самое удивительное, что они были одна к одной. Этих малюток не придется подкрашивать, чтобы подобрать на шубу. Все одинаковые, словно все еноты — из одной семьи.
Из них выйдет чертовски красивая шуба с длинными полами.
— Джейк в них влюбится! — сказал отец. — И отлично за них заплатит!
— Ты с ним уже виделся? — спросил Гэри, думая о дробовике, который давно хотел купить.
— Ага, с утра заходил.
— Здорово, па. Давай ты ложись, а я здесь приберусь.
— Уверен?
— Уверен.
— Молодец ты, сынок. — Папаша хлопнул его по плечу и заковылял к двери.
Гэри вздрогнул от холодного ветра, ворвавшегося в проем, когда отец выходил из сарая. Поднявшись, он подбросил полено в пузатую приземистую печурку в углу и огляделся.
Собственно, дела осталось немного. Шкурки были вымыты и почти все распялены на сушилке. Кишки выброшены, а мясо отложено в ледник, чтобы в ближайшие несколько недель скормить собакам. Так что ему только и осталось…
Взгляд Гэри метнулся к лавке. Вроде что-то шевельнулось? Он секунду присматривался, но все было спокойно. И все же он мог бы поклясться, что одна из оставшихся нерастянутыми шкурок двигалась. Он протер глаза и усмехнулся:
— Устал!
Подойдя к лавке, он расправил оставшиеся полдюжины шкурок, собираясь их распялить. Чаще всего они прибивали добычу гвоздями к двери сарая, но эти были слишком ценными для такого обращения. Он погладил мех. Господи, это что-то особенное! Никогда не видел такого густого и мягкого меха у енотов. И это теплое, мирное, чувственное ощущение снова пронзило его. Шутки ради он накинул одну шкурку на плечо. Какая шуба выйдет…
Мех шевельнулся, по нему прошла рябь. Одним быстрым движением загнувшиеся края плотно обернули предплечье. Вспышка ужаса отступила прежде, чем он успел что-то сделать, и его затопило умиротворенное спокойствие.
Ничего особенного. Все хорошо… хорошо.
Он равнодушно смотрел, как три оставшиеся нерастянутыми шкурки затрепетали и двинулись к нему. Что плохого, если они ползут вверх по его ладоням и запястьям, оборачивают предплечья. Вполне естественно! Он улыбнулся. Руки как у пещерного человека.
Пора было возвращаться в дом. Он встал и пошел. У дверей прихватил свой «Луисвилль Слаггер».
Па храпел.
Гэри ткнул его битой и окликнул. Собственный голос донесся до него словно издалека:
— Па! Проснись!
Наконец папаша шевельнулся и открыл простреленные красными прожилками глаза.
— Что такое, малый? Чего тебе, черт возьми?
Гэри поднял биту над головой. Папаша завопил и вскинул руки, совсем как последний енот этим утром. Гэри изо всех сил ударил битой и попал отцу по запястью и по правому уху, когда тот попытался откатиться. Папаша крякнул и напрягся, но Гэри не стал смотреть, что будет дальше. Он замахнулся еще раз. И еще… Руки совсем не чувствовали усталости. Болтавшиеся на них шкурки словно придавали силу. Задолго до сорокового удара голова папаши превратилось в большое пятно смородинового желе на подушке.
Тогда Гэри повернулся и вышел в заднюю дверь.
Вернувшись в сарай, он остановился у сушилки и опустил взгляд на вымазанную кровью биту, которую стискивал в кулаках.
Малая его часть предостерегающе кричала, но остальное знало: все в порядке. Все отлично. Все…
Он внезапно вывернул запястья и предплечья, нанося удар себе в лицо. Опрокинулся назад и закричал бы, если бы горло слушалось. Нос и лоб нестерпимо болели! Но все в порядке…
Нет! Ничего не в порядке! Это…
Он снова ударил себя битой и почувствовал, как вмялась внутрь правая скула. И еще, еще… Следующие несколько ударов раздробили нос и выбили глаза. Он ослеп, но проклятая бита не останавливалась. Упав ничком на пол, Гэри продолжал колошматить себя по голове. Слышал, как раскололся череп. Но никак не мог остановить проклятую биту.
И боль! Он должен был вырубиться с первого удара, но оставался в сознании. И все чувствовал!
