Скованный ночью - Кунц Дин Рей - Страница 24

• Предыдущая
• 24/92
• Следующая

Хотя мне отчаянно хотелось пуститься на поиски Орсона и Джимми, я притворялся таким же неторопливым, как Бобби, который придерживается именно этого стиля жизни. Когда он навещает кого-то в больнице, сестры по ошибке принимают моего лодыря за больного, стаскивают с него гавайскую рубашку и напяливают больничный халат прежде, чем он успевает их поправить. Если не считать моментов ловли гигантской волны, грозящей вдребезги разбить серфера о мелководье, Бобби предпочитает спокойствие. Неторопливой и непринужденной беседой его пронять гораздо легче, чем понуканиями. За семнадцать лет нашей дружбы я научился ценить его невозмутимость, даже если она казалась мне не слишком естественной. Невозмутимость – ценное качество, когда приходится совершать дерзкие поступки. Поскольку Бобби действует по принципу «семь раз отмерь, один отрежь», он никогда не теряет головы. Он выглядит расслабленным, а временами даже сонным, но может, как мастер дзен-буддизма, замедлить ход времени, пока не найдет способа разрешить кризис.

– Потрясная рубашка, – сказал я.

Он надел одну из своих любимых антикварных рубашек: коричневую, с азиатским ландшафтом. В его коллекции была пара сотен гаваек, и о каждой он знал все.

Прежде чем он ответил, я сказал:

– Сшита Кахалой около 1950 года. Шелк, пуговицы из скорлупы кокоса. Такую же рубашку носил Джон Уэйн в «Большом Тиме Маклейне».

Бобби молчал так долго, что за это время я мог бы дважды повторить сказанное. Но я знал, что он меня слышал.

Он еще раз глотнул из бутылки и наконец удостоил меня ответом:

– Ты действительно начал интересоваться гавайскими тряпками или просто насмехаешься надо мной?

– Насмехаюсь.

– А… Ну-ну.

Когда он снова посмотрел в заднее зеркало, я спросил:

– Что это у тебя на коленях?

– И сразу рассчитаемся, – проворчал он, поднимая громадный револьвер. – «Смит-вессон», модель 29.

– Из такой пукалки грешно промахнуться.

– Так что случилось?

– Какой-то псих украл сынишку Лилли Уинг, – ответил я.

– Вуфи, – проворчал он, что на языке австралийских серферов означает прибой, загрязненный сточными водами, но имеет и другие значения, отнюдь не положительные.

Я сказал:

– Он выкрал Джимми прямо из спальни, через окно.

– Лилли позвонила тебе?

– Просто я оказался в неподходящее время в неподходящем месте. Приехал на велосипеде сразу же, как только псих сделал свое дело.

– А как ты оказался здесь?

– Благодаря носу Орсона.

Я рассказал ему про психа-похитителя, с которым столкнулся в подвалах склада. Бобби нахмурился.

– Говоришь, желтые глаза?

– Точнее, желто-карие.

– Отливающие во тьме желтым?

– Нет. Цвета жженого янтаря, вполне обычные. Недавно мы с ним встретили пару людей с выраженными генетическими изменениями. Эти парни превращались во что-то большее или меньшее, чем человек. В основном они были такими же, как все, однако их чуждость выдавали короткие, но заметные вспышки животного блеска в глазах. Потребности у них были странные, противоестественные, и эти люди были склонны к крайнему насилию. Если Джимми оказался в руках такого малого, то разнообразие грозивших ему издевательств намного превзошло бы самые необузданные фантазии обычного психопата.

– Ты знаешь этого психа? – спросил я Бобби.

– Говоришь, лет тридцати, черные волосы, желтые глаза, коренастый, как погромщик?

– И мелкие младенческие зубки.

– Не мой тип.

– Я тоже никогда его не видел, – сказал я.

– В городе двенадцать тысяч человек.

– Этот малый не из пляжников, – сказал я, намекая на то, что похититель – не серфер. – Он может быть и местным. Просто мы с ним незнакомы.

Впервые за все это время поднялся бриз, легкое дуновение с моря на сушу, принесшее слабый, но ощутимый запах соли. В парке напротив дубы начали шептаться друг с другом, как заговорщики.

– Почему этот псих притащил Джимми именно сюда? – спросил Бобби.

– Может быть, из-за уединенности. Чтобы сделать свое дело без помех.

