Черные реки сердца - Кунц Дин Рей - Страница 113
- Предыдущая
- 113/149
- Следующая
– А-а-а?
– Жду, – ответил ему Рой.
Дюваль или не обратил внимания на иронию, или просто не почувствовал ее. Он продолжал:
– Я получил две информации, которые заинтересуют вас. Информация номер один: как вы думаете, что случилось с ранчо, когда оттуда забрали все тела и Стивен Акблом был приговорен к пожизненному заключению?
– Там поселились монашки-кармелитки, – ответил Рой.
– Откуда вы это знаете? – спросил его Дюваль. Ему даже в голову не пришло, что Рой попытался сострить. – Там нет никаких монашек. На ранчо живут только двое – Поль и Анита Дресмунд. Они живут там целых пятнадцать лет. Все в Вэйле считают, что это место принадлежит им, а они и не спорят. Им сейчас по пятьдесят пять лет. Но они выглядят и живут как люди, которые могли позволить себе оставить работу в сорок лет – именно так они и говорят, или вообще никогда не работали и проживали наследство. Словом, они идеальная парочка для этого.
– Для чего?
– Чтобы присматривать за этим местом.
– А кто его хозяин?
– Это и есть самая странная вещь.
– Я в этом и не сомневался.
– От Дресмундов требуется играть роль хозяев и держать в тайне, что им платят за то, что они там живут и присматривают за ранчо. Им нравится кататься на лыжах и вообще жить как обеспеченные люди. Им все равно, что у этого места такая репутация. Поэтому они никогда ничего не болтали.
– Но почему они рассказали все вам?
– Ну, вы понимаете, люди иногда более серьезно, чем нужно, реагируют на удостоверения ФБР и на некоторые угрозы, – ответил ему Дюваль. – Еще могу сказать, что до позапрошлого года им платил адвокат из Денвера.
– У вас есть его имя?
– Бентли Лингерхолд. Но мне кажется, что он нам не пригодится. Как я уже сказал, еще полтора года назад чеки Дресмундам приходили из трастового фонда «Мемориальный траст Вэйля», с которым работал этот адвокат. У меня был компьютер, и я связался с «Мамой», она проследила этот фонд. Его уже не существует, но записи о нем сохранились. Он управлялся другим трастом, который все еще существует, – «Активный траст Спенсера Гранта».
– Вот так! Боже мой! – воскликнул Рой.
– Потрясающе, да?
– Значит, ранчо все еще принадлежит сыну?
– Да, и он контролирует дела с помощью других людей и фондов. Полтора года назад право собственности было передано от «Мемориального траста Вэйля», которым владеет сын, в оффшорную корпорацию на острове Гранд-Кайман. Это просто рай в Карибском бассейне, где можно не платить налоги и...
– Да, да, я все знаю. Продолжайте.
– С тех пор Дресмунды получают чеки от какой-то компании под названием «Венишмент интернешнл». С помощью «Мамы» я проник в банк Гранд-Каймана, где у компании имеется счет. Я не смог узнать размер этого счета или что-то по поводу разных действий с ним, но мне удалось выяснить, что «Венишмент» контролируется холдинговой компанией, расположенной в Швейцарии, – «Амелия Эрхарт энтерпрайзес». – Рой заерзал на сиденье. Он жалел, что у него не было с собой ручки и блокнота, чтобы зафиксировать все детали. Дюваль добавил: – Родители матери Спенсера Гранта – Джордж и Этель Порт пятнадцать лет назад организовали «Мемориальный траст Вэйля», через полгода после того, как разразился скандал со Стивеном Акбломом. Они через этот траст могли управлять собственностью, и их имена не упоминались в связи с этим трастом.
– Почему они не продали владение?
– Ничего не знаю. Но годом позже они организовали «Активный траст Спенсера Гранта» для мальчика, своего внука. Это было сделано здесь, в Денвере, через Бентли Лингерхолда, сразу после того, как мальчику официально поменяли имя и фамилию. В то же самое время они обязали траст заниматься делами «Мемориального траста Вэйля». Но «Венишмент интернешнл» начал свою работу только полтора года назад, когда дедушка и бабушка уже давно умерли. Поэтому нужно считать, что сам Спенсер основал этот «Венишмент» и что он большую часть своего состояния вывел из США.
