Серебряный ангел - Северская Мария - Страница 1

• 1/21
• Следующая

Лето закончилось как-то вдруг, одномоментно – раз, и будто не было: на асфальте желтые листья, а небо с каждым днем все больше напоминает серую, плохо постиранную простыню. Дождя, правда, нет. Засуха. Выгоревшая за лето трава превращается в желтую пыль – наступаешь, и она хрустит под ногой, словно яичная скорлупа.

Хорошо, что жара наконец-то отпустила город. Всего неделю назад Насте казалось, что это навсегда – едкий дым от горящих торфяников, раскаленный асфальт, раскаленные машины, раскаленные стены домов и надо всем этим немилосердное солнце, вытапливающее своими лучами последнюю, с трудом сбереженную влагу из не успевших убежать на заграничные курорты жителей мегаполиса.

И все это счастье всего за две с половиной недели до начала учебного года!

Теперь осталось десять дней... Конечно, можно было бы уехать из Москвы, вернее, не уезжать из спокойной, вылизанной до зеркального блеска Норвегии, куда еще в июне отбыли в командировку на пять лет родители. И Настя с ними.

Как они уговаривали ее остаться, пойти в сентябре в школу для детей из российского посольства, отучиться там последний, одиннадцатый год, выучить язык, поступить в какой-нибудь престижный норвежский институт, ведь с Настиными способностями это легко, и, кто знает, может быть, навсегда закрепиться если не в Норвегии, то в Европе. В конце концов, разве не об этом мечтает большинство?

Только Настя никогда не принадлежала к большинству и, пожив два месяца с родителями, твердо сказала «нет» на все их связанные с ней планы. И улетела в Москву.

А как иначе, если успела привыкнуть к новой школе, учителям и одноклассникам? Пусть и проучилась с ними всего год, и отношения можно скорее назвать нейтральными, чем дружескими, но есть такие, с кем ей нравится общаться. Ирка Степанова, например, – непоседливая, не лезущая за словом в карман, – явный лидер класса, с самого первого дня Настиного пребывания в новой школе взявшаяся ее опекать – пусть по мелочи, но все равно же приятно.

А потом Фекла. Как быть с Феклой, останься Настя в Осло?

За свои шестнадцать Настя вдоволь навидалась чужих стран.

Родилась в Москве и первые годы, как все нормальные люди, жила с родителями и тогда еще живыми бабушкой и дедом в старенькой трешке на «Белорусской». А потом началось... Сингапур – Австрия – Москва – Франция – Польша – Марокко – Москва – Германия – Венгрия – Испания – и снова Москва. Везде новые люди, новые школы, новые отношения – и ни с кем настоящих, глубоких, потому что, если постоянно переезжаешь с места на место, чисто физически не успеваешь обрасти друзьями.

Конечно, родители считают командировку в Норвегию подарком судьбы, ведь это не полгода и даже не год, а целых пять. Но Настя устала. И потом, ей нравится жить в Москве – весь последний проведенный здесь год был одним из самых спокойных в ее жизни.

Ирка, правда, порой подначивала ее, говоря, что год был не спокойным, а скучным, но Настя не соглашалась. За этот год она нашла себя, поняла, чем хочет заниматься в будущем, открыла свой талант, наконец-то обустроила, как ей всегда хотелось, свою комнату и теперь может твердо сказать, что у нее есть дом, что она больше не перелетная птица.

Поэтому и вернулась. А еще потому, что перевозить из страны в страну Феклу слишком сложно. В прошлый раз, наверно, месяц ушел на оформление необходимых документов.

Родители, конечно, сильно расстроились, когда дочь изъявила желание уехать в Россию и окончить школу на родине, но в итоге смирились. Да и мамина сестра – Настина тетка Нина обещала по мере сил и возможностей присматривать за племянницей, благо расстояние между их домами равно пятнадцати минутам ходьбы прогулочным шагом.

Так Настя и Фекла стали единственными обитателями просторной трехкомнатной квартиры на «Белорусской».

Возвращение в Москву, конечно, омрачилось вонючим дымом и нереальной жарой, а теперь еще и вынужденным бездельем до начала учебного года, но, как говорится, это неизбежное зло, с ним надо просто смириться.