– Мне бы тоже хотелось сделать свое дело. Четвертовать гада.

– Плюс зловещая атмосфера этого места. Возможно, она подхлестывает его безумие.

– Если только это не связано с Уиверном напрямую.

– Да. А Лилли волнуется из-за того малого по радио.

– Какого малого?

– Который ворует ребятишек и держит их под замком. Когда набирает трех – пятерых или больше из одного места, сжигает всех разом.

– В последние дни я не слушаю новости.

– Ты их никогда не слушал.

– Да. Но поводы для этого разные. – Оглянувшись по сторонам, Бобби спросил:

– Так где они могут быть сейчас?

– Где угодно.

– Может быть, это «где угодно» и за год не обойти. Он давно не смотрел в зеркало, поэтому я повернулся и проверил, что творится позади.

– Видел по дороге обезьяну, – небрежно бросил Бобби. Сняв с уха освежитель воздуха и повесив его обратно на зеркало, я сказал:

– Только одну? Я не знал, что они путешествуют поодиночке.

– Моя была одна. Я завернул в Мертвый Город, а она тут как тут. Бежит по улице в свете фар. Маленький такой уродец. Не из твоей обычной компании с отсутствующей эволюционной цепью, или как ее там.

– Другая?

– Ростом в метр двадцать.

Тут у меня по спине побежали мурашки.

Те резусы, которых мы знали, были вдвое меньше. Они и так доставляли много хлопот. Теперь угроза увеличивалась.

– Здоровенная башка, – сказал Бобби.

– Что?

– Метр двадцать, здоровая башка.

– Насколько здоровая?

– Мне ей шляпу не покупать.

– Ну, примерно.

– Примерно с твою или мою.

– На теле в метр двадцать?

– Как шляпка гриба. И не правильной формы.

– Хреново, – пробормотал я.

– Еще как хреново.

Бобби перегнулся через руль, прищурился и посмотрел в лобовое стекло.

В квартале отсюда что-то двигалось. Размером с обезьяну. Оно медленно, но верно приближалось.

Я положил руку на пистолет и спросил:

– Что еще?

– Я больше ничего не видел, брат. Она быстро смылась.

– Что-то новенькое.

– Может, их скоро будет здесь целый выводок.

– Перекати-поле, – сказал я, наконец определив приближавшийся предмет.

В свете заходящей луны было легко представить себе, что парк напротив кишит фантасмагорическими фигурами, скрывающимися в тени и кроне огромных дубов.

Когда я описал встречу с бандой, которая едва не схватила меня в бунгало, Бобби сказал:

– Тридцать? Ну, мужик, они быстро размножаются. Я сообщил ему о том, как они пользовались фонариком и крышкой люка.

– В следующий раз, – резюмировал Бобби, – они будут ездить на машинах и пытаться назначать свидания нашим женщинам.

Допив пиво, он передал мне пустую бутылку, и я поставил ее в сумку-холодильник.

Откуда-то издалека донесся тихий ритмичный скрежет. Наверно, ветер раскачивал сорвавшуюся с петель вывеску.

– Значит, Джимми может быть где-то в Уиверне, – сказал Бобби. – А Орсон?

– Когда я в последний раз слышал его лай, это было где-то в Мертвом Городе.

– Здесь, на Интендантской дороге, или в домах?

– Не знаю. В этом направлении.

– Здесь уйма домов. – Бобби посмотрел на коттеджи в другом конце парка.

– Три тысячи.

– Допустим, по четыре минуты на дом. На то, чтобы обойти их все, понадобится дней девять-десять, если искать круглые сутки. А ты не можешь работать днем.

– Может быть, Орсон вообще не в этих домах.

– Но мы должны с чего-то начать. Откуда? Ответа у меня не было. Кроме того, я не доверял собственному голосу. Он мог сорваться.

– Думаешь, Орсон с Джимми? Если мы найдем одного, то найдем и другого? Я пожал плечами.

– Может быть, на этот раз привлечем Рамиреса? – предложил Бобби.

Мануэль Рамирес был нынешним начальником полиции Мунлайт-Бея. Когда-то он был хорошим человеком, но теперь, как и всех копов в городе, его подкупили.

– Может быть, – продолжил Бобби, – если его интересы совпадут с нашими, у него найдутся люди для поиска.

• Предыдущая
• 24/92
• Следующая