Волшебная дуэль - Устинова Анна Вячеславовна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/35
• Следующая

– Да нет. У меня, к сожалению, тоже дел полно, – смущенно откликнулся он и принял облик кота.

«Это он специально, – пронеслось в голове у Тимки. – Потому что кошачья морда менее выразительна, чем человеческое лицо. А Веспасиан сейчас беспокоится о Силе Троевиче и не хочет, чтобы мы догадались. Значит, действительно плохо дело. Когда это Веспасиан отказывался от приглашений Ундины?» На памяти ребят такого и впрямь ни разу не было.

– Ну, как знаешь, – совершенно спокойно отреагировала русалка на слова кота. – Мотоцикл я оставлю тут. Когда с ребятами возвратимся, заберу.

А Тимка подумал: «По-моему, она тоже про Сила Троевича что-то знает. Может, у нее попытаться выяснить?»

Щель за печкой выдохнула клуб пыли, вслед за которым вылетел Морфей.

– А меня? Меня в гости? Я тоже хочу на озеро.

– Сиди дома и занимайся делами, – свирепо прошипел Веспасиан.

– Конечно, конечно, – жалобно захныкал Морфей. – Ты вон всюду ходишь, а мне лишний раз на улицу носа не высунуть. Даже костюмчик новый некому показать. – Он ткнул пальцем в надпись на груди «Поцелуй меня!» – Сплошная несправедливость: сижу, сижу, ничего ж не вижу.

– Морфей, но, по-моему, домовым не полагается спускаться на дно озера, – попыталась утихомирить его Ундина.

Однако Хранитель Очага распалился еще сильнее.

– Как на ведьминой метле в стужу летать, так пожалуйста, – вспомнил он свои приключения с Тимкой и Кассандрой. – Как гнома из меня делать – тоже пожалуйста. А в гости, значит, нельзя.

И по щекам и бороде домового покатились крупные слезы.

– Сил Троевич, – немедленно вступилась за Морфея Кассандра. – Разрешите нам с собой его взять.

Чародей устало махнул рукой:

– Пусть идет.

– Другое дело, – тут же развеселился Морфей и кинулся к двери.

– Стой! – прикрикнул Веспасиан. – Никак собрался по улице в своем натуральном виде идти? Да ты весь «Китеж» перепугаешь.

– Уменьшаюсь, Веспасианушка, уменьшаюсь.

И Морфей в мгновение ока превратился в бородатого Мальчика-с-пальчика.

– Тимофеюшка, клади меня к себе в карман.

– Нет, лучше мы тебя посадим в корзиночку, – решила Кассандра. – Вроде бы мы все идем в лес за грибами.

– Для грибов еще рано, – заметил Тимка.

– Тогда за ягодами или на пикник. Посадим на дно Морфея, сверху прикроем салфеткой. И ему прохладнее будет и из прохожих никто его не заметит.

Пока они шли по лесу, Ундина рассказывала историю озера, к которому они направлялись. Вначале на его месте был глубокий песчаный карьер. Затем рядом провели железнодорожную ветку в лесхоз, а карьер наполнили водой, запрудив речку. Так и образовалось озеро, в котором проходившие мимо паровозы заправлялись водой. Потом эра паровозов кончилась, да и ветку забросили, а озеро вот до сих пор осталось.

– Иванне тут очень нравится, – подмигнула Ундина.

Перебравшись через заросшие высокой травой кроваво-ржавые рельсы, вся компания остановилась у темной озерной воды. Неожиданно гладкая ее поверхность забурлила, из образовавшегося водоворота на поверхности показалась гладкая блестящая голова на длинной тонкой шее. Маленькие поросячьи глазки существа злобно буравили стоявших на берегу.

Сестры-яги были очень похожи друг на друга. Разве что Ягуля Янусовна отличалась еще более отталкивающей внешностью, чем Ядвига, благодаря не одной, а двум рельефным бородавкам, симметрично располагавшимся на крыльях клювообразного крючковатого носа, да еще более, чем у сестры, свалявшимся и спутанным серым космам, доходящим ей до плеч. Впрочем, безобразие и красота – понятия, как известно, относительные, и обе Бабы-яги уже много столетий слыли в стане леших писаными красавицами.