Он молился о смерти задолго до того, как бита ударила в сороковой раз…
2
На стук в доме — да какой там дом, халупа — никто не отозвался, и Джейк Фельдман направился к сараю. Воздух раннего утра обжигал холодом неудержимо расползающуюся на макушке лысину: он стянул незастегнутое пальто на солидном брюхе и ускорил шаг, чтобы скорее преодолеть ледяные колеи дорожки.
Старина Джемсон говорил, что раздобыл выдающиеся шкурки. Такие, что Джейк охотно заплатит за них вдесятеро против ходовой цены. По доброте душевной и в память о долгих деловых отношениях он, мол, готов предоставить право первой покупки Джейку. Как же!
И все же неподдельный восторг старого боровика заинтриговал Джейка — Джемсон врать не станет. Может, у него и впрямь что-то уникальное. А может, и нет.
«Лучше бы дело того стоило», — подумал он, потянув на себя дверь сарая. Нет у него времени разъезжать по джерсийским сосновым пустошам ради ветра в поле.
Из открытой двери ударило знакомым духом запекшейся крови. Как и следовало ожидать. Кто покупает свежие шкурки с рук, быстро привыкает к этому запаху. Правда, он не ожидал, что в сарае будет так холодно. Свет включен, но печка давно остыла. Если оставить шкурки на таком морозе надолго, они промерзнут.
И тут он их увидел — аккуратно натянутые в ряд на сушилку. Мех мерцал, отражая отблески ламп дневного света и утреннее солнце, вливавшееся в дверь за его спиной. Они были великолепны. Потрясающе!
Джейк Фельдман разбирался в мехах. Почти сорок лет из своих пятидесяти пяти он занимался мехами: начал с закройщика и шел вверх, пока не набрался наглости открыть собственную мастерскую. И за все эти годы не видел ничего подобного.
Господи, Джемсон, где ты их раздобыл и есть ли там еще такие?
Джейк подошел к сушилке и дотронулся до шкурки. Не мог удержаться. Руки так и тянулись к ним. Мягкие, мерцающие, невероятно красивые… Джейку случалось видеть, трогать, а раз-другой и кроить шкурки сибирских соболей из России. Но те были ничто в сравнении с этими. Эти не оценишь. Их красота пугает, она почти сверхъестественна.
Вдруг он увидел сапоги.
Большие, покрытые коркой крови сапоги торчали из-под одной из распялок. В них не было ничего необычного, но лежали они странно — на грязном полу носками вверх и под углом, словно стрелки часов, показывающие пять минут десятого. Сапоги так не лежат, если в них нет ног.
Джейк нагнулся и увидел за сапогами обтянутые брезентом ноги. Он улыбнулся. Кто-то из Джемсонов — старый Джеб или молодой Гэри. Джейк поставил бы на старшего. Верное дело, если вспомнить, как любит старый Джеб свой джерсийский самогон.
— Эй, старик, — позвал он, протискиваясь между двумя распялками. — Что это ты здесь делаешь? Простудишься до…
Последнее слово застряло у Джейка в горле, когда он опустил глаза на труп. Сперва он увидел только красный цвет. Все туловище было в засохшей крови: грудь, руки, плечи и… Господи, голова! От нее мало что осталось! Лицо и верхняя часть черепа были разбиты в красную сочащуюся кашу, из которой торчали остатки глаза и безумно перекошенные зубы. Только по кусочку гладкой, выбритой щеки можно было понять, что это Гэри, а не Джеб.
Кто же это сделал? И зачем? Джейка потряс не столько вид трупа, сколько неуправляемая ярость, которая угадывалась за множеством ударов, размозживших голову Гэри… Чем? Бейсбольной битой? Беспощадно исколотив, убийца согнул мертвые пальцы Гэри на рукояти орудия убийства? Что за безумие?
Зовя старика, Джейк бросился к дому. Но на его крики никто не ответил. Задняя дверь была открыта. Он остановился на пороге, снова позвал. В ответ — молчание. Он чувствовал, что халупа пуста, однако шагнул внутрь.
Ему не пришлось долго искать спальню. И то, что осталось от Джеба.
Миг спустя Джейк скрючился от рвоты на дорожке между домом и сараем.
Мертвы! Оба!
Не просто мертвы — разбиты в лепешку!
- Предыдущая
- 2/5
- Следующая
