Лицо в зеркале - Кунц Дин Рей - Страница 43

• Предыдущая
• 43/120
• Следующая

Портвейн пили на десерт. Фрик предпочитал шоколадный торт. Он предполагал, что даже в 1930-х годах, когда строили особняк, страну не наводняли банды охотников за портвейном. Так что хранилище снабдили потайной дверью забавы ради.

Это помещение, размерами поменьше стальной комнаты для шуб, могло бы стать отличным убежищем, в зависимости от того, сколько времени ему предстояло там провести. За несколько часов он бы даже и не замерз.

Конечно, если б пришлось сидеть в хранилище два или три дня, у него возникло бы ощущение, что его похоронили заживо. Начался бы приступ клаустрофобии, который мог привести к безумию, он бы, возможно, пожрал себя, начав с пальцев ног и поднимаясь все выше.

Разволновавшись из-за оборота, который принял второй разговор, он забыл спросить у Таинственного абонента, как долго придется сидеть в убежище.

Фрик вышел из хранилища портвейна и закрыл дверь из деревянных ящиков.

Повернувшись, уловил движение в тоннеле, по которому вошел в грот. Уже не мерцание псевдогазовых рожков.

Большой, странный, спиральный силуэт перекатывался по полкам с бутылками и по сводчатому потолку, в маленьких прямоугольниках света и тени, приближался к гроту.

В отличие от отца на большом экране, Фрика в момент опасности парализовал страх, он не мог ни атаковать, ни бежать.

Бесформенная, пребывающая в постоянном движении, изменяющаяся тень подбиралась все ближе, и наконец ее источник появился на входе в грот: привидение, призрак, дух, косматый и белый, полупрозрачный и словно светящийся изнутри, он медленно плыл к нему, подталкиваемый неведомой силой.

Фрик испуганно отпрыгнул назад, споткнулся, плюхнулся на кирпичный пол, да так и остался на заду, таком же тощем, как и его бицепсы.

А призрак уже выплыл в грот, скользя, как скат в океанских глубинах. Свет и тени играли на призрачной поверхности, окружая его еще большей тайной, вызывая еще больший страх.

Фрик поднял руки, закрывая лицо, сквозь пальцы наблюдал, как призрак проплывает над ним. На какие-то мгновения, невесомый и медленно вращающийся, призрак напомнил ему Млечный Путь с его спиральными рукавами, а потом он понял, что перед ним.

Подгоняемая ленивым ветерком, над ним плыла лжепаутина, сработанная мистером Нутом. Плыла с грациозностью медузы, следуя потоку воздуха, который через грот увлекал ее к следующему коридору.

Униженный случившимся, Фрик поднялся.

На выходе из грота паутина зацепилась за одну из потолочных ламп, закрутилась и повисла на ней, словно вещица из ящика для нижнего белья Динь-Динь[38].

Злясь на себя, Фрик убежал из винного погреба.

И уже в дегустационной, закрыв за собой тяжелую стеклянную дверь, вдруг сообразил, что паутина не могла оторваться сама по себе. И воздушный поток не мог оторвать ее, поднять и донести до грота.

Кто-то должен был, по меньшей мере, случайно ее задеть, и Фрик точно знал, что сам он этого не делал.

Он подозревал, что кто-то крался за ним по винному лабиринту, а потом, осторожно, стараясь не помять, отцепил паутину из какого-то угла и пустил по ветру, чтобы напугать его.

С другой стороны, он хорошо помнил вылезающего из унитаза, чешуйчатого, зеленого монстра, который оказался ненастоящим, поскольку отказался от ломтя ветчины.

Несколько мгновений Фрик постоял, глядя на стол. Пока он бродил по погребу, тарелки уже унесли.

Это могла сделать одна из горничных. Или сама миссис Макби. Хотя, учитывая ее занятость, она скорее прислала бы мистера.

С чего кому-то из них красться за ним по винному погребу, не окликая? С чего отцеплять сплетенную Нутом паутину и отправлять ее в свободный полет? Он даже представить себе не мог, какая на то могла быть причина.

И Фрик почувствовал, что он находится в центре паутины, сплетенной отнюдь не мистером Нутом, в центре невидимой паутины заговора.

На звонок Данни Уистлер реагирует сразу же, едет в Беверли-Хиллз.