Существовало у них еще одно различие, коим Ягуля Янусовна чрезвычайно гордилась. В незапамятные времена ей удалось по секрету от сестры приобрести на волшебном аукционе осколок метеорита, свалившегося прямо с Марса. Один алхимик из Темных переплавил осколок в металл, а из него соорудил ей искусственную ногу. Сей рукотворный шедевр стал предметом постоянных распрей между Ядой и Гулей. Ибо последняя не упускала случая подчеркнуть, насколько ее нога дороже, надежнее и удобнее той, что служит сестре, а та не уставала хвастаться натуральностью и экологичностью своего мамонта. В подобных спорах словесные аргументы часто исчерпывались, и тогда в ход шли те самые ноги. Сестры принимались лупить друг дружку до тех пор, пока кто-нибудь не просил пощады. Правда, сейчас они так рады были увидеться после долгой разлуки, что ни о каких спорах и ссорах не помышляли.

– Заходите, гости дорогие, – пригласила хозяйка таким тоном, будто на самом деле хотела сказать: «Глаза б мои вас не видели!»

Нормального человека, вошедшего внутрь подобного жилища, немедленно в ужасе вынесло бы обратно. Он бы просто задохнулся от жуткого запаха. Представьте себе, если одновременно воняет протухшей рыбой, дохлыми мышами, свежим свиным навозом, грязными носками, струей молодого скунса и очень старым, по крайней мере год пролежавшим на подоконнике сыром «Камамбер», и вы получите представление о том, как благоухало в Ягулиной избушке на курьих ножках.

Изба не радовала не только нос, но и глаз зашедшего. Все пространство ее занимала одна большая, пыльная, давно не убиравшаяся комната со множеством закутков, закоулков и тремя подслеповатыми окошками, сквозь запыленные стекла которых едва проникал свет. Мебели было много, но все какой-то старой, замызганной, колченогой. Шкафчики, комодики, этажерки как на подбор покосились на одну сторону, подобно самой хозяйке, заметно припадавшей при ходьбе на свой метеоритный шедевр. Даже огромный стол, стоявший посередине горницы, страдал тем же пороком, и оставалось лишь удивляться, как многочисленные глиняные чашки, плошки и горшочки не соскальзывали с него на пол.

Единственным ровным сооружением здесь была печь – широченная, монументальная. В такую поместился бы не только какой-нибудь несчастный маленький Жихарка, но и, к примеру, вся прибывшая сейчас компания Темных вместе с Козлавром. Потолка в комнате не было, и печь вздымалась до самых стропил, увешанных сушеными травами и мышами, вялеными ящерицами и змеями, копчеными птицами и рыбами; среди них по-хозяйски восседали часы-ходики в виде избушки, из которой возмущенно таращилась на гостей разбуженная кукушка.

Словом, у нормального человека от вида и запаха подобного жилища мурашки бы побежали по телу, а к горлу подступила бы тошнота, и захотелось бы бежать, бежать прочь без оглядки. Однако, как известно, о вкусах не спорят, и компания Темных никакого дискомфорта не испытала. Разве только поэт-сатирик немного поморщился, когда впервые вдохнул воздух в доме. Его даже чуть-чуть замутило, но поэт он и есть поэт, пусть даже из стана Темных. Эти творческие натуры как-то все чувствуют по-особому, обостреннее, что ли. Правда, уже на втором вдохе Козлавр попривык.

– Уф-ф, и устал же я. Прямо ноги отваливаются, – с этими словами Ничмоглот Берендеевич, лишь слегка стряхнув с себя болотную грязь, плюхнулся в перекошенную качалку. – Хорошо у тебя тут. Тепло. Уютно.

– Очень хорошо, – поддержали сестры-ведьмы, рассаживаясь по колченогим лавкам.

Лишь Козлавр неуверенно проблеял:

– Может, немного проветрим?

Но на него со всех сторон так свирепо зашикали, что он предпочел больше не высказываться.

Ягуля проворно накрыла на стол. Все с дороги проголодались и жадно накинулись на угощение. В особенности радовался Ничмоглот, наконец получивший свои любимые пирожки с козявками. Сестры-яги унаследовали рецепт их приготовления от бабушки, и пирожки стали в их домах дежурным блюдом. Татаноча, Натафталина и Лукреция, как семечки, щелкали печеных тараканов. А вот для Козлавра в доме Ягули Янусовны не нашлось ничего съедобного. Как он ни старался убедить себя, что еда есть еда, кусок в горло не лез, и поэт-сатирик, сославшись на головную боль, сказал, что пойдет подышать воздухом во дворе. На самом деле он, кляня на чем свет стоит свою злосчастную судьбу, отправился утолять голод луговой травкой. Ему грезились кофе с булочкой, но они были так далеко!

• Предыдущая
• 14/35
• Следующая