Неведомые дороги (сборник) - Кунц Дин Рей - Страница 2

• Предыдущая
• 2/103
• Следующая

Дом был скромным, маленьким, обычным. Но на какие-то мгновения Джой почувствовал, что дом огромен, необъятен, в нем полно тайных комнат, где живут неведомые ему люди и разворачиваются невидимые глазу драмы. И тишина уже не казалась обычной, она рвала барабанные перепонки, как женский крик.

Шеннон открыл дверь и вошел в свою спальню.

Снова дома.

Джой боялся. Он не мог сказать, чего и почему. Даже если и знал, то знание это надежно пряталось где-то между интуицией и воспоминаниями.

Гроза надвинулась с северо-востока, и надежда увидеть звезды развеялась, как сигаретный дым. Темнота слилась с облаками, укутавшими горы, и небеса, в которых не осталось даже искорки, придавили долину, словно тяжелая могильная плита.

Подростком Джой Шеннон любил сидеть у окна своей спальни на втором этаже, глядя на кусок неба, оставленный ему для обозрения окружающими горами, и думать о том, что, кроме Ашервиля, на земле много больших городов, куда он однажды поедет и где даже мальчик из бедной шахтерской семьи сможет подманить удачу и стать, кем ему хочется. Особенно, если планы у мальчика грандиозные и он не собирается жалеть себя, чтобы достичь цели.

Теперь сорокалетний Джой, прихватив с собой бутылку "Джека Дэниелса", сидел у того же самого окна, не зажигая света, и смотрел в черные небеса.

Двадцать лет назад, когда мир был куда как лучше, октябрьским вечером Джой приехал домой из колледжа в Шиппенсбурге, что случалось довольно редко. Хорошо закончив школу, он получил субсидию на продолжение учебы, но для полной оплаты стоимости обучения ее не хватало, поэтому он вечерами и по уик-эндам подрабатывал в супермаркете.

Его старший брат, Пи-Джи (Пол Джон) тоже приехал на тот уик-энд. Мать приготовила обед: мясной рулет с томатным соусом, картофельное пюре, печеную кукурузу, а потом они с отцом поиграли в карты. Они много смеялись, в доме царила атмосфера любви и теплоты. Время, проведенное с Пи-Джи, всегда запоминалось надолго. Он достигал успехов во всем, за что брался. На выпускных вечерах в школе и колледже выступал, соответственно, от имени класса и курса, блистал на футбольном поле, практически не проигрывал в покер, пользовался вниманием самых красивых девушек, а самое главное, отлично ладил с людьми. Пи-Джи окружал ореол дружелюбия, даже незнакомцы сразу проникались к нему доверием, он обладал редким даром: с первого взгляда определял, что человеку интересно и каким образом можно расположить его к себе. Очень естественно, не прилагая к этому никаких усилий, Пи-Джи везде и всегда сразу становился душой компании. Умный, но предпочитающий держаться в тени, красивый, но начисто лишенный тщеславия, остроумный, но не ехидный, Пи-Джи был для Джоя потрясающим, лучшим в мире старшим братом. Более того, был и по прошествии стольких лет оставался эталоном, по которому Джой Шеннон мерил себя. Он мечтал быть таким, как Пи-Джи, если в такое было возможно.

Но за прошедшие десятилетия эта мечта обратилась в пыль, в ничто. Если Пи-Джи шел от успеха к успеху, на долю Джоя выпадали одни неудачи.

Он взял из миски, которая стояла на полу у стула с прямой спинкой, несколько кубиков льда, бросил в стакан, налил два дюйма "Джека Дэниелса".

С чем у Джоя было все хорошо, так это с выпивкой. И хотя за всю взрослую жизнь на его банковском счету редко лежало больше двух тысяч долларов, он практически всегда мог позволить себе приличное виски. Никто не мог сказать, что Джой Шеннон пьет дешевое пойло.

В последний вечер, который он провел под крышей родного дома, в субботу, 25 октября 1975 года, он сидел у этого окна с бутылкой "колы". Тогда он еще не пристрастился к спиртному. В небе, как бриллианты, сверкали звезды, за горами ждали тысячи дорог, и выбор зависел только от него.

Теперь при нем была бутылка виски. Что его очень радовало.