Автомобиль ему более не нужен. Тем не менее ему нравится сидеть за рулем сделанной с умом машины, и даже простое удовольствие, получаемое от вождения, приобретает новый привкус в свете недавних событий.

По пути светофоры, когда он приближался к ним, приветствуют его зеленым светом, а при поворотах в транспортном потоке всегда возникает просвет. Так что он мчится, выбрасывая из-под колес черные волны воды. Вроде бы следует радоваться, но множество забот давит тяжелой ношей.

В отеле (судя по автомобилям, сюда пускают только тех, чей доход составляет число с шестью и более нулями) он оставляет машину служителю на автостоянке, дает на чай двадцатку, потому что, скорее всего, не сумеет потратить все имеющиеся у него наличные на собственные удовольствия.

Роскошь вестибюля принимает его в свои объятья. Там так тепло, красиво и уютно, что Данни тут же забывает, что за дверями холодная и дождливая ночь.

Стены обшиты ценными породами дерева, дорогая мебель, способствующее романтике освещение, бар отеля огромен, но тем не менее забит до отказа.

Каждая женщина, независимо от возраста, красавица, благодаря то ли милости Господа, то ли ножу хорошего хирурга. Половина мужчин симпатичны, как кинозвезды, вторая половина думает, что внешне они ничем не уступают тем самым звездам.

Большинство этих людей работает в индустрии развлечений. Они — не актеры, но агенты, менеджеры киностудий, журналисты, продюсеры.

В любом другом отеле, по всему городу, можно услышать разговоры на нескольких иностранных языках, но в этом говорят только на английском, причем на той немногословной, но колоритной версии английского, которая известна как диалект сделок. Здесь укрепляют связи, делают деньги, договариваются о сексе.

Эти люди энергичны, оптимистичны, любят и умеют пофлиртовать, шумливы и уверены в собственном бессмертии.

В той самой манере, в какой Гэри Грант в фильмах прокладывал путь в толпе собравшихся на вечеринку гостей (словно катился на коньках, тогда как остальные плелись с гирями на ногах), Данни скользит мимо бара, среди столиков, за которыми нет свободного места, к самому дорогому угловому столику на четверых. За ним сидит один человек.

Зовут этого человека Тайфун, во всяком случае, он хочет, чтобы его так называли. Произносит он свое имя, как тай-фун, и при первой встрече говорит вам, что носит имя чудовища из греческой мифологии, чудовища, которое летало в грозовых облаках и сеяло ужас там, куда приносил его дождь. А потом смеется, возможно, осознавая, что имя это так разительно не соответствует его внешности, мягкому деловому стилю и безупречным манерам.

В Тайфуне нет ничего чудовищного или грозового. Он пухлый, седоволосый, с добрым женоподобным лицом, которое в кино могло бы стать как лицом блаженной монахини, так и лицом святого монаха. Улыбка на этом лице появляется быстро и часто и кажется искренней. Голос у него мелодичный, он умеет слушать, располагает себе, через минуту становится вам другом.

Одевается он безупречно: темно-синий костюм, белая шелковая рубашка, красно-синий клубный галстук, красный платочек в нагрудном кармане. Густые седые волосы уложены стилистом, обслуживающим звезд и особ королевской крови. Чистая кожа сглажена дорогими мягчительными средствами, белоснежные зубы и аккуратные ногти говорят о том, что он гордится своей внешностью.

Тайфун сидит лицом к залу, царственно великолепен, добрый монарх, взирающий на своих придворных. И хотя многие из находящихся в зале наверняка хорошо с ним знакомы, никто его не беспокоит, словно понимают, что он хочет видеть всех, хочет, чтобы все видели его, но ни с кем не хочет разговаривать.

Из четырех стульев два обращены к залу. Данни занимает второй.

Тайфун ест устрицы и пьет превосходное «Пино Грего». Он говорит: «Пожалуйста, пообедай со мной, дорогой мальчик. Заказывай, что пожелаешь».

Словно по мановению волшебной палочки, у столика мгновенно появляется официант. Данни заказывает двойную порцию устриц и бутылку «Пино Грего»для себя. Он всегда любил вкусно есть и сладко пить.

• Предыдущая
• 43/120
• Следующая