Любовная записка с того света - Усачева Елена Александровна - Страница 11
- Предыдущая
- 11/16
- Следующая
— Это ко мне! — из последних сил просипел Полухин, закрывая приятеля своим телом.
— Я звоню в школу! — решительно произнесла мама и гордо удалилась.
Гришка ободряюще похлопал Петьку по плечу и закрыл дверь.
Комната Полухина была похожа на мини-лазарет. Пахло лекарствами. Окна были зашторены. На табуретке около кровати выстроились ровные ряды бутылочек и баночек.
Гришка забрался с ногами на кровать, потуже затянул на горле шарф и вопросительно посмотрел на друга.
Петька почесал затылок, соображая, с чего лучше начать рассказывать. С того, что если Гришкина мама позвонит в школу, то Петька там может больше не появляться, или с рассказа о небольшой пробежке по этажам…
Но не успел он открыть рот, как пузырьки на табуретке еле слышно звякнули, подпрыгнула ложечка в чашке. Гришка снова схватился за шарф. Уже привыкший ко всему Петька покосился на новенький шкаф-купе у себя за спиной.
— Однажды купила мама дочке черный ободок для волос… — начал хорошо знакомый Петьке старческий голос.
Петька метнулся к шкафу. Но там ничего, кроме пустых полок и голых вешалок, не было.
— И подарила его на первое сентября…
Захрипел Гришка — от волнения он туго затянул шарф. Петька ослабил концы и глянул под кровать.
— Только попадись! — угрожающе прошептал он.
— Девочке очень понравился ободок, он невероятно был ей к лицу. Но когда девочка вернулась из школы, волос на голове у нее не было. Один ободок остался…
Снова звякнули пузырьки, один упал и покатился по полу.
— Серенады, значит? — Петька дернул штору. С подоконника свалился одинокий желтый листок.
— Мама сняла ободок, и волосы снова отрасли. Тогда мама велела ни в коем случае больше не надевать этот ободок. Но девочка ее не послушалась. Стала играть да и надела мамин подарок на голову…
— Где ты? — Петька даже под ковром посмотрел. Никого. — Ты же выполнил заказ, так чего опять надрываешься! Премию получить хочешь?
— Девочка легла спать и не заметила, как все волосы у нее выпали. А потом стала слезать кожа. И когда утром мама пришла дочку будить, то на кровати лежал один скелет.
От испуга глаза у Гришки вылезли из орбит. Петька недовольно упер руки в бока.
— Не смешно!
— А я это не для смеха рассказал!
Одеяло на Гришкиной кровати зашевелилось, и из-под него показались сначала сухонькие ножки в маленьких ботинках, потом серая рубаха, а над ней лохматая голова недавнего Петькиного знакомого.
В панике Гришка бухнулся на постель и прикрыл голову подушкой.
— И не серенада это вовсе, — старичок уже тянул из рукава очередной лист. — Это я тебе будущее предсказал. Будешь и дальше так себя вести, один скелет от тебя останется. Вот, распишись.
Перед Петькиными глазами снова замелькали буквы.
«Ходатайство об уплате неустойки…»
— Какой еще неустойки? Ну-ка, убери отсюда эту дрянь! — Петька засунул руки в карманы, чтобы вредный старик не смог приложить его палец к бумаге.
— Ты полегче с официальным документом! — грозно сдвинул брови старичок. — Я ведь моргну — от тебя одно мокрое место останется. Тебе что было сказано? Тихо-мирно помираешь, и закрываем дело. Бедная девочка там страдает, а он себе новую пассию завел! Обещал — выполняй! Если сейчас же не пойдешь и не ляжешь под грузовик, я не знаю, что с тобой сделаю!
— Какая пассия? — Петька под таким напором начал отступать к шкафу. — Что я сделал-то?
— Читай, — перед Петькой снова метнулся лист, — тут все написано!
«Прошу взыскать за нерациональное использование проклятья с Петра Константиновича Ткаченко штраф в размере двух жизней».
Наверное, впервые, после того как Петька в первом классе научился читать, он ни слова не понимал из того, что было написано. Он снова пробежал глазами текст. Потом третий раз. И четвертый, только не с начала до конца, а наоборот, надеясь, что так хоть немного станет понятней.
Не помогло. Тогда он перевернул свиток и посмотрел на обороте. Перевода с русского на русский там не было.