– Все началось примерно в то время, когда он начал стирать свое имя из всех файлов, – заметил Рой. – Теперь скажите мне еще кое-что... когда вы говорили об этих трастах и разных оффшорных компаниях, вы упоминали о больших суммах денег, не так ли?
– Да, они действительно значительные, – подтвердил Дюваль.
– Откуда они взялись? Я хочу сказать, что отец был знаменитым...
– Вы знаете, что с ним случилось после того, как он признал себя виновным?
– Расскажите мне.
– Он был осужден на пожизненное заключение в заведении для ненормальных криминальных личностей. У него не было никакой возможности заслужить прощение и освобождение из-под стражи. Он с этим и не спорил, и не посылал прошение о помиловании. Он был абсолютно спокоен с того момента, как его арестовали. Так же он себя вел и во время суда. Никаких вспышек гнева, никаких сожалений.
– Они не имели смысла. Он понимал, что ему ничего не поможет. Он же не сумасшедший!
– Нет? – Дюваль был поражен услышанным.
– Ну, он не отличался иррациональным поведением, он ничего не болтал, не бушевал, или что-то еще. Он понимал, что ему оттуда не выйти. Он реально воспринимал ситуацию.
– Наверное, вы правы. Ну а родители жены объявили его сына законным владельцем всей собственности Акблома. По просьбе Портов суд сразу же разделил ликвидированную собственность, за исключением ранчо, между мальчиком и семьями жертв, где имелись дети погибших или супруг. Попробуйте угадать, каковы были эти суммы?
– Не берусь, – ответил ему Рой.
Он выглянул в иллюминатор и увидел, что парочка местных полицейских идет вдоль вертолета и внимательно его рассматривает.
Дюваль не обратил никакого внимания на ответ Роя. Он продолжал выдавать новые подробности:
– Так вот, деньги поступили от продажи коллекции картин других художников, которой владел Стивен Акблом. Но большую часть суммы составила прибыль от продажи его собственных работ. Тех самых, которые он никогда не хотел продавать. Всего получилось более двадцати девяти миллионов долларов.
– После уплаты налогов?
– Ну, понимаете, цена на его картины подскочила после этого жуткого скандала. Кажется странным, что кто-то захотел повесить у себя дома работы художника, о котором известно такое. Можно было бы предположить, что их никто не станет покупать. Но на рынке картин царило безумие. Цены на картины были «запредельные»!
Рой вспомнил цветные репродукции работ Акблома, которыми он любовался будучи мальчиком, когда стала известна эта история, и про себя не согласился с Дювалем. Работы Акблома были восхитительными. Если бы Рой был в состоянии купить их, он с удовольствием украсил бы дом дюжиной полотен.
Дюваль сказал:
– Все эти годы цены на его картины росли, хотя уже медленнее, чем раньше. Конечно, семейству стоило бы придержать его работы. Но тем не менее мальчику после выплаты налогов осталось четырнадцать с половиной миллионов. Если только он не транжира, то за все эти годы его состояние значительно увеличилось.
Рой вспомнил домик в Малибу, дешевую мебель и ничем не украшенные стены.
– Нет, он жил весьма скромно.
– Вот как? Ну, вы понимаете, его старик жил не так шикарно, как мог бы себе позволить. Он отказывался строить более вместительный дом. Не желал держать слуг. К ним только приходила горничная, и один человек следил за домом и садом, но оба они покидали дом в пять часов. Акблом говорил, что ему нужна спокойная и простая жизнь, чтобы ему не приходилось расходовать впустую свою творческую энергию, – захохотал Гэри Дюваль. – Он просто не желал, чтобы кто-то находился дома ночью и мог поймать его за играми в подвале флигеля.
Мормон-полицейский снова прошел мимо вертолета, глянув через иллюминатор на Роя. Рой помахал рукой.
И полицейские в ответ тоже помахали ему.
Они махали и улыбались.
Дюваль продолжал:
– Очень странно, что жена не обнаружила все гораздо раньше. Он занимался своим «искусством» целых четыре года, пока она не начала его подозревать.
- Предыдущая
- 113/149
- Следующая