Сухой лист спикировал прямиком Насте за шиворот. Она оттолкнулась на качелях чуть сильнее, запрокинула голову, глядя в затянутое облаками небо. При обратном ходе качелей волосы легли на лицо, плотным рыжим покрывалом закрыли глаза, полезли в рот. И вот снова их подхватил ветер, рывком отбросил назад.

Качели Настя любила с детства. Могла сидеть на них по пять часов, и голова никогда не кружилась. Папа часто шутил, что с таким вестибулярным аппаратом ей прямая дорога в космонавты, но Настя, в десять лет мечтавшая покорять межзвездные пространства, став старше, твердо решила: она будет петь, и не где-нибудь, а в опере.

У нее оказался абсолютный слух и редкий, сильный голос, неожиданный для ее весьма хрупкого телосложения. Весь прошлый год она занималась с педагогом по вокалу, будет заниматься и дальше, и, как говорят все, кто ее слышал, если поставит перед собой четкую цель, не сбавит обороты и выдержит нагрузку, то поступление в Гнесинку, а то и в Консерваторию ей обеспечено, даже несмотря на то, что она не училась в музыкальном училище.

Но это планы и перспективы, так далеко лучше не заглядывать. Держать в голове – да, но не строить воздушные замки. Жить сегодняшним днем. Этому ее давно научила жизнь на чемоданах. А еще строгой самодисциплине, как в армии, следованию совершенному распорядку дня.

Утренняя зарядка, получасовая прогулка-пробежка с Феклой, школа, после школы обед и пятнадцать минут во дворе с Феклой, два раза в неделю бассейн, занятия по вокалу и сольфеджио, выполнение домашних заданий, а затем легкий ужин и снова Фекла – долгая вечерняя прогулка, после которой наконец-то можно спокойно сесть у окна и почитать книгу.

Выходные отличались от будней только отсутствием занятий в школе. Настя с Феклой шли в Петровский или Тимирязевский парк, где и проводили время до обеда.

Так пролетел весь прошлый учебный год.

Ирка Степанова, претендующая на роль подруги, не понимала такой почти маниакальной упертости, удивлялась все время, почему подруга не ходит на дискотеки, не встречается с мальчиками и вообще даже на миллиметр не пытается отойти от четкого графика жизни.

Настя не могла бы объяснить этого никому. Ей казалось, что в круговороте суматошных дней, переездов, в бесконечной смене лиц режим – единственное, за что она может ухватиться. Ведь это так здорово – знать, что ты будешь делать через час и даже, скорее всего, завтра в это же время.

Правда, этим летом в Норвегии ей стало казаться, что в Иркином непонимании, в ее уговорах хоть раз сделать что-нибудь незапланированное, спонтанное, может, даже совершить какую-нибудь откровенную глупость есть свой резон. Там, в стране изрезанных фьордами скал, ей захотелось свободы, воздуха, чувства полета. И по возвращении в Москву это желание не прошло, а только усилилось.

Из кустов на краю детской площадки вышел Фекла – весь в пыли, на ухе паутина, на носу листик. Подошел, плюхнулся в детскую песочницу, взметнув облако пыли, вальяжно перекатился на бок, вывалил из пасти длинный розовый язык.

– Что ж ты делаешь, свинюга! – возмутилась Настя. – Я ж тебя не отмою!

Пес покосился на нее, но из песочницы не встал.

– И вообще, нам с тобой еще в магазин надо. – Девушка легко спрыгнула с качелей. – Пойдем, только отряхнись, пожалуйста.

Фекла тут же вскочил. Во все стороны полетели песок и мелкие камушки. Настя сняла с его уха паутину, стряхнула листик, провела рукой по пушистому загривку и, наверно, в тысячный раз подумала, какой у нее красивый пес, даже несмотря на склонность к свинству.

Феклу Насте подарил три года назад на день рождения друг их семьи – пожилой, улыбчивый турок Ибрагим. Они тогда жили в Испании, на горизонте маячил перевод в Москву.

Ибрагим явился на Настин праздник с большой, перевязанной ярко-синим бантом коробкой. Коробка то и дело как-то странно подрагивала и словно норовила убежать.

• 1/21
• Следующая