— Прочитал? Расписывайся! — старик цепко ухватил Петьку за палец.
— Я не пользовался вашими проклятьями, — задергался Петька, с ужасом глядя, как бумага сама собой приближается к его руке.
— Они уже использованы! — Старичок довольно улыбался. — Мотоциклист до тебя не доехал — это раз. Он должен был сбить тебя, но сбил Ленку Голованову. И рейка упала раньше времени — два. Хотя все было рассчитано до секунды. Тюк по темечку — и все свободны. Но та же самая Ленка Голованова спугнула голубей, один из них крылом задел рейку, и та упала на десять секунд раньше положенного.
— Ленка? — Теперь Петька сомневался, что понимает то, что ему говорят. Весь путь до дома Полухина он шел открыто и даже пару раз оглянулся, но никакой Головановой за собой не видел.
— Значит, оплата идет по двойному тарифу, за оба проклятья, — продолжал бубнить старичок. От места подписи до Петькиного пальца оставалось сантиметров пять. — Две жизни. Ты и еще кто-нибудь. Причем умереть вы должны добровольно, без всякого нашего вмешательства. Для компании можешь вон того хрипуна взять. Он и так больной. Помирать не страшно будет.
На этих словах Гришка вылез из-под подушки.
— Кто больной? Я больной? — заговорил он чистым голосом. — Ты на себя посмотри! — Подушка полетела в сторону старичка. — Сам скоро копыта отбросишь!
— Я все сказал! — Старичок хлопнул в ладоши, и окружающее на некоторое время замерло. — Ах, да, вот еще что: если ты сам не избавишься от своей пассии, то мы ее ликвидируем.
Документ с требованием о взыскании вспыхнул прямо перед Петькиным носом и исчез. А за ним испарился и старичок.
— Две жизни! — раздалось из пустоты, и посередине комнаты повисла цифра «два», сотканная из дыма.
Гришка закашлялся, цифра пшикнула и тоже исчезла.
Петька в задумчивости открывал и закрывал дверцы шкафа. Они мягко отъезжали по рельсе в сторону, глухо стукались о стенку и возвращались обратно. Радовало одно — теперь Полухину можно было ничего не объяснять. И так было понятно, что дело швах.
— Это она, да? — дар говорить Гришку покидать не собирался.
— А почему у тебя вещей в шкафу нет? — Дверца снова проехала по рельсе — Петьку заклинило на этом открывании и закрывании.
— Мне его только что поставили, — Гришка поставил на место упавший пузырек. — Я еще вещи не успел положить.
— И не положишь.
Слова сами сорвались у Петьки с языка. Он даже подумать не успел.
Стукнула дверца. Только не глухо, как уже делала несколько раз до этого, а звонко.
Петька успел шагнуть назад, и вся сложная конструкция шкафа, с дверцами, зеркалом, рельсами и колесиками, повалилась на пол.
Петьку обдало поднявшимся после падения ветром. Он попятился, развернулся и молча пошел к выходу. За пару дней два упавших шкафа — это уже перебор.
Гришкина мама что-то изумленно говорила вслед. Полухин теребил конец шарфа. А Петька уходил с полным осознанием того, что он теперь нигде не найдет спасения. И всем, к кому он будет обращаться за помощью, он будет приносить несчастья.
На детской площадке карапуз все еще кормил голубей. Рейка все так же лежала на асфальте.
И Петьку осенило. Уже в который раз за сегодняшний день.
— Ей надо просто объяснить, что я ее не люблю, — заорал он. И напуганные голуби снова взлетели в воздух.
Прежде чем отправиться на кладбище для проведения воспитательной беседы с капризной Верой, Петька снова пошел искать брата. Для встречи со своей воздыхательницей нужно было подготовиться, а Димка в этом отношении человек подкованный. По его собственным рассказам, любовей у него было предостаточно. Первая и безответная в детском саду, потом целых четыре года — их учительница в начальных классах, потом еще кто-то, и еще. Сейчас Димка мучительно выбирал между двумя одноклассницами. Уже который месяц выбирал. Так что опыт у него имелся. И он просто обязан был поделиться этим опытом с младшим братом. В конце концов, брат у него один и нового не предвидится.
- Предыдущая
- 11/16
- Следующая