На дворе стоял 1995 год, 21 октября, тоже суббота. Субботний вечер Джой считал худшим из всей недели, хотя и не мог сказать, почему. Может, не любил субботу, потому что большинство людей в этот день наряжались и ходили кто в гости, кто на танцы, на концерт или в театр, чтобы таким образом отпраздновать окончание еще одной рабочей недели, тогда как Джой не находил повода для празднования: он всего лишь выдержал еще семь дней тюрьмы, каковой стала его жизнь.

Гроза началась около одиннадцати. Яркие серебряные зигзаги молний зазмеились по черноте неба, отражаясь в оконном стекле. Раскаты грома вытряхнули из облаков первые крупные капли. И те ударились в окно и расплылись по нему, отделив от Джоя внешний мир мутной водяной пленкой.

В половине первого он поднялся со стула и пошел к кровати. В комнате стояла кромешная тьма, словно в угольной шахте, но Джой прожил в этой комнате двадцать лет и мог найти дорогу без света. Мысленным взором он видел вытертый, потрескавшийся линолеум, овальный тряпочный коврик, связанный матерью, узкую кровать с металлическим изголовьем, тумбочку с перекошенными ящиками. В одном углу стоял тяжелый, обшарпанный стол, за которым он двенадцать лет делал уроки, а когда ему исполнилось то ли восемь, то ли девять, написал первые рассказы о волшебных царствах, монстрах и путешествиях на Луну.

Мальчишкой Джой любил книги и хотел стать писателем. Как раз в этом за последние двадцать лет он неудачи не потерпел, пусть и потому, что даже не предпринял такой попытки. После того октябрьского уик-энда в 1975 он перестал писать и отказался от своей мечты.

На кровати не было не только покрывала, но и простыней. А Джой слишком устал, чтобы искать их. Да и голова кружилась от выпитого.

Он вытянулся на голом матрасе, в рубашке и джинсах, даже не сняв туфли. В темноте заскрипели пружины. Знакомый звук.

Но, несмотря на усталость, спать Джою не хотелось. Полбутылки виски не хватило, чтобы успокоить нервы и заглушить дурное предчувствие. Джой ощущал, что ему грозит опасность. А заснув, стал бы совершенно беззащитным.

И все-таки он понимал, что надо отдохнуть. До похорон отца оставалось меньше двенадцати часов, и требовалось набраться сил. День предстоял нелегкий.

Он перенес стул к двери. Спинку подставил под ручку. Соорудил простую, но эффективную баррикаду.

Комната находилась на втором этаже. Никакой незваный гость не мог подобраться к окну снаружи. А если бы и подобрался, то открыть не смог: не позволил бы шпингалет.

Улегшись вновь, какое-то время Джой вслушивался в барабанную дробь, которую дождь выбивал по крыше. Если бы кто-то в этот самый момент бродил по дому, дробь эта заглушила бы шум шагов, они бы просто растворились в этом ровном звуковом фоне.

– Шеннон, – пробормотал он, – ты еще не такой старый, а у тебя уже едет крыша.

Как оркестр похоронного кортежа, дождь проводил Джоя в тяжелый сон.

Во сне он делил кровать с мертвой женщиной, одетой в странную прозрачную одежду, заляпанную кровью. Умершая, она вдруг зашевелилась, оживленная демонической энергией, и провела холодной рукой по его щеке. "Хочешь заняться со мной любовью? – спросила она. – Никто не узнает. Даже я не смогу свидетельствовать против тебя, потому что я не только мертва, но и слепа, – она повернула голову, и Джой увидел, что у нее нет глаз. Пустые глазницы смотрели на него самой черной чернотой, которую ему доводилось видеть. – Я твоя, Джой. Я вся твоя".

Он проснулся не с криком, а со всхлипом отчаяния. Сел, свесив ноги с кровати, закрыл лицо руками, из глаз катились слезы. И пусть даже от выпитого голова шла кругом, а к горлу подкатывала тошнота, Джой понимал, что реакция на кошмарный сон какая-то странная. Сердце колотилось от страха, но горе было куда сильнее ужаса.

Часы показывали половину четвертого утра. Он проспал меньше трех часов.

Темнота по-прежнему давила на окно, дождь все лил и лил. Джой поднялся, подошел к столу, на котором оставил недопитую бутылку. Один глоток повредить не мог. Наоборот, помог бы дотянуть до рассвета.

• Предыдущая
• 2/103
• Следующая